– Ничего не болит, – тотчас отсекла я дебаты о здоровье Внимающей. – Чего встали?

– Солнце садится, – указал воин на пропадение в моих мозгах. – Будем устраиваться на ночлег.

– Так устраивайтесь. Я-то тебе зачем? Некому путаться под ногами? Так Куха позови.

– Зачем? – подивился Сарг, принимая из фургона моё барахло, выгружаемое Вотумом. – Он же всё равно не услышит.

Только тут я разглядела место стоянки: очередная поляна. Окружающие её колонны стволов мгновенно напомнили о моей любимой родине – Сибири. Натуральная тайга с умеренно захламлённым подлеском. Я тотчас умилилась и разнюнилась. Плюхнулась на сооружённое ложе, скаталась в комок и принялась жалеть себя напропалую. Хватило меня ненадолго, но и менять занятие не тянуло. Костёр трещал, мужики, насыщаясь, гудели о своём. Эпона с коллегами хрустели чем-то аппетитным, чавкали и фыркали. Спать – в четвертый раз на сегодня – категорически не хотелось, и я заскучала. Ждала свою живность: авось повеселят, а то и притащат чего-нибудь затейливое. И они притащили!

Кух приземлился на меня, смертельно напугав и больно саданув под ребра. Я не успела даже успеть захотеть его отчитать – глазищи моего малыша дышали чудовищной болью. Тотчас вцепилась в него обеими руками и принялась вертеть в поисках повреждений. Но он выворачивался с нечеловеческой силой. Я не стала настаивать и приступила к допросу:

– Что-то случилось?

Мужики насторожённо замолчали. А Керк, упав с ночного неба, скачками подобрался к моему боку. Уложил головку на ногу так просительно, что я не на шутку перепугалась.

– Кух, у нас беда?

Он отрицательно замотал головёнкой, обезьянничая за людьми.

– У тебя беда? О, боги! Большая беда?

Малыш душераздирающе заскулил и ткнулся носом в мой живот.

– Погоди рыдать, – приказала я, пальцем приподнимая мордочку. – Ты цел, значит беда с кем-то другим. И он для тебя важен.

Кух задышал так, словно это последний на его веку час жизни. Заморгал часто-часто, будто торопя меня с расспросами.

– Этот кто-то далеко отсюда? Нет? Мне пойти с тобой?

Лайсак пулей сорвался с места и сиганул к опушке. Только тут я заметила, что все мои мужчины уже на ногах и при обнажённом оружии. При этом каждый из них скрывал, что категорически не желает тащить на подвиги Внимающую. А то, что единственным сторожем бивуака остаётся отчаянный, крикливый, но физически недоразвитый вирок, это пустяки.

Я удивила их своими навыками бега по ночной тайге. Им просто невдомёк, что головка лайсака для меня, как маячок. Как блуждающий огонёк, за которым только поспевай, а потерять его невозможно. Бежали довольно долго – или мне так показалось с расстройства? Вскоре Кух встал столбиком, приглашая нас притормозить, и демонстративно пополз по земле – мы крались за ним мышами. И полсотни метров не проползли, как меж стволов мелькнул огонёк. Оглянулась на ребят, ожидая команды, а при мне остался один Вотум. Сарг с Алесаром исчезли, как полагаю, брать место дислокации беды в клещи.

Я скинула к чертям собачьим балахон и выудила из-за голенища пяток ножей. Что-что, а метать их за полгода научилась ловко. Мой тёмный походный костюм облегал мослы почти плотно, но движения не сковывал и в темноте не отсвечивал. У меня вообще кроме подбородка, не оставалось ни единого светлого пятнышка, и потому я нисколько не боялась обнаружения противником. А в том, что впереди противник, не сомневалась – мой лайсак не паникёр. Вотум дал знак рукой держаться за его спиной, и мы двинули к чужому костру.

Их было двенадцать – злодейского вида мужиков, одетых по-походному. Увешанных оружием, но беззаботно валявшихся с бутылками наперевес при полном отсутствии охранения. Да и кого им было остерегаться в этой глуши? Костёр полыхал довольно бодро, и по всей обширной поляне гулял запах подгоревшего мяса. Добрую половину её загромождали узкие телеги на крепких высоких колесах – самое то для лесных чащоб. Меж стволов бродили, как неприкаянные, тягловые обры, скрипя челюстями. Нас они, конечно же, учуяли. Но я успела отдать им команду заткнуться и заниматься своим делом.

На противоположной стороне поляны мелькнул эмоциональный маяк – Сарг явно не понимал, что ему делать дальше.