Изображение советского коммунизма как светской религии давно стало общепринятым, но мне лично справедливость такого подхода открылась тогда, когда я впервые лицом к лицу столкнулся с советским культом Ленина во всей его интенсивности. Кремлевские лидеры используют имя Ленина в качестве постоянного, почти мистического заклинания для обоснования законности любой проводимой ими политики: «Ленин был основателем государства, творцом революции, вершителем истории, и мы идем по его пути. Ленин был величайшим гением и мудрецом, который провидел, как социализм будет развиваться в нашей стране и распространяться по всему миру, и мы продолжаем его борьбу. Ленин был гуманным, добрым, чутким, с обаятельной улыбкой, заразительным смехом; в жизни он был прост и скромен, он был отцом гуманного общества, которое мы улучшаем с каждым днем».
Будь то торговля с Западом, предостережения о проникновении враждебной идеологии, решения о строительстве электростанций, лозунги о важности печати и кино или высказывания о ядерной войне (о которой Ленин и предполагать не мог, хотя цитаты из его произведений натягиваются так, будто он и ее предвидел) — для всего, что предпринимается в России сегодня, находятся высказывания Ленина, цитируемого, как священное писание. В политической системе, которая отрицает существование Хрущева и замалчивает значение Сталина, обоснование законности базируется на авторитете одного человека — Ленина. Именно ленинским кредо обосновывается непогрешимость Коммунистической партии и ее вождей.
В иерархии общественной символики Маркс — фигура четко второстепенная, но насколько второстепенная, я узнал как-то вечером, когда американскому дипломату среди прочего реквизита потребовался бюст Маркса. Дипломат организовал поиски небольшого бюста Маркса в магазинах столицы, на что потребовалось более двух дюжин человек. Маленькие бюсты Ленина продаются по всей Москве; много даже статуэток Тургенева и Толстого, но ни один из нас не смог найти в продаже бюста Маркса. Удалось раскопать лишь одно изображение Маркса — барельеф с профилями Ленина, Маркса и Энгельса вместе, который мы заняли у одного иностранного посла. Продавцы в московских магазинах удивлялись, что кому-то потребовался бюст или статуэтка Маркса: «У нас их никогда не бывает, — сказала мне одна озадаченная продавщица. — Никто их не спрашивает».
В противоположность этому изображения Ленина — вездесущая икона. Почитание его телесных останков напоминает культ святых мощей в христианстве и исламе. Попытка увековечить иллюзию бессмертия Ленина путем сохранения его останков в Мавзолее — другая явная аналогия с религией. Светские святыни для поклонения Ленину — скромные или гигантские памятники — рассеяны, как семена ветром, по всей этой необъятной стране. Над главной площадью каждого города возвышается статуя Ленина — ведущего, призывающего, произносящего речи, жестикулирующего или смело шагающего в светлое будущее. Ни одно государственное учреждение не обходится без портрета Ленина, пишущего, работающего, думающего, и, прежде всего, указывающего путь. Статуя Ленина, выкрашенная золотой краской, каждое утро приветствует детей в вестибюле нашей районной школы. На заводах, в институтах, общежитиях имеются «красные уголки» — часто мрачные маленькие комнаты с лозунгами, таблицами и фотографиями, в центре которых — всегда Ленин, как продолжение русской традиции, когда в каждом доме, в углу, висели иконы с изображением Христа, Божьей Матери и различных святых, перед которыми люди молились. Возможно, партия поняла, что русские по своей природе — глубоко религиозный народ, и решила использовать эту их черту для своих целей, либо сами люди, перейдя из одной религии в другую, инстинктивно поместили своего нового святого в угол на место старых.
В музее Ленина в Москве — красивом старом трехэтажном здании с высокими потолками, расположенном рядом с Красной площадью, — партийные ученые и пропагандисты собрали в 34 огромных выставочных залах более 10 тыс. памятных предметов, имеющих отношение к Ленину. Я видел, как туда приводят группы учащихся и студентов — не столько для экскурсий, сколько для сеансов идеологической обработки. В музее есть целый ряд интересных экспонатов: первый оттиск «
Практически в каждом городе есть свой местный вариант музея Ленина. Однажды в далекой Сибири в якутской деревне (якуты — народ, напоминающий эскимосов) я посетил сельскую школу, где учительница с гордостью показала мне ленинскую комнату. Ее любимым экспонатом был сделанный детьми макет хижины, в которой якобы родился Ленин. В Таджикистане строители гигантской Нурекской плотины использовали впервые полученную электроэнергию для освещения укрепленного на вершине горы лозунга «Ленин с нами». В Ленинграде свисающие с крыш, установленные вдоль дорог (как щиты с изречением «Иисус спасает» на американском юге) транспаранты возглашают: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». Культ Ленина достигает своего апогея 6 ноября, в канун ежегодного парада в честь захвата власти большевиками. В этот вечер 6 тыс. представителей советской элиты собираются в кремлевском Дворце Съездов на ритуальные торжества: передаваемый по телевидению доклад одного из ведущих членов Политбюро и концерт с участием лучших артистов, включающий сцены из балетных спектаклей Большого театра, выступления солистов оперы, исполнение патриотических гимнов хором баритонов и яркие народные танцы в национальных костюмах. А в перерыве между докладом и концертом на огромном экране разворачиваются киноэпизоды священной революции в стиле Эйзенштейна, мелькают кадры: штурм Зимнего; вождь мировой революции мечется на экране подобно персонажам ускоренных немых фильмов, непрестанно руководя массами, подогревая их революционный пыл, разжигая пламя революции; гремят залпы броненосца «Потемкин»; красногвардейцы устремляются во дворец; большевики побеждают; 1917 год сменяется 30-м. Хористы в рабочих одеждах поют революционные песни о труде, а на экране — период лихорадочной индустриализации: бригады строителей, сварщиков, множество подъемных кранов, грузовики, строительство плотин. Следующие кадры: 1941 год. Вторая мировая война. Груды бутылок с горючей смесью. Новобранцам раздают ружья. На заснеженной Красной площади — парад пехоты и танков, отправляющихся отсюда прямо на фронт, чтобы задержать наступление немецких войск, угрожающих Москве. Дети копают оборонительные траншеи. Солдаты в белых маскировочных халатах, увязая в снегу, идут в атаку. А на сцене уже другие хористы — все в касках — поют красноармейские песни. На экране — огни салюта. Парад Победы. В кульминационный момент бас с мощной грудью ревет в сопровождении хора «Коммунисты, вперед!» Солист, а вслед за ним хор с десяток раз повторяет этот призыв. Зажигается свет. Огромная сцена заполнена, по меньшей мере, двумя тысячами певцов — могучие горластые мужчины в черных костюмах, орущие слова песни, женщины в белых плиссированных платьях до полу, напоминающие лес коринфских колонн, дети в белых рубашках и красных галстуках — форме юных пионеров. Поистине грандиозный хор! Рядом с ним храмовый хор мормонов кажется октетом. Вся эта масса певцов гремит во всю мощь, а прожекторы ярким светом заливают величественную белую статую Ленина, выдвинутую в центр сцены. Хор ревет, как волны вечности, Ленин светится — одна рука в кармане, другая держит раскрытую книгу — снова живой. Ослепительная белизна статуи символизирует воскресение. Поистине религиозный момент, рассчитанный на то, чтобы внушить благоговение, оживить веру у тех, кто стал черствым, циничным и забывчивым. Это, разумеется, чисто коммунистическое действо, но оно вполне в духе русского характера, — ведь русские любят грандиозные зрелища. Отличная режиссерская работа!
Не только люди с Запада, но и сами русские понимают, что это — религиозный обряд. В частных беседах они отпускают шутки по адресу «Владимира Второго», имея в виду, что первым был великий киевский князь Владимир, который в 988 г. ввел на Руси заимствованное у Византии православие. Я помню официальное сообщение ТАСС в ноябре 1974 г. об открытии Мавзолея Ленина после ремонта, продолжавшегося 6 месяцев; целью этого сообщения было окружить Ленина неким религиозным нимбом: «С самой зари бесконечный людской поток протянулся через Красную площадь от гранитной гробницы, которую трудящиеся всех стран считают священной. За полстолетия 77 миллионов человек прошли в скорбном суровом шествии мимо гроба, в котором лежит гений человечества. И, начиная с этого дня, еще тысячи и миллионы людей из всех стран мира придут поклониться Ленину».
Создавая вокруг памяти Ленина невероятную пропагандистскую шумиху, советские руководители пытаются подогреть остывающий идеологический пыл, ибо за фасадом коммунистического конформизма обнаруживаются поразительные противоречия и ржавчина неверия. Конечно, существуют и энтузиасты, но столь же несомненно, что в аппарате ЦК КПСС — самом сердце системы — есть (и они известны моим друзьям) официальные лица, которые в узком кругу высмеивают своих руководителей и цинично относятся к системе. Мне лично довелось познакомиться с членами партии, которые являются близкими друзьями диссидентов, таких, как Александр Солженицын и Андрей Сахаров. Я знал и таких, которые тайком крестят своих детей, устраивают свадьбы и похороны по религиозному обряду, публично заявляют о своей лояльности, а в кругу друзей обмениваются анекдотами о партии. В конце концов, дочь самого Сталина, Светлана Аллилуева, бывшая коммунистка, обратилась к религии и дружила с некоторыми писателями-диссидентами. Ее отступничество так поразило Запад потому, в частности, что в западном мире бытует представление о типичном правоверном коммунисте как о некоем плакатном каноническом образе, исключающем существование скептиков, циников или неверующих внутри партии.
Наш собственный политический опыт не облегчает нам понимания этого явления. На открытой политической арене стран Запада тот, кто вступает в партию, делает это по убеждениям. А в Москве какой-нибудь подтянутый молодой человек откровенно расскажет, что хочет вступить в партию, «чтобы добиться продвижения по службе» или «съездить за границу, а без партийного билета на это нет никаких шансов». Другие приводят в качестве мотива вступления в партию семейные традиции или связи. Люди средних лет припоминают, что стали членами партии в пылу патриотизма военных лет. Немало и таких, которые вступали в партию во время наборов, организованных в войсковых частях, на заводах и в учреждениях, когда людей настойчиво уговаривали вступить в ряды КПСС для обеспечения предусмотренной нормы. «В наши дни в партию вступают почти без причины, — сказал один член КПСС, человек средних лет, — так же, как на Западе ходят в церковь — по привычке, а не из религиозных побуждений». Для карьеристов членство в партии — путь к власти, высокому положению привилегиям, а убеждения — дело второстепенное. Однако иностранцу нелегко проникнуть за идеологический фасад членов партии или любого советского чиновника, чтобы определить, кто из них искренне убежденный коммунист, а кто, как выразился один русский, — «редиска» (красная снаружи, белая внутри). Большинство коммунистов при встрече с иностранцами обрушивают на них такой догматизм, говоря о линии партии, что нормальный диалог становится невозможным. Может быть, это не более, чем заученная позиция, поскольку в присутствии переводчиков, экскурсоводов и других официальных лиц искренний разговор слишком опасен. Я вспоминаю, что как-то на конференции, о которой я должен был дать репортаж, один из ораторов вызвал у меня невероятное раздражение своими особенно категорическими неоднократными высказываниями. Каково же было мое удивление, когда я потом узнал, что этот человек в личной беседе с одним американцем выяснял возможности удрать на Запад. Навязшие в зубах публичные политические заявления этого человека были лишь прикрытием. У москвичей есть анекдот о барьере, на который наталкиваются иностранцы, пытаясь узнать, что же в действительности думают русские: американский ученый, приехав в Москву, спрашивает своего русского коллегу о его отношении к войне во Вьетнаме. Русский отвечает буквальной выдержкой из «Правды». Американец спрашивает его мнение о событиях на Ближнем Востоке, и русский приводит комментарий из «Известий». На другие вопросы американец слышит подобные же ответы. В конце концов, он раздраженно восклицает: «Я знаю, что пишут в «Правде», и в «Известиях», и во всех других газетах. Но вы-то сами что думаете?» «Не знаю, — отвечает русский беспомощно. — Я не согласен с тем, что я думаю».
Русские, с которыми мне довелось познакомиться поближе, рассказывали, как они и их друзья, отдав дань культу Ленина, находят затем способы использовать это в своих личных целях. Так, один лингвист, побывавший за границей, рассказывал мне об экскурсиях «По ленинскому пути» (излюбленный партийный лозунг), организуемых государственными экскурсионными бюро для советских граждан с целью посещения мест, связанных с жизнью и деятельностью Ленина. Несмотря на чрезмерные дозы пропаганды, эти экскурсии, по словам лингвиста, очень популярны, так как люди хватаются за возможность поездить по Германии, Польше, Чехословакии, Финляндии, а иногда даже по Швеции, Швейцарии, Франции, Британии или Бельгии — странам, в которых бывал Ленин, но которые обычно недосягаемы для большинства рядовых советских граждан. Симпатичный молодой рабочий из областного города под Москвой рассказал мне и о других экскурсиях. Время от времени заводы или другие организации из отдаленных городов заказывают автобусы для поездки в Москву с целью посещения музея Ленина. По прибытии в Москву «экскурсанты» заявляют своему экскурсоводу, что музей Ленина их не интересует и что им надо походить по магазинам. Рабочий рассказывал, что обе стороны договариваются встретиться к вечеру для краткого символического посещения музея с целью соблюдения формальностей, но многие даже и не заходят в музей. «Такое соглашение устраивает всех, — сказал мой юный знакомый. — Экскурсовод получает зарплату, почти не работая, люди успевают сделать покупки в Москве, что очень для них важно, а партийные деятели музея и завода могут записать, что рабочие изучают Ленина».
Отдать дань Ленину, чтобы добиться какой-то своей цели, — излюбленный способ многих русских либеральных интеллигентов, с помощью которого они стремятся расширить пределы дозволенного в искусстве и литературе. Художники часто используют сюжеты, связанные с Лениным, чтобы за счет этого добиться одобрения своих модернистских экспериментов в технике письма. Музыканты тоже применяют этот прием. Однажды виолончелист Мстислав Ростропович, которому за поддержку, оказанную им Александру Солженицыну, много месяцев отказывали в сольном выступлении, получил, наконец, разрешение исполнить в Московской консерватории Венгерскую сюиту Арама Хачатуряна. Программа открывалась оркестровой одой Ленину. Это расчистило путь для выступления Ростроповича. «Кое-что партии, а кое-что нам», — заметил один любитель музыки.
Уже много лет назад журналисты, ученые, писатели обнаружили, что, броско цитируя Ленина, особенно в начале и в конце статьи, можно протащить через цензуру материал, который иначе вряд ли бы прошел. Один западный ученый рассказывал, например, о книге об Африке, написанной советским специалистом по международным отношениям. Ученый считал, что книга написана хорошо, но недостатком ее являются встречающиеся то тут, то там неуместные цитаты из Ленина. Но когда, разговаривая с автором, ученый сказал об этом, тот откровенно признался: «Понимаете, ведь у меня есть редактор, он и вставляет эти цитаты». Очень популярный журналист рассказал мне, что он сам часами изучал работы Ленина, чтобы, использовав их в своих сомнительных, с точки зрения цензуры, статьях, сделать эти статьи более приемлемыми.
Студенты, обучающиеся в советских вузах, в качестве обязательных предметов изучают огромный курс истории партии и марксизма-ленинизма, но какой-либо интерес к овладению этой доктриной проявляют очень немногие. Некоторые интеллигенты считают даже опасным слишком хорошее знание талмудических формулировок Ленина. Как-то вечером, я слышал, что один ученый советовал своему сыну-студенту не цитировать Ленина слишком точно, так как это может привести к неприятностям в отношениях с партийными деятелями — ведь они знают работы Ленина гораздо хуже и еще встревожатся: а вдруг этот молодой человек использует цитаты Ленина в споре против них. «Может получиться так, что ты будешь знать Ленина чересчур хорошо, во вред самому себе», — предостерег отец. Но такие случаи редки. Большинство студентов жалуется, что партийно-политические курсы очень скучны, и почти хвастается тем, как быстро после экзаменов они забывают ленинский катехизис. Однако массовое равнодушие почти никогда не переходит в открытый протест или даже в безобидные шалости. Я никогда не видел и не слышал, чтобы из миллионов изображений Ленина по всей стране хотя бы одно было испорчено или обезображено непочтительными надписями или рисунками, ни к одному никогда даже не пририсовывали усов. В этом смысле Ленин неприкосновенен. Только однажды я был свидетелем публично выраженного саркастического отношения к культу Ленина. К тому времени я сам уже настолько подвергся обработке советского политического окружения, что немедленно испугался за людей, которые были замешаны в увиденной мной сцене. Это были три молодые пары, которые вместе с толпой других советских людей и иностранных туристов пришли как-то в мае в полночь посмотреть смену почетного караула у Мавзолея Ленина. Молодые советские охранники из войск КГБ четко выполнили обычную процедуру: промаршировали медленным гусиным шагом из Кремля на Красную площадь, одной свободной рукой ритмично описывая широкие дуги и строго вертикально держа ружье с примкнутым штыком на ладони другой, проделали у Мавзолея ряд четких быстрых поворотов, ловко сменив старых часовых. Когда сменившиеся солдаты зашагали от Мавзолея тем же гусиным шагом, три молодые пары стали вдруг саркастически скандировать в такт шага: «Молодцы! Молодцы!» — восклицание, которое можно услышать обычно на спортивных соревнованиях в знак одобрения спортсменов. Тут эти возгласы, сопровождавшиеся хихиканьем и произносимые с явным сарказмом, который, я, будучи достаточно близко, не мог не уловить, звучали кощунством по отношению к святая святых. Я ожидал, что молодых людей тут же отведут «куда следует» в сопровождении милиционера, но, очевидно, их крики потонули в гомоне толпы, наблюдавшей смену караула, а когда толпа стала расходиться, эти люди незаметно скрылись.
Реакцией многих русских на культ Ленина являются анекдоты, рассказываемые надежным друзьям за предусмотрительно закрытыми, как я часто замечал, дверьми в кухню и опущенными занавесками. Иностранцам нелегко объяснить юмор анекдотов о Ленине. Их очень трудно перевести, поскольку большинство из них заключает в себе скрытый юмор, для понимания которого требуется хорошее знание советской истории, характерных особенностей различных деятелей и напыщенного стиля советской пропаганды. Довольно широко распространенным объектом вышучивания является практика властей все хорошее приписывать Ленину. Это породило такой, например, стишок: «Прошла зима, настало лето. Спасибо Ленину за это». В одном из анекдотов обыгрываются лозунги о вечно живом Ленине, постоянном спутнике настоящего коммуниста. Пародийная реклама предлагает трехспальную кровать для счастливой коммунистической пары, так как «Ленин всегда с нами». В другом анекдоте, высмеивающем без конца повторяемые эпизоды и лозунги революции, говорится о выпуске в продажу особых подарочных часов, представляющих собой маленький бронированный железнодорожный вагон наподобие того, в котором Ленин прибыл через Германию в Россию. Вместо обычной кукушки, выскакивающей каждый час из своего домика, из окна вагона высовывается маленькая фигурка Ленина, который произносит положенное «ку-ку». Есть анекдоты, часто весьма непристойные, высмеивающие пресловутую мягкость Ленина с одновременными намеками на его приказы о расстрелах или подшучивающие над вымышленным любовным треугольником: Ленин, его жена Надежда Крупская и «Железный Феликс» — Дзержинский, польский революционер, возглавлявший ЧеКа, как тогда называлась тайная полиция. В некоторых анекдотах высмеиваются бесконечно публикуемые воспоминания и мемуары людей, которые якобы видели Ленина при жизни, что косвенно бросает на них отблеск его величия. В одном анекдоте рассказывается, как муж, придя домой, застает жену в постели с другим мужчиной. Муж взбешен, но не самим фактом измены жены, а тем, что ее любовник — бородатый старец. Однако в ответ на его возмущение жена отвечает: «Зато он видел Ленина».
Западным читателям редко удается получить какое-нибудь представление о «ленинских» анекдотах: советские власти настолько чувствительны ко всему, что пишется о Ленине в зарубежной печати, что западные журналисты обычно относятся к этой теме, как к табу. Итальянский журналист Джузеппе Жоска из «Корриере дела Сера» попытался нарушить этот заперт в начале 1972 г. и жестоко за это поплатился. В статье, посвященной культу Ленина, он написал, что наиболее широко распространенная статуя, изображающая Ленина, произносящего речь с протянутой рукой, напоминает человека, пытающегося поймать такси, что так трудно сделать в Москве. Жоска сравнил культ Ленина с культом Муссолини в Италии. Эта статья вызвала резкие нападки на журналиста в советской прессе; ему пришлось выслушать десятки угрожающих, запугивающих и оскорбляющих телефонных звонков. Министерство иностранных дел СССР обвинило Жоска в том, что он пытался завести любовную интригу со своей русской секретаршей, предоставленной ему государственными органами и, разумеется, проверенной КГБ. Жоска категорически отрицал обвинение, а затем уволил молодую женщину за ложную жалобу, состряпанную ею с целью помочь своим хозяевам. Работники КГБ часто следовали по пятам за ним, его женой и дочерью и докучали им, в упор фотографируя. Министерство иностранных дел СССР оказывало нажим на итальянского посла в Москве Федерико Сенси с тем, чтобы он заставил «Корриере дела Сера» отозвать Жоска. Несколько месяцев и журналист, и его газета выдерживали давление. В конце концов, в 1973 г. Жоска покинул Москву. Согласно сообщениям других итальянских корреспондентов, газета согласилась заменить его менее политически активным корреспондентом.
Вообще говоря, русские не интересуются политикой. Безразличие — их главная защита от неуемной партийной пропаганды, превозносящей Ленина и «беспримерные достижения социализма». Для всех, за исключением очень небольшой части людей, государственная политика слишком далека и вершится в слишком высоких сферах, чтобы заботить людей. В обеденный перерыв рядовые советские граждане болтают о работе, о том, как добиться выгодной командировки, судачат о том, кто какие премии получает, выказывая мелкую зависть, или сплетничают о тайных делишках в своем учреждении. Дома, за обеденным столом, они говорят о спорте или спорят о том, какое грибное место лучше, обсуждают семейные дела, ворчат по поводу повышения цен или нехватки товаров, подсчитывают стоимость сертификатных рублей на черном рынке, рассуждают о лучших местах для рыбалки. А если за столом достаточно водки либо если компания подходящая, они начинают философствовать о страданиях души, цитируя стихи Пушкина и Лермонтова. Словом, за исключением вопроса о выезде советских евреев в Израиль, что во время моего пребывания в Москве было постоянной темой слухов и сплетен, рядовые русские, как они сами признаются, не слишком много разговаривают дома о политике. Чрезмерные дозы пропаганды отвратили людей от нее.
14 июня 1974 г. Брежнев выступил в Кремле с главной предвыборной речью. Один мой знакомый историк, который находился в этот день в курортном городе Кисловодске, вспоминал: «Десятки тысяч людей гуляли в это время по парку. Погода была чудесная. Теплая и приятная. По всему парку были установлены громкоговорители, передававшие речь Брежнева. Я наблюдал за гуляющими. В течение двух часов ни один не остановился послушать. Сталина бы все слушали. Побоялись бы не слушать. Хрущева слушали иногда, надеясь на что-нибудь интересное. Но теперь при Брежневе — только равнодушие, полное равнодушие». Оно проявляется и в других сферах советской действительности. Во всех книжных магазинах имеются отделы пропагандистской литературы с большим выбором коммунистической классики — работы Ленина, избранные речи Брежнева, Косыгина, главного партийного идеолога Михаила Суслова. Но покупатели приходят не в эти отделы. Я видел, как люди толпятся у прилавков с технической и художественной литературой, рассматривают фотоальбомы с изображениями старых русских церквей. В середине 1974 г. в большом магазине пластинок фирмы «Мелодия» в центре Москвы продавался необычайно дешевый (50 копеек) комплект из двух долгоиграющих пластинок с записью обращения Брежнева к молодежи. Но за все время, что я был в магазине, никто из молодежи не поинтересовался этими пластинками. Зато нарасхват шли записи какого-то венгерского ансамбля, исполняющего «Сесилию» и «Миссис Робинсон».
Равнодушие проявляется не столько к самому Брежневу, сколько ко всей системе пропаганды. Люди ее просто не замечают. Как и многих других иностранцев, меня сразу же по приезде поразили огромные полотнища лозунгов, свисающие с крыш, прикрепленные к мостам и балконам гостиниц или установленные в световом обрамлении в парках в центре го-города: «Ленин наше знамя», «Партия и народ едины», «Коммунизм победит», «Выше знамя пролетарского интернационализма», «Слава советскому народу, строителю коммунизма», или просто; «Слава труду!» Иностранца это ошеломляет, но русские их и не замечают. Однажды во время поездки, организованной советским Министерством иностранных дел, несколько западных корреспондентов репликами и недоуменными гримасами выражали свое отношение к изобилию лозунгов в том городе, где мы были. Позднее один из русских переводчиков подошел ко мне и тихонько объяснил: «Я слышал, вы говорили об этих лозунгах. Но вы должны понимать, что мы, русские, просто их не видим. Они — как деревья. Часть обстановки. Мы не обращаем на них никакого внимания».
Власти очень мало что могут сделать с таким пассивным сопротивлением. Но от всех граждан они требуют участия в политических обрядах и ритуалах коммунистического общества, почти как в свое время русская православная церковь требовала соблюдения своих предписаний. Как церковь традиционно уделяла больше внимания обрядам, чем теологии, так и коммунистическая партия больше озабочена сегодня ритуалом, чем верой. «Идеология может быть либо символом, либо теорией, — заметил один московский ученый. — Она не может быть и тем, и другим. Наши вожди используют ее как символ, как способ демонстрации лояльности народа. Но это не теория, согласно которой они действуют: она — мертва».
7 ноября или 1 мая Красная площадь превращается в огромную телевизионную студию, из которой показывается парад ракет и танков, тысяч и тысяч ярко одетых гимнастов, выполняющих свои номера и останавливающихся перед заполненной руководителями партии трибуной Мавзолея, чтобы выкрикнуть: «Слава Коммунистической партии Советского Союза! Слава! Слава! Слава!» (один человек сказал мне, что считается слишком смелым даже кричать не так громко, как требуют организаторы парада). По площади проносят высоко поднятые портреты Ленина и живых вождей (которые все выглядят на 10 или 15 лет моложе, чем в действительности), точно так же, как в прошлые века во время крестного хода по Красной площади несли иконы святых. Парады проводятся с такой кромвелевской серьезностью и помпезностью, что русским, по их признанию, все это надоело. Я знал людей, которых партийные и профсоюзные активисты их организаций заставляли участвовать в демонстрации. Некоторые брали медицинские справки, чтобы оправдать свое отсутствие. «Моя мать рассказывала, что перед войной и в военное время считалось почетным участвовать в демонстрации на Красной площади, — заметил молодой усатый государственный служащий. — Но сейчас — это лишь обязанность, навязываемая людям».