«Маленький» сделал жест, и все, кроме командира, растворились в зарослях.

Кадык поочередно осмотрел лица моджахедов. Они были залиты кровью, но не настолько, чтобы он не смог найти того, кого искал. Ликвидатор уверенно перевернул на спину труп Салеха, тщательно обыскал его, нащупал зашитое письмо. Порадовался, что нитка черная. Аккуратно вспорол сантиметров десять подкладки, перед этим внимательно поглядев на рисунок стяжка, извлек конверт. Не торопясь изучил его. Это был обычный почтовый конверт с двумя разными российскими марками текущего года. Третья марка, тоже с надписями на русском, но советская, коллекционная, 1976 года, из серии «Природа СССР», изображала степного волка и занимала неположенное ей место с обратной стороны конверта, по центру, где склеивается уголок. Она явно служила паролем и заодно подобием сургучной печати.

Кадык достал из большого кармана разгрузки все, что было нужно для предстоящей операции. Разогрев зажигалкой до кипения немного воды в пустой гильзе, он подпарил марку и «крышку» конверта, предельно осторожно вскрыл его с помощью тончайшей бритвы. Развернул листок, на котором было что-то написано арабской вязью. Затем нацепил компактную маску-противогаз и, аккуратно взломав маленькую ампулу, всыпал ее содержимое — пару миллиграммов легкого, как пудра, почти невидимого белого порошка — в бороздку на сгибе листка. Сунул его в конверт, тонко смазал клеем и прижал «крышку». Затем поместил конверт в тайник подкладки и, достав набор разнообразных по толщине разноцветных ниток, выбрал черную. Она была потолще той, которой пользовался «портной», но оставалось надеяться, что этот нюанс изучать не станут.

Стяжками, неотличимо от оригинальных, Кадык подшил подкладку.

Все. Дальнейшее от него не зависело. Сверхсекретный агент по прозвищу Кадык, командир маленького подразделения самых, быть может, совершенных убийц и диверсантов, какие действовали в системе силовых органов России в те годы, — сверхсекретный агент, данные на которого отсутствовали где бы то ни было, кроме как в памяти и личном компьютере его непосредственного, притом единственного начальника, двумя прыжками ушел с тропы и слился с горными зарослями осин, пихт и корявого орешника.

Люди Надира нашли их утром следующего дня. Их успели перенести на полкилометра вперед, где склон прерывался небольшим узким плато, и закопать до второго заката. Аллах должен был простить опоздание с похоронами на целые сутки, но и на то была воля его.

Один из людей Салеха по приказу Магомеда обыскал командира, найдя его по приметам, извлек письмо и доставил телохранителю. Магомед внимательно рассмотрел конверт, убедился, что все совпадает с описанием, переданным по коду через спутниковый телефон из далекой мусульманской страны. Магомед вошел в палатку к Надиру, протянул конверт и кивнул. Надир молча кивнул в ответ. Магомед вышел.

Лидер мощнейшей группировки моджахедов, духовный наставник сотен шахидов Надиршах Молла Абу-Акр вскрыл конверт изящным золоченым ножиком, извлек письмо, развернул его и ушел в лучший из миров.

Три трупа, экзотические убийства, одна корпорация, одно дело, не бомжи и не бандиты, не бизнесмены с криминальным прошлым (мелкая судимость юноши Миклачева не в счет) — вообще, нормальные, довольно молодые, в целом законопослушные и даже служащие закону граждане и… никаких серьезных результатов у следствия.

О деле, с большим или меньшим количеством деталей, с изрядной долей путаницы и вранья, но тем не менее дружно и интригующе написали и «отэфирили», кажется, уже все областные и масса федеральных СМИ. Генпрокуратура шипела и кипела, один из замов руководителя следственного комитета лично пообещал Андрею Ивановичу Кудрину в лучшем случае скорое и позорное отстранение от дела, в худшем — отставку.

Опера вот уже два месяца рыли носом землю, вынюхивая и выпытывая у платных стукачей и своих людей в бандитских структурах, у приподъездных бабушек и барменов, парикмахеров и сутенеров — господи, кому только не совали под нос фоторобот человека сразу с двумя особыми приметами («Такой мог и нарисовать себе», — предполагал Паша, и Кудрин понимал, что он прав»), кого только не расспрашивали! Восьмерых, похожих по описаниям и приметам, скрипя зубами, отпустили, стукнувшись лбами о железную стенку алиби или категорическое несоответствие биографии, профессии и физических данных задержанных тем «подвигам», которые совершил «Александр Васильевич Дьяков».

Внезапно и загадочно подтвердилось предположение Паши. В городское управление внутренних дел пришла анонимка. Стандартный конверт с адресом УВД, написанным вкривь и вкось то ли детской, то ли левой взрослой рукой. Почерк письма — такой же.

Убийца какого ищете бес усов волосы светлые прямые глаза темные. Я его видал близко фоторобот ваш врет. Случайный сведетель. Честно.

Почерковедческая и лингвистическая экспертизы, проведенные оперативно, пришли к заключению с достоверностью семьдесят-восемьдесят процентов: свидетель, если реальный, шифруется (почерк старательно искажен, слишком нарочитые, «придуманные» грамматические ошибки, преднамеренное отсутствие знаков препинания. Вывод: хитер на примитивном уровне, боится засветиться, не хочет фигурировать в деле.

Паша и Марьяна в унисон отвергли версию, что писал сам убийца, желая сбить их с толку. Кудрин ждал от них подобного заключения, потому что сам склонялся именно к нему. Они сошлись на том, что столько дней безуспешного розыска по недостоверному фотороботу были достаточной гарантией безопасности для убийцы — на кой черт ему что-либо предпринимать, какие-то письма отправлять, да еще через городской почтовый ящик…

А еще следственная группа солидарно предположила, что некий реальный свидетель-доброхот (свидетель неизвестно какого убийства) мог принять за убийцу непричастного человека.

«Или он действительно видел киллера, но тот был просто в другом гриме». Этим допущением Марьяна добила всех окончательно и навеяла тоску.

Однако второй, скорректированный фоторобот решили все же сделать: а вдруг он вновь использует именно эту маску?

Участковый Панин, в чью зону ответственности входили Енисейская улица и безопасность домушников по кличкам Рупь и Щелчок, при всех преступных пороках и предательских по отношению к службе занятиях, ненавидел мокрушников с тех недавних еще пор, как зарезали на рыбалке его школьного друга Шурика. Мало того, это звериное отродье дело сорвало, нанесло прямой убыток. «А там ведь могло отстегнуться нормально, от этой бабы! Поможем следакам, вдруг поймают и в жопу кол… Хорошо бы!»

Участковый Панин тоже был опрошен в числе многих. Разумеется, ничего не видел и не слышал, в это время дома еще был, собирался на совещание в управу. Пообещал поразнюхивать.