— Стоит его увидеть, и кожа покрывается волдырями! — взахлеб рассказывала крестьянка, у которой они решили раздобриться караваем домашнего хлеба и кувшином молока взамен на блестящую монету. Да уж. После того, как им пришлось оббить пороги десятка домов ради каких-никаких припасов, впору было вспомнить каменное гостеприимство Клинты. Чем ближе они подбирались к горной гряде, где по указке фейри обитал загадочный Ристафал, тем подозрительней и нелюдимей становились взгляды.
— Высасывает воду из земли — та прямо в руках рассыпается, как песок. жизни нет, и не растет потом ничего. А уж если тень его на вас падет… — женщина обреченно махнула рукой, пробуя новенький талер на зуб.
— Говорят, и сам хозяин объявился, — подначивал ее маг. — Ну, тот, кого эта псина слушается?
— Ой, и не говорите, еще одна напасть на наши головы! Говорят, ездит он на бледном коне, лица под капюшоном не видать. А по обе стороны от него — гончие, белые, как молоко, а глаза у них крысиные, так огнем и горят!
Что ж, похоже, парочки столкновений хватило, чтобы и о них пошла молва, пусть и в сильно приукрашенном виде. Бледные гончие — ха!
— Пойдем уже, тузики, — и довелось же ему связаться с малолетками. Хотя, чего греха таить, толку от двух фейри было больше, чем от целого отряда королевских дуболомов. Если бы у Фафнира не началась изжога с орехов, не было бы и вовсе никакой нужды прибиваться к постоялым дворам в поисках ночлега: стоило зеленоглазым хитрецам пошептаться с деревьями, и из ниоткуда, будто из самого ночного воздуха, сплеталась тонкая, пахнущая фиалками и корой, невидимая сетка, под которой путникам не страшны были ни мошкара, ни холодный дождь, ни досужие взгляды увязавшихся следом крестьян.
Плохо только, что и для своих творений он использовал эльфийскую нить. В том числе и для неустанно идущих по их следу големов. Что и говорить, ошибки молодости…
— Кто бы мог подумать, что мои же големы когда-нибудь повернутся против их создателя! — прихрамывая на старую мозоль, шипел Фафнир, когда им снова и снова приходилось бросать тепленькое местечко и пускаться в бега, благо что в темноте он видел не хуже кошки. И летал не хуже ворона, вот только зачарованное оперенье никак не спасало от серебряных наконечников самострельных болтов.
— Знакомые вещички, — Коори всего передернуло, когда одна из стрел вонзилась в аккурат перед его лицом. О той ночи, после которой он не одну неделю залечивал раны, Ханна слышала немало историй, одна другой краше. Но одно она знала наверняка: второй раз так рисковать жизнями им не к спеху.
— Они ведь гонятся за стариком? Так может мы… — Бересклет сделал неопределенный жест, и уже подхватил было Ханну под руку, но та резко стряхнула с себя его вкрадчиво-шелковые листья.
— Идем все вместе.
— Ну да, или уж помирать — тоже вместе, — обреченно вздохнул Орешник, хватая ее и Свейна за плечи: следующая стрела имела на конце что-то вроде растянутой нити, невесомо-тонкой, но все же достаточно прочной, чтобы притянуть к себе добычу. Их, в данном случае.
— Ты что же, не предусмотрел отменяющего заклинания? Расколдовал бы их обратно до первоэлементов, глина да вода!
— Я бы и рад, да… забыл, — сокрушенно крякнул Фафнир. Что они от него хотят, молодо-зелено? Он и сам толком не помнил, сколько лет ему стукнет на Сильвестровую ночь6. Что тут такого, позабыть пару-тройку заклинаний…
Самых нужных, по всемирному закону подлости.
— Эх, нам бы до реки добраться!
— Зачем? — в голосе Берра засквозили подозрительные нотки. — Снова надеешься, что твои подружки нас уберегут?
— Да нет, говорят, тут человек один живет… Ух ты! — кажется, големам надоело прицеливаться, и вслед беглецам выпустили целый дождь из серебряных пик. — Скорее, вон за то дерево!
Ханна со страхом шарахалась в темноте от зловеще шелестящих сережек ясеня: белоглазый дух, стегающий кого попало зеленым кнутом, все еще преследовал ее в кошмарах. На их счастье, ветви заканчивались беловатыми шишечками. Издав неодобрительный скрип, ольха все же пустила их под свою крону. Хотелось бы, конечно, чтобы она была погуще, как у вяза или дуба.
— Даже деревья на его стороне. Мда, признаться, я Черного Графа недооценил, — ну, хотя бы способность залечивать раны у него осталась. Рубашка Фафнира уже сейчас напоминала модную среди придворных ажурную вышивку, а в капюшоне Свейна застряло не меньше дюжины холодных игл. Кажется, граф задумал разнообразить оружие глиняных слуг и весьма в этом преуспел. — А что там про человека? Может, я его знаю?