Одновременно Временный комитет направил депутата Четвертой Думы Александра Бубликова с отрядом солдат занять Центральный железнодорожный телеграф. Этот своевременный шаг позволил Думе взять в свои руки контроль за всей железнодорожной сетью – отныне без разрешения Бубликова в путь не мог отправиться ни один поезд. Именно Бубликов по приказу Временного комитета первым телеграфировал во все уголки страны о революции. Железнодорожные рабочие радостно приветствовали революцию. В то же самое время они поддерживали полную дисциплину, и военные поезда шли на фронт по графику исключительно благодаря их усилиям.
К тому моменту мы зашли уже так далеко, что возврат к прошлому стал невозможен. Между старым и новым режимом окончательно пролегла пропасть; Временный комитет фактически вырвал власть у царских министров.
В течение всей ночи мы спорили и дискутировали в кабинете председателя Думы, и каждое новое известие или непроверенный слух подвергались тщательному обсуждению. Критическим событием предыдущего дня считалось создание Совета, поскольку отныне существовала опасность, что, если мы немедленно не создадим Временное правительство, Совет провозгласит себя верховной революционной властью. Родзянко был в числе тех, кто колебался дольше всех. Наконец, уже почти в полночь, он заявил, что согласен стать во главе Временного комитета, которому и будет передана вся полнота власти вплоть до создания нового правительства. Когда часы пробили полночь с 27 на 28 февраля, в России уже существовал зародыш нового национального правительства.
Прошла первая ночь революции. Казалось, что от предыдущего дня нас отделяет вечность. Наутро, 28 февраля, выразить свою солидарность с Думой явились слушатели военных академий и большинство гвардейских полков. Приходили сообщения, что гражданское население и войска в ближайших городах также перешли на нашу сторону. Родзянко получил телеграммы от главнокомандующего и многих армейских командиров, рассеявшие всякую тревогу в отношении настроений в действующей армии. Население Царского Села заявило о своей приверженности революции в тот же день, когда Николай II выехал туда из Ставки.
В Петрограде, невзирая на царивший хаос, начали возникать новые организации. Противостояние нашей власти оказывалось ничтожное, и нас теперь беспокоили только возможные очаги сопротивления старого режима в других частях страны. Однако ситуация в Царском Селе вселяла надежду на то, что такое вряд ли случится. Затем мы узнали, что царь приказал генералу Н.И. Иванову, герою первой галицийской кампании (1914 г.), вести с фронта на Петроград специальный корпус и восстановить порядок. Корпус прибыл в Царское Село на рассвете 1 марта, и там все солдаты разбежались. Сам генерал тоже сбежал и вернулся в Могилев.
Мы же получали столько приветствий и заверений о поддержке от частей местного гарнизона, что даже завели специальный ритуал ответа на них. Воинские части – скажем, Семеновский гвардейский полк – прибывали в Думу, возбужденно заполняли Екатерининский зал и строились в его центре. После этого Родзянко произносил речь, призывая солдат доверять представителям власти, поддерживать образцовую дисциплину и т. д. Его речь неизменно тонула в шквале восторженных криков. После этого с ответным словом выступал командир части, и его слова вызывали новый всплеск ликования. Обычно солдаты просили, чтобы выступил еще кто-нибудь – Милюков, Чхеидзе или я. Наконец-то получив возможность свободно выступить перед свободными людьми, я пребывал в восторженном состоянии. Прибытие этих войск, включая неожиданное появление казачьего отряда из личной охраны царя, значительно укрепило наше положение в Таврическом дворце.
В то же самое время эти войска ставили перед нами множество неотложных проблем. Во-первых, солдаты становились беспокойными и неуправляемыми, не в последнюю очередь из-за подозрений, что офицеры вместе с Верховным командованием замышляют контрреволюционный заговор. Когда поползли слухи, что кое-где в казармах офицеры отбирают у солдат оружие, полковник Энгельгардт, штабной офицер, консервативный депутат Думы и председатель Военного комитета, немедленно издал приказ, обнародованный рано утром 1 марта, в котором говорилось: «Слухи, по поводу которых проведены расследования в двух полках, полностью безосновательны. Командующий Петроградским гарнизоном сим объявляет, что в отношении офицеров, которые предпримут подобные акты, будут применены самые решительные меры,
Кроме того, нехватка офицеров облегчала Совету задачу проникновения в казармы. Его вожди быстро поняли, какие преимущества им даст привлечение на свою сторону 150 тысяч человек Петроградского гарнизона, и, получив такую возможность, воспользовались ею в полной мере. Исполнительный комитет Совета вечером 27 февраля создал собственную так называемую Военную секцию. Вскоре она установила тесные контакты со всеми частями города, и в течение двух месяцев, пока Гучков занимал должность военного министра, а Корнилов был начальником Петроградского военного округа, она на равных соперничала с официальными военными властями. Тем же вечером Военная секция прислала делегацию к полковнику Энгельгардту. Члены делегации попросили его издать приказ для тысяч солдат, оставшихся без командиров и не знающих, что им делать.
Энгельгардт отказался издавать такой приказ. Он сказал, что первый приказ по Петроградскому военному округу должен исходить от нового военного министра Гучкова, который, вероятно, вступит в должность в ближайшие дни.
Солдатская делегация Совета была сильно разочарована отказом полковника. Уходя, они сказали Энгельгардту, что, раз он не желает помогать, они сами издадут такой приказ. Вернувшись в Совет, они сочинили там знаменитый «Приказ № 1».
С офицерами, заподозренными в контрреволюционной деятельности, в этом приказе требовалось обращаться гораздо мягче, чем в приказе Энгельгардта. Об угрозе смертной казни ничего не говорилось. Вопреки многочисленным утверждениям, там не было ни слова об избрании офицеров в солдатские комитеты, зато выдвигалось требование жесткой дисциплины. Кроме того, приказ наделял солдатские комитеты во всех частях Петроградского гарнизона полномочиями защищать экономические, культурные и политические права солдат. Наконец, в приказе требовалось не выдавать оружие офицерам, а держать его в комитетах под замком.
Какое-то лицо или группа лиц, личность которых до сих пор остается тайной, со злым умыслом разослала этот приказ, предназначавшийся лишь для Петроградского гарнизона, по всему фронту. Хотя такой поступок наделал много бед, он не стал причиной «развала Русской армии», вопреки абсурдному убеждению многих представителей русских и иностранных военных кругов. Не правы эти люди и в том, что этот приказ был якобы составлен и издан если не самим Временным правительством, то по крайней мере с его попустительства. Стоит напомнить хотя бы о том, что этот приказ появился за два дня до формирования Временного правительства. Более того, это правительство первым делом постаралось довести до сведения солдат на фронте, что приказ предназначался исключительно для Петроградского гарнизона и к ним никакого отношения не имеет.
Несомненно, появление этого приказа на фронте сыграло свою отрицательную роль и он ускорил создание солдатских комитетов, но не стал решающим фактором, поскольку еще до его распространения комитеты уже были созданы на кораблях Черноморского флота и в некоторых частях на Северном фронте. Более того, вскоре после крушения монархии генерал Цуриков, командовавший 4-й армией на Румынском фронте, сообщил в Ставку, что в связи с чрезвычайными обстоятельствами он организовал солдатские комитеты под своим командованием и рекомендует всем другим армиям как можно скорее последовать его примеру.
Хотя германские агенты пытались подбить солдат и моряков на беспорядки, натравливая их на офицеров, большинство людей на ответственных должностях, включая Исполнительный комитет Совета, осуждали угрозы в адрес офицеров и самосуд над ними и делали все возможное, чтобы пресечь неповиновение. Чхеидзе и я издали обращение к Петроградскому гарнизону, указывая, что некая прокламация против офицеров, якобы выпущенная комитетами партий социал-демократов и социал-революционеров, – злонамеренная фальшивка, сфабрикованная провокаторами. Вскоре после этого офицеры гарнизона присягнули на верность революции и Думе, и напряжение спало. Их заявление, подписанное также Милюковым, Карауловым и мной, получило широкое распространение, и первая речь, произнесенная мной в качестве министра юстиции, заканчивалась призывом подчиняться офицерам и поддерживать дисциплину.
С самого начала революции множество агентов охранки, германских шпионов и людей крайних левых убеждений пытались разжечь ненависть к нам. Чтобы осознать, насколько опасной и эффективной была эта пропаганда, следует иметь в виду, что в распоряжении царской охранки по-прежнему находилось несколько тысяч агентов, шпионов, агитаторов и осведомителей, действующих во всех слоях общества. Кроме того, в стране вело подрывную работу множество вражеских агентов. Они печатали и распространяли листовки, призывавшие толпу к убийствам, раздувавшие подозрительность и распространявшие ложные известия, которые, несмотря на очевидную вздорность, производили впечатление на легковерную публику.
К утру 1 марта контуры нового правительства и его программы были готовы, после чего представители Временного комитета начали переговоры с Советом. Предполагалось, что Временное правительство будет состоять почти исключительно из членов Прогрессивного блока. В последний момент портфель министра труда был предложен Чхеидзе, а портфель министра юстиции – мне.
Временный комитет предложил Исполнительному комитету Совета назначить двух своих представителей в состав Временного правительства, но Исполком решил воздержаться от участия в правительстве, потому что революция была «буржуазной».
Это решение поставило меня перед серьезной дилеммой: следует ли оставаться в Совете и отказаться от поста во Временном правительстве или лучше принять его и выйти из Совета? Оба варианта казались неприемлемыми. Не в состоянии принять решение, я был вынужден на некоторое время отложить эту проблему, так как события развивались таким темпом, что требовали моего полного внимания.
В тот день, 1 марта, общая ситуация казалась еще более угрожающей. Ходили смутные слухи о беспорядках на кронштадтской военно-морской базе. В самом Петрограде хулиганы напали на офицерскую гостиницу «Астория», врывались в номера и приставали к женщинам. Примерно в то же время по городу быстро распространились известия о прибытии генерала Иванова со своими войсками в Царское Село. Хотя причин для тревоги не было, неясность положения вселяла в толпы людей, скопившиеся в здании Думы, нервозность и возбуждение.
Порядок постепенно восстановился. В 11 часов во главе отряда морской гвардии прибыл присягнуть на верность великий князь Кирилл. В Петрограде войска продолжали брататься с народом, и стрельба постепенно стихала. Для охраны правопорядка была сформирована городская милиция, назначен ее начальник. Шла энергичная работа по восстановлению дисциплины в гарнизоне – в этом активное участие принимал Гучков, на следующий день назначенный военным министром.