Из двух отпечатков, найденных на дверце, один наверняка был Пашин. «Во профессионал!» — с самокритичной иронией оценил про себя Паша собственные действия. После чего ячейку аккуратно и легко вскрыл оперативник простой отверточкой. Замочек просто провернулся как по маслу. Его можно было «сработать» и ногтем.

Там, в ячейке, располагался конверт.

Паша извлек его, предварительно надев перчатку. Это был стандартный почтовый конверт увеличенного формата, заклеенный, не подписанный. В нем лежал какой-то небольшой выпуклый продолговатый предмет, явно не предназначенный для почтовой рассылки в конвертах. В нос шибанул неприятный сладковато-гнилостный запах, сдобренный, как показалось Паше, духом резкого одеколона. Паша, чуя неожиданность, призвал эксперта приготовиться фотографировать. Он аккуратно надорвал конверт. Содержимое вытряхнул в перчатку.

Они увидели смердящий, сморщенный, черно-синий, но не сильно разложившийся обрубок крайней плоти, герметично упакованный в плотный, но достаточно прозрачный полиэтилен.

На Пашиной ладони лежал мужской член, подвергшийся воздействию естественных процессов.

В конверте располагался и клочок бумаги в ученическую клеточку. На нем шариковой ручкой печатными буквами было крупно выведено: «НАВЕКИ ТВОЙ. МИКЛУХА».

Пошло-поехало… Так всегда бывает: то густо, то пусто. Не успел Паша приехать в управление и официально сдать свою находку на экспертизу, как телефон на его рабочем столе выдал еще одну любопытную информацию к размышлению. В рамках уголовного дела, по официальному запросу их ведомства, подписанному высоким руководством (Кудрин подсуетился!), контрольно — ревизионное управление Банка России по Славянской области в ускоренном порядке выяснило, имелись ли денежные средства на счетах каких-либо банков на имя Миклачева Анатолия Зотовича.

Имелись. Но не Родшильд, совсем не Родшильд! Впрочем, все равно покойный предусмотрительно не клал все «яйца» в одну корзину. В некрупном коммерческом банке «Аметист» у нашего убиенного и лишенного основных мужеских признаков персонажа безмятежно полеживали на депозите с автоматической пролонгацией, под девять процентов годовых, аж пять тысяч американских денег. В другом банке, тоже коммерческом, «Турусбанк» — этот посолидней! — обнаружилось четыреста тысяч рублей, опять же на депозите, но пополняемом, под двенадцать годовых. И, наконец, еще один вклад, уже куда солиднее, до востребования, с остатком в три миллиона рублей, был единственным «подвижным» и размещен был в банке «Доходный». Миклачев им пользовался, что-то докладывал, немного снимал. Немного. Если не считать одной операции в феврале нынешнего года. Анатолию Зотовичу понадобилось сразу два миллиона.

«Зачем такие деньги? — задался вопросом Паша. — Машину он не менял, его «тойоте», кажется, три или четыре года. Никакого строительства, по их сведениям, не затевал. Драгоценностями и антиквариатом вроде бы не интересовался, судя по обстановке в доме и показаниям этой домработницы Щукиной. Азартные игры, рулетка? Не похоже. Коллеги бы хоть что-то знали. И потом это в городе, даже большом, занятие, хошь не хошь, публичное. Не на одноруких же бандитах играл, если играл! Казино — место не слишком, но людное. Коллеги бы пронюхали обязательно. Нет, все не то».

Паша вернулся к идее долга. А если все-таки Лейкинд не так уж непричастен? Не с Миклачевым ли, коллегой и приятелем своим дорогим, выяснял он по телефону финансовые отношения, когда пенсионер Кузьма Данилович ушки-то навострил? Пришло время проверить, и безотлагательно.

«Черт возьми, ну и клубок замотался!» — думал Паша, набирая мобильный телефон Леонарда Лейкинда.

Леонард Семенович Лейкинд был немного ниже среднего роста, чернявый, с проступающей — сколько ни брей! — щетиной, рано и заметно лысеющий. Фразы произносил картавой скороговоркой, безупречно грамотно их строил, но проглатывал иногда звуки, отчего возникало ощущение, что он жутко торопится выразить мысль, пока не ускользнула. При этом жестикулировал и слегка поводил и подергивал плечами в такт разговору, производя довольно комичное впечатление. Два слова-паразита то и дело всплывали в его речи, но, возможно, помогали делать экспрессивнее выступления в суде: «абсолютно» и «категорически».

Паша встретился с ним в кабинете адвокатского офиса на следующее утро после жуткой находки в почтовом ящике Голышевой.

Лейкинд заметно нервничал, отчего руки его двигались непрерывно, то перебирая бумаги на столе, то теребя авторучку.

— Простите, Леонард Семенович, что беспокою вас и отрываю от дел, — усыпляюще миролюбиво начал Паша, — но следствие по вашим убитым коллегам требует как можно больше знать подробностей и нюансов про их личную жизнь, профессиональные дела — сами понимаете…

Паше не пришлось ничего добавлять — Лейкинд разразился тирадой, выпускал накопившуюся нервную энергию, словно воздух из шарика.

— Конечно, я же юрист, но, честно говоря, абсолютно не знаю, что добавить к тому, что уже рассказал вашему дознавателю и вам при нашей первой встрече. Еще раз подчеркну: Толя был всего лишь моим приятелем и коллегой, мы не дружили, тем более семьями, по причине отсутствия таковой у Миклачева. Мы не доверяли друг другу сердечных тайн, не дискутировали на острые политические темы, не пьянствовали вместе, поскольку я абсолютно не употребляю алкоголя. Мы не состояли в интимных гомосексуальных отношениях, не устраивали совместных походов по девочкам, так как я категорически не приемлю связи на стороне и, уж извините за старомодность, абсолютно верен своей супруге. Да, когда-то учились на одном курсе вечернего отделения юрфака, общались, он ко мне хорошо относился, я к нему тоже. Вспомнил, пригласил в партнерство. Все! Дальше проверяйте бухгалтерию, выявляйте его связи, ищите убийц Аллочки бедной — царство ей небесное! — но про Толю я абсолютно не представляю, что еще могу вам рассказать.

— Кое-что можете, — Паша наконец воспользовался паузой в словоизвержении Лейкинда. — Вот, например: Миклачев жадный был или, наоборот, щедрый, добрый?

— Абсолютно нормальный, скаредности не наблюдал, про благотворительность его тоже ничего не слышал. Я же вам объяснял…

— А вам, Леонард Семенович, он ничего не одалживал, никаких денег? — жестко и в лоб спросил Паша тоном полуутвердительным. При этом уставился в глаза Лейкинду испытующе-пронзительным взглядом следователя из фильмов про шпионов довоенной советской поры. Лампы в глаза не хватало.