— Намного раньше, да почти сразу, как пришла, в ноябре 2008 года. С тех пор ничего и не было, он ко мне классно относился, премии подкидывал втихаря, цветочки иногда приносил, флиртовал шутя. Он веселый был, хороший мужик. Добрый. В долг всегда давал, но я по мелочи иногда просила, по-крупному никогда.

— Слушай, Ленка, — назвав ее так, Марьяна лексически сломала последние преграды, отделяющие двух женщин от статуса близких подружек, — скажи ты мне, дуре, ну как он мог отказаться от такой роскошной молодой бабы и запасть на Голышеву, тетку тридцати семи лет, далеко не такую сексуальную, как ты, потом на клиентку свою Салахову — нет, они, конечно, внешне-то ничего, но не тебе чета. Я не понимаю!

— Да кто их, мужиков, разберет! — уже заплетающимся языком произнесла Леночка. — У них свои заморочки, свои тараканы. Им всегда чего-то особенного надо — со временем. Иначе им скучно становится и снова в лес, как волчары, — по тропам рыскать.

— В лес — это куда?

— Да хоть куда! То на светскую тусовку, то по блядям в бордели. Да пошли они!.. Хотя Толю мне жалко, очень жалко. И Аллочку тоже. Давай лучше еще по одной.

— Давай! А что, Миклачев мог и по борделям?

— Почему же нет-то? Видели его и с такими!.. Я сама видела…

— Вспомни — где, Ленка, умоляю! Мне это важно.

— Ну, я не помню точно. А-а, вот, вспомнила… Мне подружка моя, Зоечка, потом уж рассказала, что засекла его с какой-то сучкой в «Пьяной пантере», клуб такой для всякой шушеры, но туда и богатенькие захаживают. А сам он меня, между прочим, в «Алмаз» приглашал один раз, это высокий полет, дорогие понты, между прочим…

— А еще где?

— Не, не помню, отстань…

Марьяна поняла, что больше ничего существенного из Леночки сегодня не вытянуть — кто же знал, что так слаба на шампанское? Но встречу Марьяна бесполезной не сочла. Отнюдь. Леночка подкинула повод крепче поразмышлять над двумя вопросами. Первый: был ли Миклачев банальным трахальщиком и ловеласом, и если да, то — второй: при чем здесь проститутки при его-то внешности, способностях охмурять и искусстве сводить с ума в постели? Чем они могли быть интересны самолюбивому (явно), самовлюбленному (явно), изощренному в постельном мастерстве Миклачеву? Зачем ему такие дамы, если победа над ними, считай, одержана заранее, она в буквальном смысле у него в кармане?

Изначально, а тем более теперь, Марьяна Залесская не сомневалась: с адвокатом расправились на любовной почве. Но чтобы найти убийцу, надо обнаружить ту единственную сексуальную связь, из которой он не смог выйти так же мирно и почти безболезненно, как это ему удалось с Леночкой, Аллой Голышевой, всеми другими неисчислимыми партнершами. С Леночкой, кстати, надо бы поговорить еще.

Дополнительный обыск в однокомнатной квартире Голышевой вели двое оперативных сотрудников и лично Паша Суздалев в присутствии двух понятых. Этому предшествовал повторный осмотр места преступления экспертом-криминалистом: снова, с особой тщательностью шел поиск и снятие отпечатков, сбор образцов пыли, песчинок и волосков в ворсе паласа, пролистывалась каждая книжка, каждый блокнот, какие обнаружились в квартире. Паша сам не понимал зачем, но дал команду простучать стены, кафель в санузле, он самолично заглянул в сливной бачок, наглотался пыли на антресоли, где не обнаружилось ничего, кроме нескольких коробок с поношенной обувью, большого китайского термоса, какие были в дефиците и цене лет двадцать назад, и стопки старых книг по юриспруденции, перевязанных бумажной бечевкой, — им явно не хватило места на книжных стеллажах в комнате. Паша вел обыск, выполняя команду Кудрина, видел в таком повторном «шмоне» нечто иррациональное, однако был упорен и добросовестен.

Ничего. Во всяком случае, ничего такого, что проливало бы свет на мотивы убийства, выдавало бы следы присутствия кого-то подозрительного. В том числе тех двоих полумифических мужчин, которых якобы видела старуха Крынкина.

Опечатав дверь, Паша уходил последним, как капитан с тонущего корабля, если с таковым можно было сравнить осиротевшую, уже, видимо, бесполезную для следствия квартирку несчастной Аллы Осиповны.

Он спустился на лифте на первый этаж и собрался было распахнуть дверь подъезда. Но тут Пашин взгляд упал на блок почтовых ящиков, обычных металлических ячеек с номерами квартир. У доброй четверти ячеек были повыломаны замки, какие-то зияли просто темными нишами, какие-то — с гостеприимно распахнутыми искореженными дверцами: привычная картина городских подъездов во многих «простых» домах, мало кого волнующая еще и потому, что газеты и журналы люди выписывают все реже, а почтовые отправления в эпоху Интернета становятся анахронизмом. Взгляд сам отыскал цифру «35» — почтовый ящик убитой выглядел нормально, был закрыт.

«Стоп! Мудила! — Паша мысленно использовал любимое определение, которым награждал себя в случае очевидного прокола, просчета, недоработки. -

Что же ты? В почту не заглянул! А вдруг там письмо от убийцы? Или записка, проливающая свет? А вдруг была, а за эти два дня исчезла? Вот, мудила!»

Паша подошел к ячейкам, потянул дверцу той, что под номером «35». Не поддалась. Он опрометью выбежал на улицу и, по счастью, застал ребят, только садившихся в желтый милицейский фургон с надписью «Лаборатория» по кузову. Он призвал эксперта и оперативника на минутку вернуться, прихватив все, что нужно для снятия отпечатков, и отмычку или отвертку, на худой конец.