— Но надо ведь всем рассказать, что суд был неправедный!

— У кого есть глаза, тот и сам все видел. А у кого нет — тому их и не раскроешь. И разве в том дело, что я и в самом деле был тем, за кого себя выдавал?

— Я понял, — сказал Требен. — Дело не в том, кто ты есть, учитель. Дело в том, чему ты нас учил.

— Истинно. Мы приходим к источнику не за источником, но за водой.

И много еще о чем было переговорено в ту тихую ночь, но пред рассветом Всеблагий распрощался со своими апостолами — и навсегда уже теперь.

Даже богам не всегда ведомо, что несет будущее, ибо оно не предопределено, и потому Всеблагий тогда не подозревал, что именно этому только что народившемуся культу суждено стать самым большим и известным из тех, что у него есть, были и будут. Не подозревал, что именно эта нелепая тележка с отрубленной головой затмит все прочие его символы.

Его ведь тогда уже почитали во множестве миров под множеством имен. Многие пантеоны предлагали ему их возглавить, и четверо богов гордо звались его сыновьями и дочерьми.

Когда Всеблагий вернулся домой, то сразу поспешил к Аэссе, своей супруге. Она была богиней морей, богиней океанов — и во всей круговерти миров не было никого прекрасней. Лик Всеблагого просветлел, когда он явился к полосе прибоя и ощутил присутствие возлюбленной.

Сам он все еще был в облике смертного и шагал ногами, словно человек. С каждым шагом из песка выкапывались крабы, расползаясь разноцветным ковром. С тихим шумом набегали на берег волны, и пена клубилась у морской травы, точно разметавшиеся волосы. Аэсса тоже ощутила его присутствие — и она просыпалась.

Первая волна омыла ноги Всеблагого, и вода покрыла ступни тысячей поцелуев. Поднялись к поверхности медузы, натягивая поверхность своими куполами. Послышался заливистый щебет дельфинов. В других мирах запели киты, а из самой пучины донесся рокот гигантского кракена.

Аэсса постепенно оставляла другие точки своего присутствия, концентрировалась здесь, в их любимом месте. Это был их маленький рай, их уголок уединения. Сюда не было доступа никому, кроме них двоих, и здесь бог и богиня могли отрешаться от всего, просто наслаждаясь обществом друг друга. В этот раз Всеблагий отсутствовал дольше обычного, он почти полвека провел в мире смертных, но для богов целая человеческая жизнь — что один день.

Вот поднялась особенно высокая волна — и с ее гребня осыпался криль. Миллионы микроскопических рачков слились воедино — и сформировались в женскую фигуру. Вздулись пышные волосы, протянулись белоснежные руки, озарился улыбкой прекрасный лик. На лбу возник коралловый венец, в пальцах появился перламутровый гребень.

Выходя из воды, Аэсса причесывалась, и были ее движения так просты, так искренни, словно она в самом деле в этом нуждалась, словно в самом деле ее волосы могли запутаться. Словно не всемогущая богиня шла к Всеблагому, а простая женщина — и сам он в такие мгновения тоже становился простым мужчиной. Не уходя в аватару, не прекращая помнить, кто он есть — и потому это было особенно ценно.

— Что поделать, — сказала Аэсса, заключив мужа в объятия. — Смертные склонны не узнавать своих богов.

— И это к лучшему, — ответил Всеблагий.

Она уже все знала, конечно. Закономерный исход. Аватары редко проживают жизнь безоблачно — большинство становятся героями либо мучениками… а зачастую то и другое разом.

— Ты был учителем, а стал мучеником, — произнесла Аэсса, будто всматриваясь вдаль. — Смертная плоть не заставила тебя изменить себе?

— Было мгновение душевной слабости, и были сомнения, — признал Всеблагий. — Я чувствовал страх. Я чувствовал боль.

— Ты ведь был смертным, — ласково коснулась его щеки супруга. — Теперь ты вспомнил, каково ими быть.

— Полезно иногда напоминать себе это, — согласился Всеблагий.