Жена моя прелесть, и чем доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед Богом.
Письмо, направленное матери Натальи Николаевны, не очень-то и расположенной к Пушкину, как и все семейство Гончаровых, конечно, не могло не включать ласковых слов о жене, ее дочери, но отчего-то кажется, что Пушкин абсолютно искренен в этих своих словах, и никогда от них не отступится, несмотря на все перипетии своих дальнейших отношений с женой.
В деревне меня встретил первый снег, и теперь двор перед моим окошком белешенек… однако я еще писать не принимался, и в первый раз беру перо, чтобы с тобой побеседовать. Я рад, что добрался до Болдина; кажется, менее будет хлопот, чем я ожидал. Написать что-нибудь мне бы очень хотелось. Не знаю, придет ли вдохновение…
Мне здесь хорошо, да скучно, а когда мне скучно, меня так и тянет к тебе, как ты жмешься ко мне, когда тебе страшно. Целую тебя и деток и благословляю. Писать я еще не принимался.
Как больно ему было думать, что вот такие простые слова любви к жене и обычная семейная переписка кем-то грубо вскрывается и кто-то над этим ухмыляется, — да мало ли что может себе вообразить поэт? Но он как бы уже и примирился с этим. В Пушкине побеждает та сила жизни, которая всегда была ему свойственна и, преодолев свой очередной кризис в отношениях с властями, он настойчиво делает все, чтобы обеспечить семью, чтобы все были здоровы и довольны. Собственно и вопросы творческие уходят как бы на второй план, потому что очевидно, что больших денег на «романах» и стихах не заработаешь, как ни мечтал поэт, и надо тянуть лямку постылой службы, и бесконечно одалживаться у друзей, закладывать и перезакладывать имения свои и родителей, и даже закладывать в ломбарды имущество, как это будет происходить в самый последний год его жизни, любимой жены: от шалей до драгоценностей — где уж тут развернуться вдохновению…
Вот уже скоро две недели, как я в деревне, а от тебя письма еще не получил. Скучно, мой ангел. И стихи в голову нейдут; и роман не переписываю. Читаю Вальтер Скотта и Библию, а все об вас думаю…
Видно нынешнюю осень мне долго в Болдине не прожить. Дела мои я кой-как уладил. Погожу еще немножко, не распишусь ли; коли нет — так с Богом и в путь. В Москве останусь дня три, у Натальи Ивановны (матери жены —
Скажи, пожалуйста, брюхата ли ты? Если брюхата, прошу, друг мой, будь осторожной, не прыгать, не падать, на становиться на колени перед Машей (ни даже на молитве)… Прощай, Христос вас храни.
Пушкин поражает своей свободой в том числе и при использовании всего богатства русского языка. Сниженная лексика, употребляемая по отношению к горячо любимой жене («женка») производит определенный стилистический эффект, но ничуть не коробит ни нас, читателей, ни Наталью Николаевну. Для поэта характерна предельная широта палитры употребляемых языковых средств, что мы наблюдаем не только в письмах, но прежде всего в литературном творчестве. И это
Пушкин и русский язык в этом отношении находятся в неразрывном единстве, язык «выливается» из него как естественный поток уже обработанной и стилистически отточенной речи. Нельзя не обратить внимания на грамматическое своеобразие пушкинского языка. Он любит членить свои предложения на краткие суждения, в которых присутствует предмет, о коем ведется речь, и также предикат, глагол состояния, эмоционального отношения, чувствования, мысли. Все это, как кирпичи некоего строения, тесно пригнаны друг к другу и не рассыпаются ни под каким предлогом и ни от какого рассмотрения, как к ним ни подходи — это крепко слепленный текст, организованный мыслью и логикой суждения, даже в том случае, если поэт высказывает свои эмоции и жалуется на обстоятельства жизни.
Та онтология пушкинской прозы, которая требует по его собственным словам прежде всего «мысли и мысли», присутствует также и в его переписке.
Крайне любопытно сравнить переписку Пушкина с перепиской Льва Толстого. Мы помним, что автор «Войны и мира» замечал, что «повести Пушкина голы как-то…», и стремился развить пушкинскую традицию, уводя ее в «подробности чувства и мысли», и ему это прекрасно удалось. Но одна только лишь пушкинская фраза из отрывка, начинавшегося — «гости съезжались на дачу», становится
Да и сам Толстой на определенном этапе своего развития напрочь отверг свои стилистические и психологические
Милостивый государь граф Александр Христофорович,
«История Пугачевского бунта» отпечатана, и для выпуска оной в свет ожидал я разрешения Вашего сиятельства; между тем позвольте обеспокоить Вас еще одною покорнейшею просьбою: я желал бы иметь счастие представить первый экземпляр книги государю императору, присовокупив к ней некоторые замечания, которых не решился я напечатать, но которые могут быть любопытны для его величества.
Пушкин старается наладить новый контакт с царем. Он сохраняет еще иллюзию, что его соображения о России, о подробностях пугачевского бунта могут быть важны и интересны для теперешней власти. Но он решительно ошибался. Николай начинает именно в эти годы «подмораживать» Россию, чтобы зараза вольнодумства и либерализма, проявившиеся в польском восстании, в революции 1830 года во Франции, не проникла на русскую почву.
1835