По рассказу моего друга-журналиста, директор завода попал в такой переплет, что позвонил секретарю обкома в надежде, что тот сможет достать лак, пустив в ход свои личные связи с секретарем другого обкома. «Партийные боссы поддерживают постоянные связи друг с другом, — сказал журналист. — Сегодня один помогает другому. Завтра этот помогает первому. Секретарь Ленинградского обкома обещал достать материал, но только послезавтра. Это означало, что сегодня и завтра рабочим нечего будет делать, и даже если потом лак появится, едва ли хватит времени, чтобы выполнить месячный план. Поэтому директор решил дать рабочим выходной день в будни, но заставить их отработать черную субботу».

Постоянные трудности со снабжением, не принимаемые в расчет планом, заставляют руководителей промышленных предприятий придумывать всевозможные лазейки и прибегать даже к сомнительным средствам; формально к такой практике относятся неодобрительно, но власти вынуждены с ней мириться. В газете «Известия», являющейся правительственным органом, появилась как-то ругательная статья о директоре одного завода, который хранил про запас большое количество металлического сырья на случай перебоев в снабжении. Однако директору нетрудно было найти оправдание: «Вы знаете пословицу: «Если вам нужен двугорбый верблюд, заказывайте трехгорбого. Все равно лишний горб обязательно срежут».

Теоретически предприятия могут возбудить судебное дело друг против друга за нарушение сроков поставки, но это настолько сложная процедура, и результаты ее настолько незначительны, что большинство директоров предпочитает использовать услуги легендарных толкачей — полулегальных посредников, которые путем запугивания или подкупа добиваются от поставщиков своевременной поставки либо заключают сложные, не предусмотренные планом, сделки с другими предприятиями. Основная проблема заключается в том, что, поскольку продукция каждого предприятия потребляется каким-нибудь другим предприятием, перебои на какой-то одной стадии производства вызывают цепную реакцию. Многие заводы, попав в затруднительное положение, просто обманывают потребителей, снижая предусмотренное нормами содержание ингредиентов продукта, чтобы растянуть свои запасы сырья. Так, инженер, работающий на консервном заводе, откровенно сообщил одному моему советскому другу, что такое надувательство — обычная практика в его отрасли промышленности. «Если мы кладем в варенье меньше сахара, чем положено, или фрукты, качество которых не соответствует стандартам, мы можем изготовить больше консервов и выполнить план», — сказал он. Эта практика настолько привычна, что вовремя международной конференции по консервному делу инженер сам попал в неловкое положение. «Мы пробовали болгарские консервы и были просто потрясены их высоким качеством и прекрасным вкусом, — вспоминал он. — Мы спросили представителя болгарской фирмы, как они добиваются такого высокого качества. С удивлением посмотрев на нас, он ответил: «Да мы просто всегда точно следуем вашим советским рецептам и технологии». Мы здорово смутились — ведь у нас никогда нельзя позволить себе следовать нашим собственным рецептам».

Иногда практикуется и более явный обман. Работник птицеводческого совхоза в Средней Азии рассказывал, что в его совхозе, одном из крупнейших в стране, регулярно проставляли в ведомости дутые цифры, чтобы создать видимость выполнения плана. «Норма была 100 тыс. яиц в день, — сказал он, — и совхоз постоянно недовыполнял ее почти на 30 тыс.» Директору этот человек давал точные цифры ежедневного производства яиц, а тот сообщал районному начальству фиктивные данные. «Директор докладывал, что суточный план выполнен, — продолжал птицевод, — а на следующий день утром обычно приказывал мне списать от 30 до 40 тыс. яиц как если бы они были разбиты и скормлены цыплятам, хотя в действительности этих яиц никогда и не было. Подобным же образом, в транспорте с кормом, поступавшем в совхоз было не 30 тонн, которые нам полагалось получить, а как правило, на полторы-две тонны меньше; это означало, что еще кто-то выполняет свой план за счет недовеса».

Этот рассказ в той или иной форме я слышал от людей, занятых во всех сферах деятельности советского хозяйства. Подделка ведомостей и отчетов, ведение двойных ведомостей, о чем иногда можно прочесть в советской прессе, настолько широко распространены, что многие в Советском Союзе просто не верят официальным заявлениям о выполнении плана. Через пару месяцев после моего приезда в Москву один инженер-химик рассказывал мне, что центральные правительственные органы вносили бесчисленные поправки в плановые цифры, снижая их в течение года, поэтому формально к концу года план по общим показателям оказался «выполненным». Несколько позднее подобные факты подтверждались открыто: в период чистки в Советской Грузии, руководство которой прежде всегда сообщало о выполнении плана, новый партийный босс республики выступил с рядом речей, в которых обрушивался на грузинскую промышленность и сельское хозяйство за низкие показатели работы, сообщив при этом, что в грузинской экономике катастрофически недовыполнялись плановые задания. Нечто подобное произошло через некоторое время и в Армении.

К концу своего пребывания в Москве я уже не имел оснований сомневаться в том, что повсюду выполнение плана было только формальным. И действительно, один экономист-диссидент, занимающий какой-то мелкий административный пост и пишущий под псевдонимом, нелегально распространил документ, из которого следовало, что пятилетний план 1966–1970 гг. был недовыполнен по всем плановым показателям, хотя общий рост национального дохода и соответствовал задачам плана[37]. Это невыполнение плана было большей частью замаскировано скрытой инфляцией.

Постоянное давление плана несомненно вынуждает советских рабочих выдавать из месяца в месяц большее количество продукции, чем это было бы без плановых сроков. Однако эта одержимость планом породила свой собственный хаос, потому что план (а, значит, в конечном счете, кремлевское руководство, действующее через Госплан) требует больше, чем можно в разумных пределах ожидать от экономики, пораженной хроническими нехватками самых различных материалов; план породил штурмовщину, искусственное раздувание штатов заводских рабочих, стычки в конце каждого месяца из-за отсутствия сырья, выпуск недоброкачественной (или в недостаточном количестве) продукции, дутые цифры и систематический обман на всех уровнях. Иногда он приводит и к забавным происшествиям, вступающим в полное противоречие с задачами планирования.

Один ученый рассказывал мне, как в его институте, где в конце года с ужасом обнаружили, что часть бюджета, предназначенная на приобретение нового оборудования, использована не полностью, а следовательно, бюджет на следующий год могут урезать, поспешно купили замысловатую и дорогую, но абсолютно ненужную техническую новинку. А вот еще один совершенно аналогичный, хотя и более скромный случай: школьная учительница рассказала, что буквально впала в панику, узнав, что из школьного бюджета не израсходовано 800 рублей. «Я пошла и купила для школы на 800 рублей кактусов», — сказала она.

Американский военный атташе в Москве привел непочтительное сравнение советской экономической системы с армией Соединенных Штатов. «Это бюрократия, — сказал он, — правилами которой являются: «Не спорь с начальством», «Не рыпайся», «На работу не напрашивайся», «Не проталкивай никаких реформ, потому что это — конец спокойной жизни», «Прикрывай свой зад». Нигде, кажется, философии «прикрывания зада» не придерживаются так последовательно, как в советской строительной промышленности. Строители торжественно объявляют о завершении объекта, чтобы произвести церемонию его открытия в установленные сроки, даже если он еще не готов к эксплуатации. Об одном таком классическом случае сообщил мой коллега Тед Шабад. В газете «Труд», органе профсоюзов, за 14 июня 1973 г. он напал на статью, в которой сообщалось, что тщательно подготовленная церемония пуска в Назарово нового сибирского силового генератора в декабре 1968 г. была лишь спектаклем и что почти пять лет спустя генератор все еще не был введен в эксплуатацию. Во время подготовки к предполагаемому пуску генератора в советских газетах на первых полосах помещались напыщенные статьи, приветствовавшие ввод этого генератора в действие как «начало технологической революции». Однако, как явствовало из статьи в «Труде», паротурбинный генератор мощностью 500 тыс. кВт сгорел еще на заводе-изготовителе во время испытаний и даже не был отправлен в Назарово. Опровергая отчеты, помещенные ранее в советской прессе и описывающие, как новая энергия из Назарово хлынула в сибирскую энергетическую систему, автор статьи в «Труде» сообщил, что «стрелки приборов, показывающих количество произведенной энергии, не шелохнулись. Тока не было, да и откуда ему было взяться, если изготовитель даже не поставил генератора. Церемония торжественного пуска с оркестром и речами была, естественно, чисто символической».

Для лишенной свободы слова советской прессы и для сверхчувствительного к разоблачениям советского руководства такое открытое признание — нечто беспрецедентное. Но советские друзья рассказывали мне, что случай с назаровским генератором — далеко не единственный.

Август, лысеющий еврей с лукавой улыбкой, инженер-строитель из Латвии, как-то вечером в течение пары часов без умолку рассказывал мне об известных ему по собственному опыту случаях сдачи в эксплуатацию неготовых строительных объектов. «Однажды, — сказал он, — уже даже состоялся банкет по случаю сдачи нового завода, а все еще не обнаружилось, что внутренняя канализационная система не присоединена к наружной. Мы знали, что понадобится немало времени и усилий, чтобы выполнить это соединение, — сказал Август, — но «акт сдачи» был уже подписан, и никто не захотел взять на себя ответственность за такую позорную недоделку». Поэтому было решено, что здание будет официально считаться полностью готовым и годным к эксплуатации, а неполадки с трубопроводами будут отмечены мелким шрифтом среди некоторых «недостатков». В другой раз был «полностью готов» сталепрокатный завод, не хватало «только» некоторого важнейшего оборудования. Строительная организация, в которой работал Август, торопилась сообщить о готовности объекта к сдаче, чтобы иметь право на получение премии по случаю своевременного завершения строительства. Предприятие-заказчик, в конце концов, согласилось принять завод в стадии «начала наладочных работ». Это было удобно обеим сторонам, как объяснил мне Август, потому что на этой стадии завод еще не получал плановых заданий, но зато получал государственные фонды на испытание и на наладку оборудования. Так это продолжалось в течение двух лет — до тех пор, пока не поступили недостающие станки.

По рассказу Августа, еще более типичной была ситуация на текстильной фабрике. Поскольку оборудование так и не было поставлено до последней минуты, строительные бригады оставили в наружных стенах фабрики проемы размером 6X6 м, чтобы можно было внести оборудование. Буквально накануне сдачи прибыла последняя партия оборудования; его установили на место, и строительные бригады быстро заделали проемы. «Мы уложили кирпич, поштукатурили и сразу покрасили. Каждая из этих операций занимает время, после нее тоже требуется определенная выдержка перед началом следующей. Так, после кладки кирпичей нужно время на их усадку при высыхании; после наложения штукатурки она должна высохнуть перед окраской и т. д. Но у нас не было времени ждать, и все нормы были нарушены: пока каменщики клали кирпич, штукатуры начали снизу штукатурить, а маляры приступили к окраске сырых стен. Все знали, что через два-три месяца краска облезет, штукатурка начнет осыпаться, а в кирпичной кладке появятся трещины, но сейчас это никого не волновало. Единственной заботой было — закончить вовремя». Когда я слушал этот рассказ, я вспоминал скверно построенные жилые дома в районе Камского завода грузовых автомобилей и многие другие дома, которые я видел в разных городах. Грустные письма в редакции советских газет от обитателей новых квартир — красноречивое свидетельство повсеместного применения таких методов строительными организациями, основная забота которых — в срок сообщить об окончании строительства стольких-то квадратных метров жилой площади, что дает этим организациям право на получение премии за выполнение плана. Правительственные чиновники сознательно потворствуют этому, чтобы, в свою очередь, иметь возможность заявить о том, как много построено новых квартир.

Несмотря на такие трюки, советская экономика на свой неуклюжий лад кое-как справляется с поставленными перед ней задачами. Как показывает опыт строительства Камского завода грузовых автомобилей, советские плановики рассчитывают на промышленную мощь как на средство, компенсирующее низкое качество работы. Настоящим тормозом развития советской экономики, причем таким, который беспокоит правительство Брежнева—Косыгина, хотя это и не проявляется в статистике экономического роста или выполнения плана, является неспособность советской социалистической системы создать достаточно хорошую современную технологию и достаточно быстро внедрить ее в производство. В течение десятилетий Москва, может быть, и демонстрировала впечатляющие темпы роста, хотя и несколько замедлившиеся за последнее время, но в этом росте отсутствовал динамизм новаторства. Плановой советской экономике недостает движущей силы конкуренции, которая стимулирует развитие техники на Западе, и коммунистическим плановикам и теоретикам еще предстоит придумать какой-нибудь подходящий заменитель. Практически вся система сверху донизу препятствует внедрению новых изобретений, новых изделий и идей. Замедляющие факторы присущи самой сути советской экономики. По всей видимости, нововведения обычно предпринимаются на основе постановлений, спускаемых сверху; в их появлении мало участвуют те, кто в них непосредственно заинтересован. Эти нововведения разрабатываются в огромных научно-исследовательских институтах, которые действуют независимо от промышленных предприятий и для которых гораздо важнее создать какое-нибудь особое, уникальное, изготовляемое практически вручную, новое устройство для показа на советской промышленной выставке, чем внедрить его в производство. Новый проект, даже поддержанный каким-нибудь ведомством, должен пройти сложный путь, пока получит одобрение различных чиновников из центра, скованных путаницей формальных инструкций.

В прессе была помещена жалоба руководителя одного предприятия. Он писал, что для производства простой алюминиевой кружки ему надо было получить «разрешение в 18 организациях не только в Москве, но и в других городах». В знаменитом романе Владимира Дудинцева «Не хлебом единым» рассказывается о неимоверно трудной борьбе, которую ведет изобретатель с бюрократией за то, чтобы было принято его изобретение, являющееся крупнейшим достижением в металлургии. В газете «Комсомольская правда» периодически публикуются статьи, разоблачающие бюрократию, активно подавляющую новые идеи, будь то в области эффективного оборудования для обувных фабрик или новых методов ортопедии. Как сообщается в газете, те самые институты, задачей которых является создание новой технологии, часто задают тон в борьбе с новыми изобретениями, если они предлагаются со стороны. В октябре 1972 г. в «Правде» было подробно рассказано о том, с какой волокитой пришлось столкнуться работникам одной фабрики в Омске. Проведя опрос потребителей, фабрика предложила изготовить вешалки для одежды, устанавливаемые на полу (в советских квартирах нет специальных шкафов для верхней одежды, а голые крюки на стенах большинству людей не нравятся). Пришлось обратиться в Москву, чтобы там, на высшем уровне, была установлена цена вешалки. Три месяца фабрика не получала никакого ответа. Затем из Всесоюзного проектно-технологического института мебели поступил запрос на совершенно новую заявку в трех экземплярах с чертежами. Снова ожидание. Посланный в Москву работник фабрики выяснил, что бумаги потеряны. Ко времени появления статьи в «Правде» прошло уже десять месяцев, как фабрика ожидала решения, успев за это время получить требование о возмещении убытков от торговой организации, которая заказала 2000 вешалок и потеряла надежду их получить. А ответа все еще не было.

Инженер с консервной фабрики в Молдавии, который попал в неловкое положение, удивившись хорошему качеству болгарского варенья, рассказал о поразительном случае сопротивления новшеству. Обычно на его фабрике мариновали зеленые томаты, но когда из-за задержек с доставкой некоторые транспорты стали поступать со спелыми красными помидорами, инженер быстро сориентировался и распорядился мариновать их. «Они не соответствовали стандартам, но были по-настоящему хорошими, и на этом мы сберегли государству много тысяч рублей, — сказал он. — Но меня за это не наградили и даже не похвалили — совсем наоборот: прибыла специальная комиссия, чтобы расследовать происходящее. Члены комиссии не хотели верить, что моей целью было сберечь эти красные томаты для государства, а не для себя. Они подозревали меня в хищении, и хотя улик против меня не было никаких, это происшествие причинило мне массу неприятностей. Созывалось одно партийное собрание за другим, и меня чуть не исключили из партии. К счастью я вовремя вспомнил старую инструкцию военного времени, которая предусматривала необходимость использования всех видов сырья, независимо от того, стандартное оно или нет, и это спасло меня».

Русские рассказывают о бесчисленных случаях такого закоренелого бюрократизма, мелочного противодействия всему новому в советском обществе. Это случается и в других странах, но специфически русским является то, что испытал инженер консервной фабрики, — глубокую подозрительность, неадекватную резкость реакции и едва не последовавшую суровую кару за такую мелочь.

Экономика западных стран, особенно Соединенных Штатов, совершенно справедливо подвергается нападкам за разбазаривание природных ресурсов, энергии, загрязнение окружающей среды, за чрезмерную расточительность в отношении таких предметов, как автомобили, бытовые приборы и различные технические новинки, при изготовлении которых ориентируются на быстрый моральный износ. Зато на Западе гораздо менее расточительны по отношению к людям и идеям, чем в советском обществе, в котором подавляются не только диссиденты, но и способные инженеры, исследователи, словом, люди, стремящиеся улучшить систему; их попытки осуществить свои идеи систематически терпят крах, либо эти идеи выхолащиваются, потому что система упорно и жестко противится всему новому оригинальному. Основным виновником всего этого является централизация, управление сверху, но не во всех бедах виновата одна только центральная бюрократия. Говорят, что Брежнев как-то заметил, что руководители советских предприятий боятся новшеств, «как черт ладана». Он не добавил, что основная причина этого — в необходимости выполнения непреклонных требований плана, но опытный советский журналист изложил мне это следующим образом:

«При плановой экономике человек, предлагающий новую и более эффективную машину, опасен всем. Я вам объясню, почему. План требует выпуска 100 % продукции круглый год при 24 либо 30 рабочих днях в месяце. Все полностью вычислено: производительность оборудования завода, количество рабочих, количество стали и других необходимых материалов. Плановики знают лишь, сколько продукции должно быть произведено. Если вы устанавливаете новое оборудование, вам приходится на это время закрыть завод или его часть Это означает, что план не будет выполнен, что очень плохо и для директора заводами для рабочих. Они не получат премии, составляющей иногда 20–30 % их заработка. Это плохо и для министерства, в чьем ведении находится завод, так как оно не выполнит свой план. Кроме того, если вы останавливаете завод на несколько месяцев для установки нового оборудования, прекращаются поставки стали и другой продукции на предприятия-потребители. Следовательно, и у них будут неприятности с выполнением плана. В этом трудности плановой экономики. План — тормоз собственного роста, тормоз на пути повышения эффективности экономики».

Во время моего пребывания в Москве я заметил, что советские руководители явно обеспокоены этим. Одним из проявлений их озабоченности было решение принять производительность труда (советский синоним эффективности) в качестве основного показателя выполнения плана. Однако несмотря на постоянные сообщения об успехах, сколько-нибудь заметного уменьшения разрыва в эффективности экономики Востока и Запада не произошло. Может быть, по общему выпуску продукции советская экономика и занимает второе место после американской, но, даже согласно советской статистике, по производству продукции на душу населения она занимала в 1973 г. 15 место, а по американским подсчетам 25 после Соединенных Штагов. Канады. Западной Германии.

Франции, Англии, всех стран северной и центральной Европы, Японии, Австралии, Новой Зеландии, нескольких нефтедобывающих арабских стран, Восточной Германии и Чехословакии. Путешествуя по России, я заметил, что на заводах, в магазинах, колхозах и совхозах, столовых и парикмахерских — везде раздуты штаты, и это подтверждается статистикой. Согласно данным, опубликованным в советском «Экономическом еженедельнике» за 1973 г., советская промышленность вдвое уступает в эффективности американской: эффективность строительной промышленности достигает примерно двух третей американской, а сельского хозяйства — одной четвертой. В отдельных статьях некоторых советских экономистов, занимающихся проблемами эффективности производства, отмечалось, что на заводах, купленных на Западе, русские используют в несколько раз (до восьми) большее количество рабочих, что сводит на нет эффективность западной технологии.