Позиция третья: если записку все-таки писала женщина, но убийцей окажется мужчина, которого мы возьмем, то первоочередная задача — установить, какая между ними связь. Тогда многое или почти все прояснится. Звучит банально, но иной, более экстренной задачи я не вижу. Тогда же, я думаю, станет возможным и даже единственно верным объединить два дела в одно производство, и мы узнаем, кто и за что убил Голышеву.
И наконец… Не дожидаясь итогов завтрашней операции, которые могут оказаться для нас как замечательными, так и прискорбными, — ну, допустим, он просто не позвонит и вообще ляжет на дно, — было бы, на мой взгляд, правильным не терять времени и с утра начать опрос всех коллег, знакомых, родственников Миклачева. Вопрос один: кто знает его под кличкой или прозвищем Миклуха? На всякий случай, для чистоты результата, лучше формулировать так: «Было ли у него прозвище, кличка?» Если да, пусть сами вспомнят. Если нет, озвучить «Миклуху». Это ниточка. У меня пока все.
Кудрин согласился, уточнил пару мелких деталей предстоящей операции, отдал распоряжение Паше. После чего они еще раз внимательно рассмотрели фоторобот «Александра Васильевича Дьякова» и прочли сопровождающее описание, данное свидетелем.
Перед Лейкиндом предстал мужчина весьма привлекательной внешности, спортивная фигура, ростом примерно метр восемьдесят семь, в темно-синей бейсболке с надписью «NIKE», надвинутой на лоб почти до бровей. На вид лет тридцать пять — тридцать семь. Одет в джинсовый костюм неопределенной фирмы, под курткой белая футболка. Белые грязноватые кроссовки. Из-под бейсболки выбивались черные вьющиеся волосы. Черные же усы кончиками слегка заходили за уголки губ. Сами губы узкие. Уши нормальные. Широко поставленные светло-голубые глаза, нос слегка удлиненный, с небольшой горбинкой ближе к переносице. Овал лица немного вытянут. Подбородок волевой. Две особые приметы: на левой щеке возле скулы пятно, похожее на родинку размером примерно три-четыре миллиметра, а на правой щеке, ближе к уху, красноватый шрам миллиметров тридцать длиной. Голос низкий, приятный. Речь грубовата, характерна для человека не слишком образованного, но и не безграмотного. Слово-паразит, часто используемое «Дьяковым», — «короче» — весьма распространенное у широкого контингента людей, мягко говоря, не самых интеллигентных профессий и не самого высшего образования. Шаг и выправка выдают военного или бывшего военного.
— Неплохая зрительная память у этого Лейкинда, даром что темновато уже было. Да и слуховая… — с подозрением в голосе отметила Марьяна.
— Он в юности живописью увлекался, — уточнил Паша. — По счастью…
—
В девять утра реальный человек, риелтор по имени Зиновий, в сопровождении коллеги привез деньги. Паша поблагодарил, заверил, что на сутки-двое, вернул расписку, и те ушли.
Владелец расписки позвонил в десять утра на мобильный. Лейкинд нервно кивнул Паше и постарался, как просили, говорить спокойно.
— Да, все у меня… (слушает). Договорились…
Леонард Семенович отвел трубку от уха и не стал, как просили, нажимать клавишу «отмена».
Разговор продолжался ровно десять секунд. Его прослушивал сотрудник компании сотовой связи и специалист управления «И» уголовного розыска. Паша перезвонил, узнал. Соединение из телефона-автомата. Из какого именно — не успели засечь, слишком короткое соединение. Вариант можно было предположить.
«Александр Васильевич» назначил встречу через час в центре города, на площади Свободы у памятника маршалу Жукову. Времени было в обрез. Этот гад страхуется: место открытое, цейтнот — туда от дома Лейкинда езды полчаса, собраться, пробки, то-се… Да, в обрез.
Паша отзвонил Сафронову, старшему группы спецназа. Назвал место и время. Его инструкции были не нужны: ребята опытные, сами решат, как выстроить засаду. Но понятно, что с серьезной маскировкой ничего не выйдет. Не успеть. Будет риск засветки, если этот «Александр Васильевич» мальчик матерый. Скорее всего, так. Убийца с военной выправкой — выводы напрашиваются.
Друг следствия и правосудия, он же подсадная утка, он же скаредный адвокат, позарившийся на деньги убитого приятеля, Лейкинд Леонард Семенович простоял у памятника Жукову с пухлой кожаной деловой папкой под мышкой битый час. Паша следил за ним из газетного киоска на противоположной стороне площади, имитирую бухгалтерскую ревизию. «Александр Васильевич» не явился.
Лейкинду не пришлось волноваться «на публику». Он и впрямь дрейфил по полной программе, ибо вообще не отличался храбростью, в армии не служил, в уличных драках в детстве не участвовал и представлял из себя существо сугубо мирное и физически чахлое.
Втайне Леонард Семенович даже рад был, что операция не удалась, поскольку миновала опасность непредвиденного развития событий. Например, этот здоровый мужик мог исхитриться взять его в заложники со всеми вытекающими. «Это мне было надо?..» — риторически спросил себя Лейкинд, направляясь в переулок к своей машине после звонка Паши на мобильный и его короткой команды: «Домой поезжайте, никуда носа не высовывайте, я позвоню».
Паша был удручен, но не подавлен. Он доложил по телефону Кудрину о неудаче, но выразил надежду, что убийца решил перестраховаться. Он вряд ли «расшифровал» двух оперативников, устроивших импровизированный маскарад. Один, бомжеватого вида, слегка пошатываясь, не слишком навязчиво приставал к прохожим, прося добавить на бутылку, демонстративно громко извинялся, получая отказ, и со смиренным видом отходил, ища нового кандидата в благотворители. Другой, в бороде и под убедительным гримом, придавшим ему, сорокалетнему, морщин лет так на двадцать вперед, в очках за толстыми линзами, в грязноватой бейсболке, сидел на лавочке метрах в ста, покачивал детскую коляску с поднятым верхом с большой куклой вместо ребенка и увлеченно, почти не отрываясь, читал газету.
Кудрин разделил сдержанный оптимизм Паши и велел продолжить операцию. Паша перезвонил Лейкинду в машину, дал инструкции.