Система ухаживания в прошлом была способна обеспечить как формальное, так и неформальное доверие, поскольку издержки отказа от помолвки могли быть весьма значительными (это был удар по репутации), а также потому, что она задействовала социальные сети. Эти социальные сети служили своего рода гарантией. Дэвид Хаас и Форрест Дезеран далее определяют доверие с позиций Блау как «веру одного человека в то, что другой выполнит свои обязательства и, согласно устоявшейся практике, “внесет свою лепту” в отношения с партнером»⁴⁵². Но доверие как вера в то, что партнер выполнит свои обязательства, стало весьма напряженным, поскольку неопределенность создает эмоциональную дилемму заключенного (или «дилемма бандита» — фундаментальная проблема в теории игр, согласно которой рациональные игроки заботятся лишь о своем собственном выигрыше. — Прим. пер.): учитывая общее желание каждого защитить чувство собственного достоинства, учитывая ощущение уязвимости при раскрытии своих намерений и чувств, уверенность в том, что другой человек будет взаимодействовать (то есть даст положительный ответ), может быть обретена только в том случае, если один партнер верит в то, что другой ответит взаимностью. Как далее утверждают Хаас и Дезеран: «Доверие строится постепенно, за счет цикла постоянно увеличивающихся инвестиций в отношения, в ходе которого партнеры могут доказать свою благонадежность друг другу»⁴⁵³. Модели рационального выбора доверия, как правило, предполагают, что доверие обычно развивается на основе циклической взаимности: доверие одного человека проистекает из доверия другого⁴⁵⁴. «Подобно байесовскому обновлению, каждое положительное действие увеличивает предполагаемую вероятность сохранения доверия партнера и в процессе многократных взаимодействий дополнительная достоверная информация оказывает меньшее влияние»⁴⁵⁵. Постепенно возрастающее и многократно выражаемое доверие, по всей вероятности, будет в значительной степени затруднено сложностью оценки поведения других людей, а также неясностью или неоднозначностью, которые возникают при вступлении в отношения из-за страха перед уходом партнера, что приводит к стратегиям самозащиты и самообороны. Так, Элвин Гулднер утверждает, что социальный обмен возможен потому, что действующие лица ориентируют свои действия на общепринятые нормы взаимного обмена⁴⁵⁶ и ожидают взаимности в ответ. Однако в сексуальном взаимодействии, где преобладает случайность, ожидание взаимности значительно подрывается именно потому, что норма свободы затрудняет понимание того, следует ли отвечать взаимностью, в какой степени и как.

Свобода выхода из отношений в любой момент превращает будущее в проблему. И поскольку способность представлять себе будущее и предполагать доверие тесно переплетены, становится все труднее это доверие завоевать. Исследования показывают, что доверие значительно возрастает, когда в игре «дилемма заключенного» от людей ожидают сотрудничества после игры⁴⁵⁷. Иначе говоря, надежды на будущее усиливают стремление к сотрудничеству и доверию. Кроме того, исследования показывают, что доверие — далеко не рациональная игра, а скорее требование, чтобы хотя бы один из двух игроков пошел на риск⁴⁵⁸. В авторитетной научной статье теоретики менеджмента Роджер Майер, Джеймс Дэвис и Ф. Дэвид Шорман определили доверие как «готовность быть уязвимым перед другим человеком», предполагая, что доверие чаще всего возникает, когда индивидуум желает стать уязвимым⁴⁵⁹. Если доверие определяется готовностью к принятию риска, то потребность сохранить самооценку заставляет индивидуума более остро осознавать собственную уязвимость и, следовательно, в меньшей степени рисковать⁴⁶⁰. Как четко сформулировал Диего Гамбетта, доверие — это готовность быть уязвимым к потерям, а не результат рационального процесса осмысления оценки будущей прибыли⁴⁶¹. Однако, учитывая господствующую важность независимости для формирования самосознания, уязвимость может быть истолкована как «эмоциональная зависимость», как правило, запрещенная в современной эмоциональной грамматике.

Исторически вопрос о том, кто принимает риск, был прописан в культурном сценарии⁴⁶². В процессе ухаживания в прошлом именно мужчина с точки зрения культуры должен был идти на риск, таким образом, с самого начала решая вопрос о том, кто становится эмоционально уязвимым, что, в свою очередь, позволяло начать процесс постепенного укрепления доверия (этот риск предполагал исключительное право инициировать отношения). Конечно, эмоциональный риск был неотъемлемой частью патриархата, прерогативой, напрямую обусловленной мужской властью. С исчезновением ритуальной системы ухаживания, организованной патриархатом, вопрос о том, кто принимает риск, остается открытым и решается в ходе переговоров в зависимости от ситуации, а не по культурному сценарию. Доверие, по мнению Никласа Лумана, играет главную роль в уменьшении социальной сложности⁴⁶³. То есть без доверия социальная жизнь превратилась бы, по его словам, в «хаос и парализующий страх»⁴⁶⁴, и доверие в этом смысле помогает строить предсказуемые, упорядоченные и, следовательно, менее сложные отношения. Современные же отношения, напротив, бессистемны и пронизаны страхом именно из-за краха механизмов укрепления доверия.

Отсутствие или снижение доверия объясняется исчезновением двух культурных особенностей любви: сюжетности и идеализации. Доверие обеспечивает повествовательность, способность организовать чувства и отношения человека в правдоподобную сюжетную линию, поскольку оно вовлекает будущее в его чувства и действия. Недостаток доверия урезает повествование, лишая правдоподобия последующие эпизоды и, таким образом, лишая будущего. Поразительно похожим образом Ричард Сеннетт осветил кардинальное изменение сюжетной структуры в рабочей сфере. Изучив людей, работающих в корпорациях, Сеннетт утверждает, что члены старших возрастных групп оказались более стратегически настроенными и более целенаправленными, тогда как молодые возрастные группы имели более аморфные цели, поскольку их мышление являлось более краткосрочным, ориентированным на настоящее, «выявляющим возможность», а не способствующим развитию».⁴⁶⁵ Трудность вовлечения в будущее вполне правдоподобным образом перекликается с переходом от идеи «карьеры» к идее чередования рабочих «проектов». Если карьера представляла собой конкретные пути, в процессе которых работники должны были овладевать определенным набором навыков, чтобы эффективно работать и подниматься по служебной лестнице, то проекты являются несистематизированной массой путей, целей и рискованных предприятий, которые требуют от индивидов гибкости, независимости и креативности⁴⁶⁶. Современные романтическо-сексуальные пути, как мы видели, имеют ту же структуру: они становятся серией «проектов», пробных переживаний, без четкого телоса или встроенного механизма постепенного перехода от одной стадии к другой. Вот почему романтические истории все чаще носят эпизодический характер⁴⁶⁷. Они развиваются без осознанного, целенаправленного или заявленного решения⁴⁶⁸.

Ричард, шестидесятидвухлетний американский ученый, рассказывает о знакомстве с мужчиной, который в течение последних двадцати шести лет является его спутником жизни.