Готовясь к этой статье, посвящённой столетию со дня рождения одного из отцов-основателей русского киномира 25 сентября 2020 года, я поплыла по реке времени. Пересматривала фильмы и роли Сергея Бондарчука, наслаждаясь чудесным путешествием, которое сегодня может позволить себе почти что любой человек. Всё доступно, однако публика жадно поглощает какую-то дрянь несусветную, вместо того чтобы пересмотреть… Да ладно. Из ста читающих эти строки девяносто восемь, я уверена, никогда не смотрели, допустим, картину Бондарчука «Степь». А ведь это перл создания.
Хотелось бы для начала порекомендовать читателю какую-нибудь солидную и вместе с тем увлекательную киноведческую книгу о Сергее Бондарчуке, но такой книги нет в природе. Со времён Пятого революционного съезда кинематографистов (1986), куда его не избрали даже делегатом, никаких серьёзных попыток осмыслить творчество великого режиссёра не предпринималось, а после выхода в 2006 году сериала «Тихий Дон» (смонтированного Ф. Бондарчуком) ему устроили ещё и показательную послесмертную порку.
Добродушный Никита Михалков назвал тогда неизбрание Бондарчука «ребячеством», но это слишком мягкое слово. Реванш пигмеев — может, так будет точнее? Всякая революция — это бунт против Отца (Бога, царя, лидера), а не было тогда в нашем кинематографе личности, более подходящей на роль символического отца русского киномира. Когда в его дебютном фильме «Судьба человека» (1959) мальчик-беспризорник кричал «Папка! Родненький!», сорок миллионов зрителей, посмотревших картину только в прокате, наверняка вздрогнули от счастья узнавания: да, да, это — он. Через год, в фильме Таланкина и Данелии «Серёжа», Бондарчук, сыграв отчима мальчика Серёжи, закрепил образ сильного великодушного мужчины, который явился помочь, наставить, понять, защитить.
Актёрский диапазон Бондарчука был довольно широк. Конечно, с его мощной фигурой, высоким лбом, волевым подбородком, сияющими глазами и так далее ему самая дорога была в герои, однако смог же он сыграть, например, жалкого облезлого певчего, потерявшего голос, — Емельяна в «Степи». Но вот человека мелкого, подлого, гадкого, циничного — нет, наверное, он сыграть бы не смог, точнее — не хотел. Сергей Бондарчук, как кажется, вообще не питал творческого интереса к злу. Ему необходима была убеждённость в искренности и правоте своего героя, любой пафос он вдохновенно пропускал через себя, оживляя самые искусственные сценарные конструкции. «Маленький человек» — это не про него. Можно быть обыкновенным, рядовым, простым, но не маленьким. Человек огромен! Таков же был Николай Симонов, и примечательно, что оба артиста сыграли падре Монтанелли в экранизациях «Овода», явив трагедию отца. Замечу ещё, что личностей, соединяющих в себе равновеликое актёрское и режиссёрское дарование, в мировом кинематографе — считаные единицы (Чаплин, Уэллс, Шукшин), и Сергей Бондарчук — из этой «экспедиции», это его компания титанов. (Кстати сказать, Орсон Уэллс сыграл в фильме Бондарчука «Ватерлоо» эпизодическую роль короля Людовика.)
То обстоятельство, что в народные артисты СССР вне всякой очереди Бондарчука возвёл товарищ Сталин за роль Тараса Шевченко, казалось бы, могло осложнить его творческую жизнь в иные времена. Однако Бондарчук прекрасно вписался и в оттепельное кино, и в цветущие творческими победами шестидесятые годы. И в задумчивом философском кинематографе семидесятых он нашёл своё место, сыграв символического Человека земли в занимательной картине Будимира Метальникова «Молчание доктора Ивенса» и отца Сергия в экранизации Игорем Таланкиным рассказа Льва Толстого. Падение титана началось только в перестройку.
Да, сильно он ушиб кинорежиссёров всей земли — «Войной и миром», конечно. Потом ещё добавил «Ватерлоо». Самые зловредные ненавистники режиссёра не могли отрицать хотя бы великолепие батальных сцен и шипели: «Да, он баталист», а «баталист» берёт и экранизирует в 1977 году «Степь» Чехова, нежнейшую поэму о природе и человеке с такими актёрскими работами, каких не было и не будет. Я всё кино нашего нового века отдам за Георгия Буркова в «Степи» (больной объездчик) с его репликой «Ты зачем ужика убил?», за Иннокентия Смоктуновского в роли заполошного Моисея Моисеевича, за пронзительного Станислава Любшина, рассказывающего ночью у костра, как он любит свою жёнушку, за Анатолия Васильева с его воплем «Скучно мне, Господи!»… Да что там, за одну грозу в степи отдам без всякого сожаления это новое кино (ну восемь — десять фильмов оставлю). А какие сложные, своеобразные ритмы у этой грандиозной картины!
Вот, кстати, ещё один аргумент в пользу того, что «Тихий Дон» нельзя признать в полной мере фильмом Сергея Бондарчука. Сама история с этим «Доном» мутная, нелепая, путаная, но проблема ещё и в том, что монтировал его Фёдор Бондарчук, — и это абсолютно не «бондарчуковские» ритмы. Фёдор Сергеевич предпочитает бодрый, равномерно энергичный, механический темп, а у Сергея Фёдоровича были изысканные, затейливые ритмы. Но их время ушло — надвигались девяностые годы. Там стало выясняться, что и Шолохова-то никакого не было, а роман ему писали прикованные цепями в подвале рабы из белогвардейцев; конечно, хорошо было бы к этому добавить, что и «Войну и мир» снял не Бондарчук, а похищенный им из Голливуда неведомый гений, который умел всё. Но тут фактажа не хватило, поэтому пришлось упирать на ослабление таланта с возрастом — как будто это единоличное свойство Сергея Бондарчука, вот все большие режиссёры так и лепили шедевр за шедевром, летели от победы к победе, он один взял и ослаб!
Так что же, спросит меня читатель, вы в нём и недостатков не видите и ошибок не признаёте? Нет мне дела до недостатков Сергея Фёдоровича Бондарчука. У меня нынче такой эстетический авитаминоз от современного искусства, что фильмы и роли Сергея Бондарчука для меня — чистое спасение. Я хочу видеть это благородное, прекрасное лицо Отца и смотреть кино о благородных, прекрасных людях, снятое не по заказу, а по воле и по душе. Растущий, как могучий дуб, из своей земли и культуры, Бондарчук прожил всю жизнь в обстоятельствах XX века, но впитал в себя и век предыдущий. Да, много трудов истории и природы пошло на создание такого человека!
К столетию Бондарчука вышла книга его дочери Натальи, и это прекрасно, но объёмной книги о его творчестве так и нет, более того, ни в одном списке «лучших фильмов», по версии отечественных кинокритиков, вы не сыщете ни «Войны и мира», ни «Степи», ни одной картины Бондарчука вы там не найдёте, и я все эти списки рекомендую отправить на помойку. Разумеется, к юбилею выйдут биографические фильмы, в которые я верю «меньше, чем в домового» (как выражался Чехов). Единственное, чем мы можем по-настоящему почтить память Сергея Фёдоровича, — это смотреть его работы. А то сидим на сундуке, набитом сокровищами, и вертим в руках какие-то пластмассовые побрякушки да обсуждаем мышиные писки.
Всего-то и надо, что открыть сундук и достать оттуда бриллиант по имени Сергей Бондарчук.
Кто сражался за Родину?
В мае 2020 года все телеканалы, разумеется, включили в программу фильмы о Великой Отечественной войне. И ленты из золотого фонда советских времён, и новые работы, созданные на ином технологическом уровне. Но так ли уж важны технологические хитрости, когда волнует вопрос о том, кто сражал ся за Родину, что это были за люди? Отстоявшие Сталинград, взявшие Берлин, отстроившие из руин всю страну полностью за какие-нибудь семь-восемь лет, — они что, были обыкновенными человеками вроде нас с вами?
Военного кино снято в последние годы немало. В изображении танковых сражений, авианалётов, артиллерийских подготовок и прочего дизайна «архаической» войны кино изощрилось неимоверно. Однако волнующие людские образы припомнить трудно. Создателей фильмов скорее занимает сама «игра в войну», реконструкция материальных обстоятельств, динамика военных приключений, чем характеры и судьбы. Запомнился ли вам, к примеру, хоть один персонаж картины Фёдора Бондарчука «Сталинград»? Тогда как даже эпизодические герои фильма Сергея Бондарчука «Они сражались за Родину» (1975) врезаются в память навсегда.
На днях по ТВ состоится премьера картины режиссёра Игоря Копылова «Ржев», снятой по повести писателя-фронтовика Вячеслава Кондратьева «Искупить кровью». Смотрю я первые восемь минут «Ржева» — ни титров, ни обозначений времени действия, идёт бой, красноармейцы штурмуют деревню, работа костюмеров, гримёров, пиротехников — всё добросовестно, на крепкую четвёрку. Никого из героев не успеваю даже рассмотреть, не то что понять, почему «Ржев». Одни боевые действия.
Включаю «Они сражались за Родину». Первый кадр — имя автора (Михаил Шолохов) и название фильма. Второй — идут солдаты по степи. Третий — крупный план Шукшина с надписью: «Засл. деят. иск. РСФСР Василий Шукшин — Пётр Лопатин». Далее все основные герои фильма с прописанными званиями и указанием, кто в какой роли. Прошли титры, идёт надпись: «1942 год. Июль». За кадром голос Бондарчука: «Война добралась до дальнего хуторка в донской стеши…» И начинается мощное, подробное, с массой вкусных деталей повествование о простых солдатах, разыгранное народными артистами высшего класса. То есть за те же восемь минут я узнаю всё, что надо для правильной ориентировки на местности картины: кто, когда, где.
Я не собираюсь упрекать Игоря Копылова, что он не Сергей Бондарчук. Но в «Они сражались за Родину» тщательность начала — вовсе не старомодная скрупулёзность советского дедули-классика. Кроме уважения к зрителю, в нём есть и важная мысль. Режиссёр хочет возвысить, укрупнить, преобразить героев, раздав их роли лучшим артистам, сделать обыкновенное — необыкновенным, значительным, художественно выразительным. Мастерство и авторитет народных артистов даруются героям — «простым солдатам», чтобы ввести тех в искусство торжественной широкой дорогой. За Родину сражаются Вячеслав Тихонов и Юрий Никулин, Георгий Бурков и сам Сергей Бондарчук, и даже в эпизодической роли разъярённой старухи, отчитывающей солдат за отступление, фигурирует народная артистка Ангелина Степанова. Конечно, есть и другой путь, когда артистов тонируют под «правду жизни», и в нём есть свои достижения, но есть своя истина и в том эпическом возвеличивании, которое произвёл Сергей Бондарчук. Тем более он никогда не забывал о спасительной роли юмора в драматическом произведении, и в «Они сражались за Родину» просто изобилие смешных эпизодов, прелестно рисующих русский народный характер, в котором, как считал Пушкин, есть «весёлое лукавство ума».
Посмотрела Бондарчука и вернулась к «Ржеву». Надо заметить, повесть Кондратьева сильно не искажена, сохранены многие герои и диалоги.
Когда старый солдат в начале картины замечает: «Дуриком деревню взяли, живым мясом продавили», — я сразу поняла, что это явно не современный сценарист писал. И точно, фраза оказалась из Кондратьева, как и многие другие удачные, сочные реплики. Но лица героев, живописные у автора, как-то потускнели, утратили обаяние индивидуальности. Сейчас же объёма характера не требуется — одна доминирующая черта, и хватит. У героев компьютерных игр ведь нет характеров, им достаточно чёткого облика, так и в кинематографических «играх в войну». Запоминается разве балагур Костя Карцев (Иван Батарёв), рабочий парень из Марьиной Рощи, с шутками-прибаутками на устах, но его, вопреки автору, зачем-то сделали вором, который пошёл добровольцем, чтобы избежать тюрьмы. Усложнили и мрачного особиста, который прибыл в роту, чтобы найти тех, кто подобрал фашистские листовки, и, естественно, расстрелять. У автора особист так и остаётся гадиной, а в фильме он разжился монологом о своём беспризорном детстве и даже вроде как что-то начал понимать о смысле жизни с людьми. Но главное отступление от повести в том, что у Кондратьева приказ комбата взять второй раз деревню Овсянниково — бессмысленный, а в фильме — осмысленный. Оказывается, готовится наступление на другом направлении и надо оттянуть внимание фашистов именно этой самой деревней Овсянниково, больше никак. Поэтому всё правильно, и бывший вор, и мрачный особист, и прочие статисты — все они участвуют в важном деле, которое имеет особое значение, если посмотреть стратегически.
Да и вообще, стоит ли пытаться запомнить героев и уж тем более начать их любить, когда следить надо совсем за другими моментами. Вот атака, и солдаты падают лицом в колючую проволоку. Эффект? Эффект. Вот рядовой волнуется, что с шапки оторвало красную звёздочку, и сжимает её в кулаке, а ему кричат — ты смотри, чтоб голову не оторвало. Оторвало-таки. Эффект? Эффект. В деревне оказывается разрушенная церковь с проржавевшими крестами, на её фоне ведутся некоторые диалоги — тоже эффект. Что ни одной женщины в фильме нет — тоже для многих эффект, и положительный, хоть отдохнуть можно от этих кукольных санитарок модельных пропорций, которые заполняют новое военное кино. Это Сергей Бондарчук вставлял в свою картину то Лидию Федосееву, то Нонну Мордюкову, потому как его герои сражались за Родину, так вот же она, Родина, в образе Федосеевой и Мордюковой, понятно, за что сражаться-то. А в современном кино о войне Родина — это так, абстракция, отвлечённость, условие игры.
На фоне совсем уж фальшивых поделок о войне «Ржев» (который лучше было бы назвать как повесть — «Искупить кровью», потому что о реальной операции под Ржевом мы мало что узнаём) смотрится без раздражения. Однако ответ на вопрос, кто же были эти люди, которые сражались за Родину, почему они отстояли Сталинград и взяли Берлин, мы в нём не найдём. Никакой вины создателей фильма в этом не имеется — что ж поделаешь, один раз в год сады цветут, один раз явился на свет Сергей Бондарчук. И вырос он из почвы, которой больше нет.