Автор и режиссёр здесь, со своими героями, варится в общей каше, он мчится с ними на тракторе, ловит рыбу, рубит дрова… и ругается, и дерётся, и — пьёт. Куда ж без этого. Шукшин сам «такой парень». Он если судит своих героев, так по-соседски, что ли, по-дружески: имеет право!
Мастеровой
Шукшин — мастер слова в самом что ни на есть первозданном смысле этого выражения. Он строгает, режет и клеит речевую материю, как маститый столяр: уверенной рукой, строго, чётко, ничего лишнего. Скажем, никаких сладостных длинных описаний природы, как господа любили, — для них природа была любовница, а для Шукшина мать и жена, так чего рассусоливать. Одна-две фразы, и готово. «Ночи стояли дивные: луну точно на верёвке спускали сверху — такая она была близкая, большая» («Беседы при ясной луне»). Отделка фразы у Шукшина изумительна. Афоризмы из «Калины красной» ушли в народ, но их у автора изобильно, в каждом самом маленьком рассказе что-то да сверкает. «Я воробья с перьями могу переварить!» Или: «С ним говорить, что колено брить — зачем?» А вот глубокое, поневоле задумаешься: «Кто в жизни обижал людей, тот легко не умирает».
Женская тема — отдельный разговор, тут много больного, жалостливого, страдальческого. Мать и жена в жизни «задумавшегося» природного человека тоже становятся объектом тревожных дум. Приходят мгновения нежности, благодарности, желания порадовать, но только если перед нами не тупая мещанка, ничего не желающая знать о душевных муках. Таким пощады у автора нет.
Шукшина и при жизни его любили, любят и сейчас. Знаю людей, которые десятки раз пересматривали «Калину красную» — чтоб душа согрелась. От одного этого лица дивного какое-то приятное волнение происходит. Невероятно, чтоб совсем никакой фальши не было в человеке искусства, никакого кривлянья, притворства — невероятно, а было. «Человек — это нечаянная, прекрасная, мучительная попытка Природы осознать самоё себя», — говорит герой рассказа «Залётный». Что ж, в этом роде рассуждал и великий Томас Манн, которого Шукшин вряд ли читал. Но Шукшин сам был такой попыткой — и удачной к тому же.
А что народ? Шукшинский народ, «от имени и по поручению» которого говорил Василий Макарович Шукшин, Василий всея Руси, — куда он делся?
Никуда. Шукшина только нет, а народ — куда ж он денется? Он туточки.
Какое оно, советское кино?
День кино (бывший день бывшего советского бывшего кино) все желающие могут праздновать 27 августа. Это такой же искусственный и бессмысленный праздник, как и День театра (его отмечают 27 марта). 27 августа 1919 года Совет народных комиссаров издал указ о национализации кинодела, путём экспроприации, разумеется. Однако то, что началось актом насилия, превратилось затем в мощное и плодоносное древо культуры…
История нашего кино ещё не написана, представления о нём у новых поколений часто бывают самыми дикими, но благодаря усилиям нескольких вменяемых и одарённых киноведов есть увлекательные книги и статьи, их написали Е. Марголит, О. Ковалов, М. Трофименков, Д. Горелов, И. Павлова. Они совокупными усилиями обрушивают систему затхлых штампов, которые рисуют фальшивую картину истории кино, состоящую из якобы дикого идеологизированного официоза и отдельных прогрессивных титанов. Реабилитированы целые направления в кинематографе, которые раньше обходила мысль о кино, — боевики, детективы, мелодрамы, собиравшие многомиллионную аудиторию. Советское кино более-менее вписано в мировой контекст культуры, однако сделанного всё-таки недостаточно.
Видите ли, всякому творчеству нужна грамотная, компетентная аудитория. И советскому кино нужны верные и вдохновенные сторонники и знатоки. Тогда оно превратится в источник наслаждения, и новые исследования его не будут проваливаться в яму забвения.
Сейчас, когда многие киностудии обратились в руины и нелегко себе представить, что на свете были «Молдова-фильм», «Таджикфильм», Студия детских и юношеских фильмов имени М. Горького и так далее, размах советского кинопроизводства поражает. И суть не в количестве, сейчас ведь тоже снимается около ста картин в год, поражает качество.
Возьмём для примера вполне обычный, спокойный год, никаких особых исторических происшествий — 1964-й. В этот год на экраны вышли: «Гамлет» Г. Козинцева, «Мне двадцать лет» («Застава Ильича») М. Хуциева, «Живёт такой парень» В. Шукшина, «Председатель»
A. Салтыкова, «Живые и мёртвые» А. Столпера, «Тени забытых предков» С. Параджанова, «Отец солдата» Р. Чхеидзе, «Донская повесть»
B. Фетина, «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён» Э. Климова. Мало вам? Так ещё отличная экранизация Куприна «Гранатовый браслет», уморительная комедия «Лёгкая жизнь» с Фаиной Раневской, крутой детектив «Государственный преступник»
с А. Демьяненко, ещё не Шуриком, и одно из лучших воплощений Замоскворечья Островского — «Женитьба Бальзаминова» К. Воинова, с рекордным количеством великих актёров на метр плёнки. Детям в этом баснословном 1964 году предложены «Морозко» и «Сказка о потерянном времени» — фильмы, которые и сегодня в зоне зрительского внимания. Но я решила посмотреть какую-нибудь негромкую рядовую картину 1964 года выпуска, так, для контекста. Выбрала фильм режиссёра Э. Бочарова (имя ничего мне не говорило) под интригующим названием «Какое оно, море?». На картине — явный отпечаток влияния выдающегося фильма «Серёжа» по книге Веры Пановой (режиссёрский дебют Георгия Данелии и Игоря Таланкина), снятого несколькими годами ранее. Мир глазами шестилетнего мальчика, взятого родителями на море, в рыбачью артель. Маленькие происшествия, крошечные (но такие огромные для ребёнка) открытия, прекрасный актёрский состав — в роли строптивого, отсидевшего за драку артельщика сам Василий Шукшин, в роли дачника- астрофизика Станислав Любшин, глава рыбаков — Николай Крючков… Плюс музыка Андрея Эшпая, то есть сплошное удовольствие. И вот что важно.
В рассказанной истории нет никаких костью торчащих в горле идеологических указок. Никакой битвы за улов, председателей колхозов, разговоров о коммунизме, патриотических завываний. Жизнь артели проста и буднична — то есть рыба, то нет, рядом поселился дачник-астрофизик, имеющий фифу-жену и «москвич», мама заболела, мальчик ночью пошёл смотреть на звёзды и заблудился. Однако идеология там есть. И она — в демократизме или, лучше сказать, в человечности, в любви к простым честным людям. Мальчик наш совсем беден, как и его итальянские, французские да какие угодно собратья. И он сталкивается с несправедливостью жизни — фифа-жена астрофизика воротит нос от нищих грязных рыбаков, а один из артельщиков крадёт сало и прячет его в тумбочке. Нехорошо; тем не менее жизнь прекрасна, море шумит и обещает счастье, а кругом всё-таки хорошие люди: помогут, научат, спасут.
Но победили-то впоследствии вот эти фифы на мужниных машинах и куркули, ворующие общественное сало. Антигерои советской культуры взяли реванш! Так какое кино у нас теперь может быть? Кино победителей: тупое, жирное, орущее, не видящее простого честного человека в упор. Как стадо бешеных слонов, это жирное кино затаптывает всё кроткое, человечное, милосердное, что всё-таки появляется на экранах. Но тут другая беда: поменялась аудитория, и «тихое кино о бедных людях» имеет мало шансов на внимание и успех. Кто теперь возьмёт в герои шестилетнего мальчика из рыбачьей артели? Теперь подавай крутой сюжет, дизайнерские интерьеры, дорогие машины, кровавые разборки. Или военный антураж — чтоб в танчики поиграть, или исторический — чтобы то же самое, но в костюмчиках. Сойдут также саги про мускулистых всепобеждающих спортсменов. Ну иногда для совсем уж глубинного народа кроятся портянки на сто серий из деревенской жизни типа «и крестьянки любить умеют».
Так что вывод и выход один — знать советское кино, ценить ту прелесть, которая таится даже в неброских рядовых фильмах. У меня тут есть свои пристрастия — я люблю работы Александра Ивановского («Музыкальная история», «Антон Иванович сердится») и Исидора Анненского («Свадьба», «Анна на шее»). Когда все окончательно, до рвоты, объедятся современной пластмассовой кашей, придёт и их время. Товарищ, не слушай злобных дураков, знай и люби советское кино.
Век Бондарчука