Все исторические труды советского времени характеризовались принципами пролетарского интернационализма, с вычленением классово-антагонистических противоречий в обществе.

Отдельные аспекты проблемы получили освещение в трудах Я.С. Гросула, И.Г. Будака, В.И. Жукова и др.

Специально этносоциальные сообщества изучались только в трудах советских демографов и этнографов: В. Кабузана, В. Зеленчука, А.Д. Бачинского. На исходе существования СССР успела увидеть свет книга И. Табак, ученицы В.С. Зеленчука.

– 1991 г. – по настоящее время – годы молдавской независимости. Этот период характеризуется двумя тенденциями. С одной стороны, ему свойственны усиление интереса и целенаправленность изучения русского населения края, наряду с представителями других этносоциальных сообществ региона (данное направление реализуют сами представители этноинтеллектуальной элиты нацменьшинств и их коллеги из России). С другой стороны, можно говорить о развитии на новом витке времени румынской концепции межвоенного периода, где русские представлены оккупантами, а официальная история облечена в форму «истории румын», которую изучают учащиеся Молдовы, практически уже тридцать лет⁴⁵³.

В постсоветский период в отделе национальных меньшинств АНМ, а позже в институте с одноименным названием был создан один из наиболее крупных отделов «истории, языка и культуры русского населения Республики Молдова». О нем и его сотрудниках мы уже рассказали читателю в нашей первой книге из данной серии⁴⁵⁴, поэтому повторяться нецелесообразно.

Стоит лишь с сожалением констатировать, что в современной историографии Молдовы сложились несколько направлений, которые так окончательно и не сформировались в единую общегосударственную концепцию. Назовем здесь промолдавское направление. Имея, казалось бы, все теоретические основания для того, чтобы выступать государствообразующей идеологией, данное направление не выработало механизмов для своего идеологического доминирования. Спотыкание произошло в начале 90-х гг., когда часть идейных представителей движения (В. Стати)⁴⁵⁵ поддержали переход молдавского языка на латинскую графику, тем самым создав условия для унификации молдавского и румынского языков. В последующем молдовенисты отличились тем, что, как их оппоненты румынисты, ставили всевозможные преграды развитию русскокультурного направления в республике, оставив неопределенным статус русского языка (с его формальным обозначением – язык межнационального общения), по сути, отодвинув представителей русскокуль-турной общности от возможности включаться в политическую жизнь республики.

Молдовенизм самопровозглашенного Приднестровья также обрел свои специфические черты. Он, наоборот, стал ориентироваться на русскоязычное население, сведя молдоязычность до формата семейнобытового использования (по принципу: не доволен – езжай в соседнюю Молдову). Таким образом, можно утверждать, что молдовенизм не выработал устойчивой площадки для вариативности этноязыкового выбора, что и привело к определенному дистанцированию от него национальных меньшинств и их самозамыканию на отдельных этапах современности (яркий пример – образование гагаузской автономии). В этом смысле молдовенизм мало чем отличается от румынизма, подчеркивая необходимость всеобщего овладевания государственным языком, неважно как он называется – «молдавский» или «румынский».

Со сторонниками румынской идентичности намного понятнее: они ратуют за восстановление исторической справедливости и скорейшее включение Бессарабии и, по возможности, Левобережного Поднестровья (а можно и без него) в состав Великой Румынии.

Что касается национальных меньшинств Республики Молдова, то они за годы независимости оказались значительно идеологически обработаны и из массы русскокультурного населения были разбиты по этнокультурным интересам, с соответсующими чаяниями их этнорегиональных элит, что еще больше затрудняет интеграционные механизмы в их среде, превращая представителей национальных меньшинств в маргинальную массу, мечущуюся между этнокультурными ценностями своей этничности, языковыми приоритетами в обществе и исторической памятью русскокультурного наследия.

Исходя из представленных этнополитических ориентиров и колебаний вокруг них, в республике сложилась соответствующая историография по рассматриваемому вопросу. Представим несколько штрихов для ее характеристики.

Следует отметить, что благодаря централизации интересов в изучении русского населения в отдельном научном подразделении – Институте национальных меньшинств (позже – межэтнических исследований) АНМ выделились труды Ивана Антоновича Анцупова. В советский период он больше специализировался на аграрной истории, а в постсоветское время сосредоточил свое внимание на изучении истории русского населения в Бессарабии и Левобережном Поднестровье. Его труды «Русское население Бессарабии и Левобережного Поднестровья в конце XVIII–XIX в.» (Кишинев, 1996); «Казачество Российское между Бугом и Дунаем: Исторический очерк» (Кишинев, 2000); «Русские на Очаковской земле. Исторические очерки» (Кишинев, 2003) считаются классическими в современной историографии вопроса о русском населении края.

Говоря о молдавских коллегах, нельзя не назвать глубокое исследование Н.В. Абакумовой-Забуновой «Русское население городов Бессарабии XIX в.» (Кишинев, 1996). Здесь же следует обозначить многочисленные публикации коллег по культуре старообрядчества Н.С. Душаковой, Д.И. Латышева, А.А. Болученковой, Т.В. Зайковской, А.А. Маголы и мн. др. Подробнее современная историография старообрядчества в Республике Молдова представлена в публикации А. Пригарина⁴⁵⁶.

Следует обозначить такие труды коллег из Южной Украины – Одесщины, как книга А.А. Пригарина «Русские старообрядцы на Дунае: формирование этноконфессиональной общности в конце XVIII – первой половине XIX в.» (Одесса, 2010); коллективная монография «Буд-жак», подготовленная под редакцией группы одесских коллег А.И. Киссе, А.А. Пригарина, В.Н. Станко (Одесса, 2014).

Большую работу по популяризации исторической памяти, связанной со старообрядчеством, осуществляют представители старообрядческих общин Молдовы. Из-под их пера вышло несколько книг, освещающих историю старообрядчества края, ее видных персоналий, другие аспекты культурного наследия этой этноконфессиональной общности: Коркина А., Донцов П., Николаев Д. Древность вечно живая (Кишинев, 2002); Донцов П., Николаев Д. Третий лик (Кишинев, 2007) и др.

В постсоветские годы вышли многочисленные публикации о русском населении Левобережного Поднестровья и политике русских властей в XIX в., подготовленные историками П.М. Шорниковым, Н.В. Бабилунгой, В.А. Содолем⁴⁵⁷ – преподавателями Приднестровского государственного университета имени Т.Г. Шевченко. Их вместе с коллегами из Кишинева В.Н. Стати, В.Ф. Степанюком, С.М. Захарией и мн. др. можно отнести к сторонникам молдовенистской концепции, направленной на подчеркивание самобытности молдавского народа⁴⁵⁸. В числе подобных работ следует отдельно выделить книгу В.Н. Стати «Молдавия и Россия. Исторические связи и сотрудничество» (1480–1818)» (Кишинев, 2017). Данная книга важна тем, что в новом формате исторического развития российско-молдавских отношений двух независимых государств осуществлена попытка возрождения научного направления, появившегося в Советской Молдавии и ориентированного на изучение исторических и культурных связей между двумя государствами. Подобная, если так можно выразиться, традиция, получив основу в дореволюционное время, на котором мы остановимся более подробно ниже, продолжилась в советский период, оставив немалое и разноплановое наследие⁴⁵⁹. Собственно наша монография продолжает развивать данное направление. Этому же вектору посвящена недавно вышедшая в свет книга В.И. Цвиркуна и Ф.М. Мухаметшина «Память поколений. Исследование российско-молдавских исторических связей на территории Молдовы» (Москва, 2020); исследования В.И. Цвиркуна: «Димитрий Кантемир. Страницы жизни в письмах и документах» (Санкт-Петербург, 2010), «Соратник Петра Великого. История жизни и деятельности Томы Кантакузино в письмах и документах» (Санкт-Петербург, 2015); монографии В.П. Степанова «Грани идентичностей» (Кишинев, 2010), «Этнополитическое конструирование гражданской идентичности на двух берегах Днестра (1989–2014 гг.)» (Москва; Тирасполь, 2015); «Русский Конгресс действует» (Кишинев, 2018); книга Мухаметшина Ф.М. и Степанова В.П. «Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего. Очерки постсоветского времени 1991–2020» (Москва, 2021) и др.

Разговор был бы односторонним, если не упомянуть современные труды, авторы которых избегают или обвиняют не только русские и советские власти в судьбе края, но и предъявляют претензии к русскому населению региона.

Можно утверждать, что подобного рода работы в основной своей массе выходят из-под пера адептов теории румынизма. Назовем среди них труды таких авторов, как И. Ожог, И. Шаров, И. Гуменый, И. Цуркану и мн. др.⁴⁶⁰ Сегодня можно сказать, что подобная интерпретация прошлого представляет собой официальную позицию АН Молдовы, которая, правда, в настоящее время находится в «бесстатусном положении»⁴⁶¹.

Кстати, в современной России также имеются сторонники румынской идентичности молдаван. Среди работ такого рода укажем уже обозначенные в данной книге труды О. Грома.

Большую работу по изучению прежде всего настоящего положения русского населения Республики Молдова осуществили сотрудники Института этнологии Российской академии наук. Здесь следует указать на труды Л.Н. Чижиковой⁴⁶², Л.В. Остапенко и И.А. Субботиной⁴⁶³, М.Н. Губогло. Последний, наряду с исследованием проблем гагаузского населения, уделял немалое внимание роли русского языка в регионе⁴⁶⁴.

Серьезную работу по изучению старообрядчества осуществляют российские исследователи И.В. Поздеева, Н.В. Литвина, О.Б. Харитонова и др.