В царской России власть давала все: и чины, и богатство, и положение в обществе, поэтому вполне закономерна борьба за близость к источнику всякой власти – монарху и соперничество из-за монаршей милости. Естественно и явление фаворитизма, пышным цветом расцветшее в России (особенно в «женский период» управления страной).
Иностранный наблюдатель писал о «безумной погоне за отличиями», «явном и тайном соперничестве», о «всех страстях, проявляемых на войне, существующих постоянно во время мира», о «беспрерывной тревоге в вечно кипящей борьбе в погоне за знаком монаршего внимания» [Кюстин. 1990, с.53]. В этих словах чувствуется сатирическая гиперболизация процессов, протекавших в российском обществе. Но некая суть ими схвачена верно, поскольку мнения русских писателей и мыслителей сходны с мнением этого французского путешественника.
Очень точно и емко выразился однажды Тютчев: «В России и канцелярия, и казарма … все движется около кнута и чина». Весьма выразительные символы власти. Не случайно и Грибоедов дал саркастические зарисовки о людях, которые не «в войне, а в мире брали лбом, стучали об пол не жалея», о мундире, укрывавшем слабодушие и рассудка нищету его носителей и т.д. Не случайно и тетки Илюши Обломова в мечтах видели его генералом.
Противоречивой сложилась ситуация с доступностью власти в советском обществе. С одной стороны, с самого начала была использована самая демократичная форма ее достижения – выборы в Советы. Но, с другой, были установлены признаки (социальное происхождение, членство в партии), не позволяющие на основе свободного выбора добиваться даже самого малого руководящего поста. Реально власть принадлежала партийногосударственной номенклатуре, войти в которую было достаточно сложно. Кроме того, и приход к власти, и отстранение от нее были слабо связаны с демократическими процедурами, что лишало административное лицо необходимых гарантий на длительность и самостоятельность исполнения своих функций.
В России и СССР высоко ценилась слава, особенно, воинская, связанная с ценностью «отечество» («общество») и служебной деятельностью. Но для общества не всегда полезно, когда слава приобретает чрезмерный вес.
Слава часто достигается за счет жертвы, подвига, которые нужны в особых обстоятельствах. Но ни подвиг, ни жертва не могут быть основой повседневного существования, развития и процветания общества. Для этого нужен простой, привычный, ритмичный, постоянный и напряженный труд. Ориентация на славу, на возможность «мгновенно прославиться» способна отвратить человека от «нудной и скучной» повседневной черной работы.
Кроме того, являясь ступенькой к власти, слава способствует проникновению на высшие должности лиц, не обладающих должным профессионализмом в сфере управления. Геройпартизан (Денис Давыдов) или знатный шахтер (Алексей Стаханов) не обязательно будут лучшими управленцами в армии или промышленности. А известные представители творческой интеллигенции едва ли окажутся способными принять стратегически верные решения в сложные периоды существования общества (деятельность последнего Съезда народных депутатов СССР, где тон задавали актеры, ученые и писатели, в немалой степени способствовала крупнейшей геополитической катастрофе XX века – распаду СССР).
Наконец, в борьбе за почетные знаки славы (и возможность через нее получить доступ к власти) могут использоваться нечестные пути и средства («дутые рекорды», шельмование конкурентов в науке и искусстве, очковтирательство и пр.). В ситуации войны возможно массовое принесение в жертву жизней простых солдат ради достижения амбициозных целей военачальника (затеянный Грачевым и Ельциным неподготовленный штурм Грозного в декабре 1996 – январе 1997 гг., приведший к жертвам среди российских солдат).
Богатство, хозяйство и мастерство в материальной сфере как модусы социальной значимости в России и СССР занимают подчиненное положение, как и идеальном типе СДЦ (в таблице это не отражено). Это определяется доступностью по преимуществу на условиях службы, отсутствием гарантией на их владение, невысокой оценкой в общественном мнении. Это хорошо заметно в царской России и СССР.
Отсутствие гарантий в царский период на обладание собственностью (богатством и хозяйством) можно объяснить: 1) вотчинным типом государства в Московской Руси, 2) укоренившимся представлением о государе как о вотчинном владельце, 3) тесной связью модусов значимости со служебными обязанностями. Учитывая эти обстоятельства, понятно, почему государь мог лишить дворянина поместья, если тот отказывался в «нетях» при вызове на службу. Равным образом, царь «жаловал» крупных заводчиков или фабрикантов (Строгоновы, Демидовы) природными ресурсами и рабочей силой и позволял им неплохо кормиться за этот счет, но взамен они были обязаны поставлять тот или иной продукт для государственных нужд. В случае невыполнения «государственного заказа они могли лишиться пожалованной собственности.
Существовали дополнительные причины, когда собственность могла быть отнята у владельца.
Во-первых, любого можно было лишить «чинов, звания и состояния» в случае крамолы (неповиновения) или упущения по службе (воровства). Примеры тому от Меншикова до декабристов..
Во-вторых, можно было пострадать и без явной вины, а в результате каких-то дворцовых происков. Так, Иван Грозный пожаловал Строгоновым громадные владения в Приуралье вместе с выгоднейшими привилегиями. Царь Федор, вероятно, по наущению Годунова, сперва отобрал от них почти все, затем вернул отнятое, а ставший царем Годунов в придачу к старым камским владениям выделил им из казны еще более полумиллиона десятин в Сибири [Скрынников. 1992, с.150–153].
В-третьих, царь мог распорядиться собственностью, формально не отнимая ее, в случае государственной необходимости. Петр I, который не уважал «частной собственности», когда «думал об отечестве» [Белинский. 1992, с.88–89], изъял имущество у церкви (знаменитые колокола), а также учредил не менее знаменитые «кумпанства» для постройки кораблей.
Петровские способы сбора средств для государственных нужд похожи на действия Карла I во время конфликта с Испанией, когда английский парламент отказался санкционировать налог на военные нужды. Но в Англии подобная политика была сочтена тиранией, встретила сопротивление, за что отдельные лица были наказаны королем [Guisot. 1841 P.29–31 и др.], а, в конечном счете, привела к революции. В России и возникнуть не могла мысль о неправомерности действий царя, о нарушении им прав подданных. Его могли обвинить в «антихристианском», «сатанинском» поведении, в жестокости, в неуважении к древним обычаям, но только не в нарушении прав «холопов», каковыми были для царя все подданные, включая высших вельмож. Позже Екатерина II урезала монастырские земли и т.п.
В-четвертых, определенные виды хозяйственной деятельности могли быть ограничены в пользу отдельного сословия. Полное право всем лицам любого сословия курить вино, данное Петром I, постепенно ограничивалось в пользу дворянства. Сначала ограничения коснулись мещан и крестьян, затем купцов, причем ряд винокуренных купеческих заводов был уничтожен. В конце концов, курить вино было позволено лишь «всем дворянам и их фамилиям, а прочим никому» [Струве. 1913, с.47].
Непрочность собственности хорошо ощущалась всем обществом, поэтому нередко частные лица опасались заводить предприятия. Эти опасения зафиксированы даже в одном из петровских указов. В нем сказано, что подданные царя «иждивения и трудов» к устройству рудокопных заводов «приложить отважиться не хотели, опасаясь, дабы те заведенные рудокопные заводы, когда с них добрая прибыль будет, от них, заводчиков, отняты б не были» [Заозерская. 1947, с.74].
В советский период о богатстве нельзя говорить как о доступном (даже на формальном уровне) модусе социальной значимости. Оно осуждалось официальной идеологией и не принималось обыденным сознанием. По нормам общества оно было доступно лишь отдельным представителям творческой элиты, причем гарантировано владеть им не могли и они. Кроме того, нельзя было использовать его для приобретения нового богатства или как рычаг воздействия на общественные процессы (потратить на выборную агитацию). Богатство использовалось преимущественно на удовлетворение личных потребностей или на какую-то официально признанную цель (постройка библиотеки в родном селе, на танки и самолеты во время войны и пр.).
Фактически под запретом оказалось и хозяйство после периода НЭПа, допускаемое лишь в качестве мелкого индивидуального хозяйства кустарей и личного подсобного хозяйства колхозников (оно, впрочем, в послевоенное время тормозилось натуральными налогами на скот и плодовые деревья, а при Хрущеве было фактически ликвидировано обобществлением домашнего скота).
Богатство и хозяйство, однако, столь привлекательные ценности, что люди, по-видимому, никогда и ни при каких условиях не откажутся от них полностью. Вопреки усилиям официальной идеологии и давлению массовых представлений, в цивилизации служебно-домашнего типа всегда будут находиться люди, для которых они будут самыми желанными. Но в условиях запрета на частную собственность и предпринимательскую деятельность достижение этих ценностей приобретает извращенные формы (узурпация и злоупотребление распорядительной властью, прямые хищения в экономике и пр.).