В условиях царской России из-за «бедности содержания русской жизни, … ее узости, стесненности, недостатку простора практическим героям типа Чичикова, «умным, твердым, изворотливым, неунывающим» не было возможности направить свою деятельность на «что-либо полезное». Они были вынуждены «обращаться к целям чисто личным, грубо-эгоистическим, к хитросплетениям плутовства, имевшего связь и соотношение к учреждениям государственным, которые пронизали собою всю русскую жизнь» [Данилевский. 1995, с.425]. Поэтому отчасти справедливо мнение, что известная продажность русского чиновника не всегда основывается на низменных побуждениях. Часто в этом проявляется сочувствие, ломающее административный порядок или делающее его более мягким и тем самым – более гуманным. Личность ставится выше формальностей. Тогда это становится благодеянием для просителей, как бы последней благотворительной инстанцией [Шубарт.1997, с.139]. Говоря нашими словами, ценность «личность», без наличия которой общество почти не может развиваться, окольными и незаконными путями вводится в систему фундаментальных общественных ценностей.
В советское время, когда простор для частной деятельности сузился еще больше, появляются, помимо прямого хищения государственных средств, распределение благ «по блату», подпольные цеха для производства дефицитных товаров, черный рынок, спекуляция, фарцовка.
В целом, отсутствие в России и СССР гарантированного и свободного доступа к богатству и хозяйству с неизбежностью порождает мздоимство. Ибо чиновничий аппарат вынужден, пусть в извращенных и выгодных для него формах, удовлетворять частные интересы, отзываться на напор и инициативу людей, утверждающих себя в жизни через практическую деятельность.
Что касается казнокрадства в царское время, то любопытно в этом смысле возражение, сделанное Петру I генерал-прокурором П. Ягужинским на настойчивое повеление царя написать указ, согласно которому всякий, укравший «на столько, чего веревка стоит, без промедления должен быть повешен»: «Однако ж, всемилостивый государь, разве хочешь ты остаться Императором один, без подданных? Все мы воруем, только один больше и приметнее другого», Царь, рассмеявшись, оставил свое повеление без подтверждения [Штелин.1990, с.84]. А тогдашние эксперты, «сведущие в чиновничьих изворотах», высказывали мнение, «что из собранных 100 податных рублей только 30 попадают в царскую казну», остальное же «чиновники делят между собой за свои труды» [Ключевский. 1995. Кн.2, с.577].
В советское время распространенной формой казнокрадства стали приписки, когда деньги выплачивались за работы, выполненные лишь на бумаге, выплата денег подставным лицам и пр. Но, конечно, эти хищения несравнимы по масштабам с хищениями государственных средств в современной России, особенно в период правления Ельцина.
Отношение к богатству в России и СССР в общественном мнении можно выразить словами В. Розанова, заметившего однажды, что «в России вся собственность выросла из «выпросил», или «подарил», или кого-нибудь «обобрал». Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается» [Розанов. 1990, с.46].
Мнение Розанова в чем-то преувеличено относительно собственности в прежней России, но в собственности нынешних новоявленных «олигархов» своего труда практически нет. Всем ясно, что это наворованная собственность. Как сказал в свое время А. Чубайс, «на очередном этапе реформ люди, находящиеся у власти, обменяют власть на собственность». Это не совсем точно. Люди, имеющие доступ к власти, «присвоили общенародную собственность». Было бы наивно думать, что «их» собственность будет «уважаться» в обществе, а люди в массе откажутся от ее новых и новых переделов. Для этого они еще долго будут пытаться использовать как законные, так и незаконные средства..
При доминировании служебной деятельности в обществе действительно трудно честным путем добыть богатство. Поэтому, с учетом аморальности и незаконности путей приобретения собственности в России, народ приходил к убеждению, что «от трудов праведных не наживешь палат каменных» и «пусти душу в ад – будешь богат». Мнение же русской дореволюционной интеллигенции выражено словами: «…В душе русского интеллигента есть потаенный уголок, в котором глухо, но настойчиво звучит…: «Есть только одно состояние, которое хуже бедности, и это – богатство» [Франк. 1990, с.201]. Даже русский купец старого времени, нажившийся нечестными путями, склонен был считать это грехом, замаливал этот грех и мечтал в светлые минуты о странничестве или монашестве [Бердяев. (2) 1990, с.119].
Отношение русских к богатству принципиально отличалось от отношения к нему европейцев. Отмечалось, что: «…у европейцев бедный никогда не смотрит на богатого без зависти; у русских богатый зачастую смотрит на бедного со стыдом. У западного человека сердце радостно бьется, когда он обозревает свое имущество, а русский при этом чувствует порой угрызения совести» [Шубарт. 1997, с.82]. Такое отношение к богатству сохранялось, в общем, и в советское время, но в нем постепенно укреплялись скрытые и преступные пути обретения богатства, что пагубно сказалось на нравственно здоровье общества в период «перестройки» и «радикальных реформ».
Мастерство как модус значимости не получило должного развития ни в России, ни в СССР, что связано с недостаточным наличием или даже фактическим отсутствием рыночной процедуры социального признания. В царской России мастерство высоко ценилось в рабочей среде, о чем свидетельствуют сказы горнозаводского Урала и Тулы (Данило-мастер, Левша). В советское время ориентация на план, т.е., на количество заставляла забывать о качестве. Мастерство не воспрещалось, но не было механизма, обеспечивающего спрос на него. Оно требовалось лишь в особых случаях (работа на оборону или при изготовлении предметов потребления для партийно-государственной элиты).
При ограниченном доступе к модусам социальной значимости в СССР стали образовываться социально-профессиональные слои чем-то похожие на сословия, когда профессии стали передаваться как бы по наследству. Возникали семейные кланы творческих работников, сформировалась партийно-государственная элита, а среди студентов вузов (особенно выпускников) постепенно возрастал процент детей так называемых «служащих», хотя государственная политика и предоставляла льготы детям рабочих и крестьян при поступлении в вуз.
Личная экспертиза как процедура социального признания в России и СССР (строка 6 таблицы), естественно, превалирует над безличной экспертизой при доминировании служебной деятельности и слабом развитии рынка как социального института. Объективным основанием для нее должны бы быть реальные заслуги отдельного человека. Однако в действительности критериями для его оценки становятся самые разные обстоятельства: знатное или, напротив, пролетарское происхождение, близость к вышестоящему лицу по кровному родству, личные приязнь и неприязнь, взаимосвязь на почве личных интересов, оказание услуг, не входящих в служебные обязанности и пр. В России и в СССР эти обстоятельства часто играли решающую роль в карьере, доступу к различным благам, включая собственность и привилегии. Примерами для подтверждения высказанных положений служат местничество в допетровский период, а позже фаворитизм на протяжении всей истории царской России. В советское время – рекомендации при вступлении в КПСС, «позвоночное право» и т.д. В целом, это отрицательно сказывалось на нормальном течении служебной деятельности.
Дисциплина и долг как инструментальные ценности служебной деятельности получали широкое одобрение в России и СССР (строка 7 таблицы), поскольку служебная деятельность выполняется тем лучше, чем полнее отдает себя человек служебному долгу, в пределе жертвуя собой во имя его. В русской общественной мысли утверждалось, что «русский гражданин повинен своему отечеству служением и жертвенностью» [Ильин. 1992. Т.2, с.74]. А русский человек обязан прежде «служить земле своей, а не себе» [Гоголь. 1993, с.99].
Связанные с выполнением долга психические черты – терпеливость, неприхотливость, покорность, смирение, героизм и т.п. – были свойственны русским людям, были им понятны и симпатичны. Известному славянофилу казалось «страшнее и гораздо величавее Фермопил» поведение персидских вельмож, хладнокровно и без всякого принуждения бросавшихся в море во время бури, чтобы облегчить корабль и спасти царя (Ксеркса) [Леонтьев. 1991, с.179].
У отдельных европейцев также вызывал уважение «талант повиновения», благодаря которому Россия первенствует и который дает ей мощь, далеко превышающую другие страны, «талант, необходимый всем нациям, всем существам и беспощадно требуемый от всех под опасением наказания» [Цит. по: Герцен. 1969. Т.2, с.440–441].
Парадоксально, но этот «талант повиновения» высоко ценился и в начальный период развития молодого российского капитализма. Тогда для хозяина в рабочем были ценны не мастерство, выучка и старательность, а покорность и вечная благодарность «благодетелю фабриканту» [Кавторин. 1992, с.46]. Парадокс состоит в том, что российские капиталисты тем самым вредили своей собственной выгоде на рынке (ведь такое отношение к рабочему никак не способствует повышению качества продукта) и препятствовали развитию той рыночной цивилизации, созидание которой являлось их исторической задачей. Но, вероятно, уж очень велик соблазн утвердить себя привычным способом через унижение другого, когда общий фон отношений в стране характеризуется традиционным небрежением личностью зависимого человека, неколебимой уверенностью, что «нанялся – продался» и «закон барину не указ» [Кавторин. 1992, с.46].
Талант повиновения действительно полезен обществу, равно как и массовый героизм. В момент столкновения двух обществ (государств) он может дать решающее преимущество, если технические уровни служебно-домашней и рыночной цивилизации сопоставимы. Тогда почти наверняка выиграет служебнодомашняя. Но в условиях мирного соревнования при быстрой смене технического уровня (научно-технической революции) в выигрышном положении окажется рыночная цивилизация, поскольку она лучше обеспечивает развитие объективно необходимой деятельности.
В советском обществе названные ценности пропагандировались официальной пропагандой и находили поддержку в общественном мнении. Достаточно вспомнить популярные советские песни Гражданской и Великой Отечественной войн, отражающие романтику послевоенного строительства и освоения космоса и т.д. Большинство советских людей в то время были готово действовать по принципу: «Раз надо, значит надо!».
Признаки домашнего типа хозяйства в России и СССР (8 строка таблицы) хорошо заметны и в царский, и советский периоды существования страны.
Главный признак его – производство для внутреннего потребления – не может быть абсолютным. Связь с мировым рынком в России существовала всегда (русские государи настойчиво боролись за выход к Балтийскому морю для облегчения условий торговли с Западом). Но в Московском царстве, в Российской империи, а позднее и в СССР торговля на внешнем рынке была едва ли не решающей степени направлена на удовлетворение