Глава 14
Первые месяцы революции
Хотя в юности я много раз читал эта строки, их смысл полностью раскрылся мне лишь после падения монархии в России.
Благословен тот, кто пережил судьбоносный поворотный момент в мировой истории, поскольку ему выпадает шанс проникнуть в самые глубины истории человечества, стать свидетелем гибели старого мира и сотворения нового. Он видит, что основное русло жизни определяется не столько «законами» экономики, сколько столкновением воли различных людей, их противоборством в попытке создать новый образ жизни на руинах старого.
С самого момента краха монархии в феврале 1917 г. вплоть до гибели в октябре того же года свободной России, ненадолго пришедшей ей на смену, я оказался в эпицентре событий. Фактически я находился в самом их фокусе, вокруг которого бушевал водоворот человеческих страстей и противоречивых амбиций, вступивших в титаническую борьбу за создание нового государства, построенного на политических и социальных принципах, в корне отличных от тех, которые определяли жизнь прежней Российской империи.
Падение монархии произошло совершенно неожиданно для населения страны, в решающий момент тотальной войны России с Германией, и сопровождалось столь же неожиданным развалом всего административного аппарата государства. Перед нами встала задача построить новое государство на пустом месте.
Временное правительство с самых первых дней своего существования начало получать изо всех уголков России, из крупных городов и далеких деревень, а также с фронта многочисленные приветственные послания с выражением поддержки. Но наряду с этими телеграммами приходили и тревожные сообщения о параличе местной власти по всей стране и о полном развале административного аппарата и полиции. Казалось, что Россию вот-вот захлестнут бунты, грабежи и насилие. Если бы это произошло, страна бы тотчас потерпела поражение от германской и австрийской армий.
Но этого не случилось, главным образом потому, что подавляющее большинство населения, вне зависимости от классовой, религиозной или национальной принадлежности, осознало, что падение монархии стало кульминацией долгой и тяжелой освободительной борьбы, которая являлась основным мотивом в истории России Нового времени.
Поэтому на какое-то время все сословные, классовые и личные интересы были отброшены, все разногласия забыты. Как писал в то время князь Е. Трубецкой, Февральская революция была уникальна тем, что в ней участвовали все классы общества. Именно в тот момент родилась «моя» Россия – идеальная Россия, занявшая место России монархической, совращенной и оскверненной Распутиным и заслужившей всеобщую ненависть.
Непопулярных чиновников буквально вышвыривали из кабинетов, и многие при этом были убиты и ранены. Рабочие на заводах прекращали работу и избавлялись от неугодных им управляющих и инженеров, выкатывая их за ворота в тачках. В ряде мест крестьяне, помнившие о 1905–1906 гг, стали на свой лад решать аграрный вопрос, выгоняя помещиков и захватывая их земли. В городах самозваные «защитники свободы» производили аресты «контрреволюционеров» или просто занимались грабежом.
После трех лет войны солдаты на фронте пришли в полное изнеможение. Они больше не желали подчиняться своим офицерам и продолжать борьбу с врагом.
Перед Временным правительством стояли четыре главные задачи, изложенные здесь в порядке их приоритета:
1) продолжить оборону страны; 2) воссоздать по всей стране работоспособный административный аппарат; 3) провести ряд ключевых политических и социальных реформ; 4) провести подготовку к превращению России из крайне централизованного в федеративное государство.
Весной 1917 г. и во внутренних, и во внешних делах России сложилась столь критическая ситуация, что в интересах самого существования страны было жизненно необходимо выполнить эту программу как можно скорее. Но ее предстояло проводить в стране, которая в политическом и социальном плане чрезвычайно отличалась от той России, в которой новое правительство было задумано и создано. Это правительство, как указывал Милюков в самый первый день революции, было призвано выполнять программу Прогрессивного блока. Однако Прогрессивный блок более не существовал. После падения монархии социальная структура страны изменилась неузнаваемо. Подавляющее большинство населения, в прошлом совершенно отстраненное от руководства страной, неожиданно оказалось в авангарде политической жизни. В то же время средние классы, ранее игравшие положительную и активную роль в экономической и политической жизни страны, отступили на задний план, а землевладельческая аристократия, тесно связанная со старым режимом, совершенно сошла со сцены. В этих условиях Россией могли управлять только такие люди, которые осознавали тот факт, что они призваны руководить не Россией вчерашнего дня, а новой Россией, стремившейся к осуществлению вековечных чаяний русского народа – к демократическому правительству, основанному на законе и социальной справедливости. Такое понимание основной цели революции разделяли практически все без исключения члены нового правительства – эти представители «верхов среднего класса», которые, согласно твердому убеждению левых социалистических доктринеров, были обязаны править от имени «буржуазии». Фактически, по мнению левого крыла, 27 февраля 1917 г. стало лишь началом «жирондистского» этапа революции. Какой бы абсурдной ни была эта идея, она имела самые тяжелые – в сущности, фатальные – последствия для будущего.
Воспоминания о первых неделях работы во Временном правительстве относятся к числу самых счастливых моментов моей политической карьеры. Наше правительство состояло из 11 человек, 10 из которых принадлежало к либеральным и умеренно консервативным партиям. Я был единственным социалистом в его составе, и левая печать вскоре начала иронически называть меня «заложником демократии». Наш председатель, князь Львов, был потомком Рюрика, происходя из древнего рода, который правил Россией 700 лет. Однако в течение всей жизни он старался улучшить участь крестьян и уже давно был активным участником борьбы против стремительно деградировавшей абсолютной монархии. Работая в земствах, Львов настойчиво отстаивал право крестьян быть представленными в политической жизни страны. Он стал одним из основателей либерального движения в земствах, которое с начала столетия шло в авангарде борьбы за конституцию, достигшей кульминации с изданием Манифеста 17 октября 1905 г. По натуре он был застенчивым, тихим человеком, который мало говорил и умел слушать. Он обладал выдающимся талантом организатора, а его высокий моральный авторитет проявился в создании Всероссийского союза земств. Львов никогда не участвовал в партийной работе и после недолгого сотрудничества с партией народной свободы в Первой Думе ни разу не входил ни в какие партии, политические либо подпольные организации. В этом глубоко религиозном человеке было что-то от славянофила или толстовца. Он предпочитал убеждать, а не приказывать и на заседаниях кабинета всегда старался привести нас к всеобщему согласию. Его часто обвиняли в безвольности. Такое обвинение было совершенно необоснованным, в чем я убедился, впервые познакомившись с ним в декабре 1916 г. Как выразился Гучков, Львов «слепо» верил в неизбежный триумф демократии, в способность российского народа играть созидательную роль в делах государства; и на публике, и в частных разговорах он неизменно повторял: «Не теряйте отваги, сохраняйте веру в свободу России!»
Я до сих пор с трудом понимаю, каким образом с самого первого заседания правительства мы достигали немедленного и полного согласия о том, что предстоит сделать. Все мы обладали чувством долга, которое ставили превыше лояльности к какой-либо партии. Правда, это чувство оказалось недолговечным, и в последующей истории Временного правительства уже не наблюдалось такой веры, солидарности и взаимного доверия; но тем не менее в первый месяц революции все мы, правильно или неправильно, руководствовались единственным соображением – высшими интересами народа.
Многие из людей, ставших моими личными друзьями с первых дней существования Временного правительства, впоследствии говорили мне, что я выдаю желаемое за действительное и что никогда у нас не было того единства, как мне казалось. Но как бы то ни было, первые недели революционных преобразований в России запечатлелись в моей памяти как ощущение чуда, происходившего у меня на глазах. И я думаю, что даже самые рационально мыслящие из нас должны были испытывать такое же чувство.
За поразительно короткое время мы сумели заложить основы не только демократического правления, но и совершенно новой социальной системы, которая бы гарантировала руководящую роль в делах страны трудящимся массам и которая впервые ликвидировала какие-либо политические, социальные или этнические ограничения.
По-иному и быть не могло, хотя бы по той простой причине, что такое новое состояние дел являлось непосредственным отражением воли бесспорного большинства населения.
В библиотеке Гуверовского института хранятся оригиналы стенограмм заседаний Временного правительства. Просматривая их несколько лет назад, я сам поразился, какое колоссальное количество новых законов было принято в первые два месяца после Февральской революции. Как нам удалось добиться столь многого за такой короткий срок? Ведь помимо принятия законов, правительству также приходилось вести войну и решать бесчисленные повседневные вопросы административного управления. Более того, к нам без конца шли посетители и делегации, представители новых местных административных органов и национальных меньшинств, постоянно заполнявшие коридоры Мариинского дворца и кабинеты министров. Это было невероятно лихорадочное время – время бесконечных дневных и ночных заседаний правительства, время всевозможных конференций и выступлений на массовых митингах. В первые недели революции ни один министр нового правительства не мог избежать участия в таких митингах по той лишь причине, что народ, потрясенный и обеспокоенный стремительным развитием событий, хотел вернуть себе почву под ногами, выслушав правдивый рассказ о происходящем непосредственно от членов нового правительства, так как считал, что им можно доверять. В этом вихре лихорадочной деятельности нам тем не менее удалось издать колоссальное количество законодательных актов, не в последнюю очередь благодаря тому, что прошлый опыт общественной жизни позволил нам отлично ознакомиться с чаяниями и нуждами всех слоев населения. Все мы, за исключением князя Львова, Терещенко и Мануйлова, приобрели этот опыт, когда в качестве депутатов Думы объехали всю Россию вдоль и поперек. Князь Львов тоже превосходно знал проблемы местного самоуправления благодаря долгим годам службы в земстве. Мануйлов, бывший ректор Московского университета и член редакционной коллегии ведущей либеральной газеты «Русские ведомости», был специалистом по вопросам образования. Терещенко, самый молодой член правительства, представлял собой ведущую фигуру в индустриальном мире юга России и во время войны вместе с Коноваловым стал заместителем председателя Военно-промышленного комитета, возглавляемого Гучковым. Кроме того, он имел широкие связи в военных кругах и в петроградском обществе.