Глава 19

Так ничего и не добившись, Беатрис покинула кабинет отца. Ожерелье должно было ее душить, но украшение свободно лежало на ключицах, металл уже согрелся до температуры тела. Шаги, кашель, заглушенный тихим, но пробирающим до глубины души воем, что терзал ее слух, потускневший и посеревший мраморный стол в холле – после того, как у нее отняли чувства, все будто ослабло, поблекло.

Дверь гостиной со щелчком открылась. Послышался тихий звук – простучали каблуки туфель – и Беатрис подняла взгляд.

– Мама, – прошептала она.

Теперь они стали совсем похожи: одинаковые округлые уши с простыми жемчужными каплями. Одинаковые осенне-рыжие локоны, уложенные в дневную прическу. Одинаковые серебряные ожерелья, лишившие их прирожденного дара.

Мать распахнула дочери объятия, Беатрис бросилась к ней, и они прижались друг к другу мокрыми от слез щеками.

– Дорогая моя, – прошептала мама. – Мне так жаль.

– Я не могу, – тоже шепотом отозвалась Беатрис, – не могу.

Мать обнимала ее, а Беатрис прильнула к ней.

– Хотела бы я, чтобы все прошло легче, – сказала мама и отступила на шаг, чтобы посмотреть на нее. – Тебе пришлось очень тяжело.

– Помоги мне. Пожалуйста, – взмолилась Беатрис. – Отправь записку Исбете Лаван. Передай, что я научу ее всему, но мне нужен гримуар.

Ящик в кабинете отца с грохотом захлопнулся. Мама насторожилась. Она бросила тревожный взгляд за плечо Беатрис и погладила дочери руку.

– Ты привыкнешь, – сказала она.

Беатрис слепо и недоверчиво взглянула на нее.

– Мама?

Дверь в кабинет отца открылась. Мать, не слушая ее, продолжила успокаивающим тоном:

– Через некоторое время ты о нем забудешь.

– Как я могу забыть? Все изменилось. Все стало иным. Это…

– Беатрис, – сказал отец. – Попрощайся с женихом.

Куда делся тот жар, который прежде воспламенял ее чувства? Куда исчезло ощущение, что тело живет в согласии с ними? Она повернулась. Дантон Мезонетт подошел и протянул ей ладонь. Беатрис осталась на месте, с опущенными по бокам руками. Она должна была кипеть от ярости. Сжать кулак и ударить его в нос.