Когда спустилась ночь 2 марта, члены Временного правительства собрались для обсуждения других важнейших вопросов. Мы по-прежнему с нетерпением ждали известий от Гучкова и Шульгина. Мы знали, что любая попытка передать власть регенту будет иметь серьезные последствия, и из частных разговоров со своими коллегами я понял, что практически все они в полной мере осознают это. Единственным, кто никак не хотел уступать, был Милюков, а Гучков и Шульгин отсутствовали и не могли высказаться. Но все были согласны, что приближается критический момент.

Первые сообщения о революции, поступившие 27 февраля, царь воспринял спокойно. Неизбежные беспорядки в результате расправы с Думой предусматривались в его плане восстановления абсолютной монархии, а генерал Хабалов, командующий специальными вооруженными силами в Петрограде, заверял его, что «войска выполнят свой долг». Как и обещал царь Протопопову перед тем, как 22 февраля отбыть в Ставку, с фронта было вызвано несколько гвардейских кавалерийских полков, и они уже двигались в сторону столицы.

Утром 27 февраля к царю с отчаянной просьбой обратился его брат, великий князь Михаил Александрович, умоляя пресечь беспорядки, назначив такого премьер-министра, который бы пользовался доверием Думы и общественности. Но царь жестко ответил, чтобы великий князь занимался своими делами, и приказал генералу Хабалову использовать все находящиеся в его распоряжении средства, чтобы подавить разгорающийся бунт. В тот же день царь отправил генерала Иванова в Царское Село.

На следующий день в Царское Село выехал сам царь.

По приказу Бубликова, комиссара путей сообщения, императорский поезд и второй поезд с его свитой остановили на узловой станции Дно, которую было не миновать по пути в Царское Село.

Узнав, что через Дно им не проехать, царь после поспешного совещания с ближайшими приближенными приказал, чтобы поезд направлялся в Псков, где размещался штаб генерала Рузского, командующего Северным фронтом. Линия в том направлении еще была открыта. 1 марта в 7.30 вечера царь прибыл в Псков, где его встретил генерал Рузский со своим штабом.

Согласно свидетельским показаниям приближенных, во время этой тяжелой поездки царь не проявлял никаких признаков нервозности или раздражения, и, в сущности, в этом нет ничего удивительного, так как для царя всегда было свойственно странное безразличие к внешним событиям. Но я уверен, что под этим неестественным внешним спокойствием Николай II переживал глубокий душевный кризис; к тому времени он не мог не понять, что его планы рухнули и он лишился всякой власти.

Человек, который прибыл в Псков, очень сильно отличался от того царя, который лишь днем раньше выехал из Могилева, чтобы положить конец «мятежу». Все его сторонники куда-то испарились. Сейчас он был готов на любые уступки, чтобы сохранить боеспособность России накануне решающего весеннего наступления на армии Вильгельма II, которого так презирал и ненавидел.

Тем же вечером в своем поезде царь выслушал доклады генерала Рузского и его начальника штаба о том, что произошло во время поездки. Эти сообщения никак не повлияли на его решимость.

В 11.30 вечера генерал Рузский принес царю только что полученную телеграмму от генерала Алексеева, в которой тот говорил о «растущей опасности распространения анархии по всей стране, дальнейшей деморализации армии и невозможности продолжать войну в сложившейся ситуации». Далее в телеграмме требовалось выпустить официальное заявление, которое бы внесло в умы людей хоть какое-то успокоение, предпочтительно в виде манифеста о формировании «ответственного министерства» и поручении этой задачи председателю Думы. Алексеев заклинал царя незамедлительно издать такой манифест и даже предложил проект его содержания. Прочитав телеграмму и выслушав аргументы Рузского, царь согласился обнародовать манифест на следующий день.

Сразу же после этого решения царь отправил генералу Иванову следующее сообщение: «Надеюсь, вы доехали спокойно. Прошу вас ничего не предпринимать до моего прибытия и вашего доклада. Николай. 2 марта. 00.20».

Далее царь распорядился вернуть на фронт все части, отправленные в Петроград на подавление бунта.

В 2 часа ночи, по словам генерала Рузского, Николай подписал манифест о назначении правительства, ответственного перед законодательной властью. Этот манифест так и не был издан.