Смысл жизни в том, чтобы увидеть «Войну и мир» Бондарчука на большом экране
У человека сбылась мечта. Много лет я грезила о том, что увижу «Войну и мир» на большом экране. И вот 20 октября 2019 года (в этот день 25 лет назад Сергей Фёдорович ушёл из жизни) состоялся сеанс белой магии в кинотеатре «Аврора» (Санкт-Петербург). Отреставрированная по инициативе Карена Шахназарова на «Мосфильме» великая картина великого режиссёра, все четыре серии, предстала перед глазами потрясённых зрителей.
Принято обязательно упоминать, что «Война и мир» получила «Оскар» как лучший иностранный фильм 1968 года, что, значит, гарантирует его качество, но в те годы Страна Советов этот «Оскар» едва различала, оптики такой не было. Просто внимания не обращали. На одном заморском банкете Бондарчук увидел писателя Рэя Брэдбери и ринулся к нему, а все недоумевали — к кому это устремился режиссёр? Но у Бондарчука имелась своя система ценностей.
На создание картины пошла вся мощь советского государства, и можно себе представить ужас американских киноакадемиков, пытавшихся подсчитать, сколько это могло бы стоить. У них, как говорят у Островского, «цифирю не хватило». Но суть не в постановочном великолепии батальных сцен, которые снимались Анатолием Петрицким невообразимо как. «Война и мир» — высшая точка развития художественного кинематографа вообще.
Умно и любовно сделанный сценарий (его писал сам Бондарчук с Василием Соловьёвым) отлично уместил четыре тома Толстого в четыре серии фильма (общая протяжённость — семь часов). В картине задействована актёрская школа нескольких поколений. Молодые (Вертинская, Савельева, Табаков, Шуранова), среднего возраста (Тихонов, Бондарчук, Скобцева, Ефремов, Трофимов, Стржельчик) — и великие старики, в основном из Художественного театра: Степанова, Кторов, Станицын, Смирнов… Даже в эпизодах видим: на Бородинском поле — Сергея Никоненко, с подносом орехов в доме дядюшки Ростовых — Нонну Мордюкову. Как своего рода Ноев ковчег, фильм Бондарчука собрал почти всю прекрасную актёрскую «наличность» своего времени.
Не надо быть знатоком быта начала позапрошлого века, чтобы ощутить, что все интерьеры и костюмы в картине — безупречны. Что работа оператора за гранью понимания, а музыка Вячеслава Овчинникова великолепна и так далее. Но вот что хотелось бы заметить: «Война и мир» Бондарчука вовсе не пир торжествующей эстетической мощи. Весь фильм напоён и пронизан смыслом, сверхзадачей, посланием.
Лев Толстой оставил нам четыре тома — словно четыре драгоценных сундука, где сложена закодированная в слове жизнь русских господ и русского народа. Бондарчук этот код воплотил. Мы видим жизнь русских господ, их балы и обеды, их досуги и занятия, их охоту и пирушки, их любовь, измену, жизнь, смерть, рождение и воспитание детей. Обаяние этой господской жизни неимоверно — да до сих пор миллионы хотят жить так, как жили в России десять тысяч человек. Но главная притягательность в том, что русски е господа настоящие были господа, с высотой душевных проявлений, с подлинным благородством. И не зря они без зазоров сливаются в общих порывах со своим смышлёным, лукавым, храбрым народом. Это Россия, которую надо и стоит защищать, она прекрасна и драгоценна…
Когда картина вышла на экраны, часть публики не приняла исполнение Савельевой роли Наташи и Тихонова — Болконского, но сегодня понятно, что это было «пленной мысли раздраженье», артисты превосходны. И никогда никто не посмел сказать, что Анатолий Кторов играет старого князя Болконского плохо: он играет идеально. Ведь это «екатерининский орёл», с ним в картину входит восемнадцатый век, и мы можем себе представить, что это были за люди, при которых империя прирастала на несколько километров в день!
Зал смотрел «Войну и мир», замирая от восторга, а в это время без лёгкого даже шипения испарялся весь Голливуд, всё современное кино и билась в душе грусть: боже мой, бедные мы, бедные, что мы смотрим! что мы читаем сегодня! В этот просмотр я, знающая картину наизусть, обратила внимание на то, как дивно снят коварный обман жизнью — князя Андрея. Как он, разочарованный и всё-всё понимающий, влипает в великую иллюзию, устроенную жизнью, задействовавшей весь свой арсенал обольщения — весенний лес, лунную ночь, прелестную девочку. Да вдобавок, зная Бондарчука, мы же понимаем, что всё настоящее в кадре — весна так весна, луна так луна. В сражениях даже на пятом плане бегут настоящие люди, и на их мундирах все пуговицы — те, что надо. А вот грандиозная сцена выноса перед сражением Смоленской иконы Божией Матери — подробная, торжественная, с песнопениями. Так вы говорите, всю дорогу при Советах религию гнобили?
Никакой архаики, никакой затянутости: совершенное кино. Понятно, как оно ушибло наших режиссёров, уж тем более критиков: следовало ведь поддерживать всё гонимое и неофициальное, а не падать ниц перед человеком, ставшим народным артистом СССР в 31 год по распоряжению Сталина. Сравните целые шкафы книг, написанных о Тарковском, и крошечную полку того, что написано о Бондарчуке. Особенную обструкцию ему устроили после его гениальной картины «Степь» по Чехову, поскольку он посмел залезть на территорию прогрессивной интеллигенции, — дескать, снимай своего Шолохова, не трожь нашего Антона Павловича!
Но подросло уже не одно поколение зрителей вне этих давних разборок, и они искренне не понимают, отчего надо выбирать между Тарковским и Бондарчуком. Как говорил Гёте, когда шли споры, кто круче — он или Шиллер: «Вот дураки! Они бы лучше радовались, что у них есть два таких парня!» (Так пересказывад фразу Гёте Томас Манн.) На самом деле всю историю отечественного кинематографа (как и театра) надо переписывать, а некому. И негде: мысль о кино замерла…
В идеале реставрированный вариант эталонного фильма Сергея Бондарчука хорошо бы посмотреть всем, кто ещё может что-то смотреть. Он должен идти всегда.
Дабы, споря о каких-то там «Джокерах» заморских, люди знали, понимали, чувствовали: высшая точка развития мирового кинематографа когда-то была в России.
Что может женщина одна…
Не дожив одного дня до своего 75-летнего юбилея, 1 сентября 2020 года умерла Ирина Печерникова, звезда советского экрана и сцены.
Казавшаяся такой нежной и хрупкой, преследуемая злым роком (одних бытовых травм не счесть было, коллеги называли её Ира-катастрофа), Печерникова, однако, дожила до почтенного возраста. Перетащила на себе весь груз, отмеренный судьбой. И уже не удивляешься тому, что, оказывается, актриса отлично владела оружием, умела стрелять — как выяснилось из многочисленных, ей посвящённых телепередач и фильмов. Нежность нежностью, но сила жизни в ней обитала нешуточная. Другое дело, как сказал поэт, «куда ты, сила, делася, на что ты пригодилася?»…
Когда заработала телевизионная мельница типа «Судьба человека», главными героями в ней стали советские звёзды, и Печерникова тут подходила идеально. Из-за «Доживём до понедельника» и «Первой любви» её знала миллионная аудитория, она была умна и речиста, три брака добавляли нужных драматическо-лирических перипетий, к тому же актриса пошла навстречу новым временам и поучаствовала в недолгой, но яркой вспышке родного гламура, согласившись на возвращение молодости и красоты магическим скальпелем. Стала, разумеется, неузнаваемой, но потерянное лицо в конце пути вернулось! В фильме «Земля Эльзы» Ирина Печерникова сыграла наконец-то главную роль (в дуэте с Вениамином Смеховым), и даже по отрывкам видно — это она, это её лицо. Печерникова была замечательной актрисой — нервная, интеллигентная, с постоянной горячей душевной вибрацией и прелестными нюансами интонаций и мимики, умеющая намекнуть, набросать портрет героини не жирным маслом, а изящными штрихами. Но не её безусловная профессиональная состоятельность сейчас меня волнует, а, так скажем, воплощённая в ней женственность.
Пятидесятые — шестидесятые годы — это феноменальный «десант Афродиты», явление в нашем кинематографе невероятного количества прекрасных молодых актрис фантастического обаяния. Сёстры Вертинские, Людмила Гурченко, Изольда Извицкая, Людмила Савельева, Инна Гулая, Наталья Варлей, Людмила Чурсина, Татьяна Самойлова, Лариса Голубкина, Татьяна Доронина, Валентина Малявина, Маргарита Терехова, Татьяна Лаврова, Александра Завьялова и многие-многие другие. Из-за популярности кино в обществе можно было прославиться на всю страну всего одной ролью, но конкуренция была просто адская. А стратегии успеха, осознанного строительства карьеры не было ни у кого, все наши дочери Афродиты барахтались на свой страх и риск в житейском море. Чем сильней и очевидней в женщине выражена женственность, тем мощнее ей нужна защита и опора, тем важнее ей быть не просто «замужем», но — за мужем. Конечно, выигрывали в ровном и твёрдом прохождении жизненного и творческого пути те актрисы, которым посчастливилось заключить брачный союз с настоящим режиссёром. Но сознательно искать такие варианты — это разве для большинства наших советских девушек! Они же горазды влюбиться в телеграфный столб, у них глаза нараспашку, душа наружу, у них «о, это любовь!», у них чувственный аппарат работает, как атомная станция. Кроме «защитного» (а не отбирающего силы) мужа, важно было исхитриться, выкроить время и всё-таки успеть завести ребёночка, который не просто оттянет на себя чрезмерный жар души, но и может стать опорой в те годы, когда начнут ускользать красота и изменять силы…
Печерникова вся была «про любовь». В мужчин она «попадала» моментально, со снайперской точностью. Но «защитный человек» в её жизни был только один — Михаил Иванович Царёв, руководитель Малого театра, при котором Печерникова расцвела на сцене. После его смерти вся ненависть, которую одни красивые привлекательные женщины вызывают у некоторых других красивых и привлекательных (плюс ненависть многих некрасивых и непривлекательных), сошла на беззащитную женственность Ирины Печерниковой настоящей лавиной. Я как-то, рассуждая об Александре Завьяловой, заметила, что судьба часто с исключительной злобой привязывается к красавицам, терзая их особенно страстно и последовательно. Но не называем ли мы «судьбой» ту сумму злобы, ревности и зависти, которую обрушивают на красавицу женщины, не умеющие справиться со своими низкими страстями и чувствами? В любом случае те вечно печальные глаза, что были у Печерниковой ещё в юности, как будто глядели в будущее. В то самое будущее, в котором у неё отберут всё — любимых людей, экран и сцену, здоровье. Что может женщина одна!
А вот кое-что она может. Вроде бы слабая, чувствительная, живущая смутными порывами, нерациональная, нелепо и некстати душевная, хронически несчастная и беззащитная «женственная женщина» может сохранить человеческое достоинство. Как сохранила его Ирина Печерникова, которой злые феи, может, и испортили праздник жизни, но которую всё равно Бог поцеловал, и это осталось с ней навсегда. Да, одиночество в деревенском домике, вечные томики стихов в утешение, но ведь душа-то жива и океаном плещется всё в тех же таинственных глазах. Мы увидим её последний фильм, «Землю Эльзы», и тогда ещё раз помянем эту вечную на небе и, увы, невечную на земле женственность — в образе Ирины Печерниковой — добрым словом и прощальным вздохом.