Книги

Палаццо Волкофф. Мемуары художника

22
18
20
22
24
26
28
30

Он был человеком вкуса и культуры. Памятник Александру II[208], который он воздвиг в Кремле, подвергся резкой критике и, разумеется, имел недостатки, но хотел бы я знать, где появился тот памятник, что всем нравится. При своей критике общественность обычно восхваляет какой-либо монумент, ставя его в пример, но обычно забывая, что объект восхищения отнюдь не хвалили полвеком ранее. Стоит только вспомнить статую Коллеони в Венеции, которой сегодня восхищается весь мир: ее никто не восхвалял еще в начале прошлого века.

Каир: Цесаревич Николай Александрович

Князь Мурузи[209] однажды сказал мне, что цесаревич Николай, совершавший кругосветное путешествие [в 1890 г.], прибудет в Египет с тремя сопровождающими его адъютантами: князем Кочубеем[210], князем Оболенским[211] и моим сводным братом[212]. Князь Мурузи упомянул также, что собирается встретиться с цесаревичем.

«Сообщите моему брату, — сказал я, — что я нахожусь здесь, и что ему нужно приехать ко мне, если он хочет получить представление о красотах Каира».

На следующий день я показал брату наименее населенные и самые живописные уголки города. Я познакомил его также с миссис Локк Кинг[213], очаровательной молодой женщиной лет тридцати, которая жила в Каире в прекрасном доме, построенном в арабском стиле, с великолепным садом. Несмотря на молодость и хрупкое здоровье, она выстроила на собственные средства знаменитую гостиницу «Mena House», которая находится у подножия пирамиды Хеопса. Ее особенно интересовала эстетическая сторона здания, и швейцарский архитектор, руководивший строительством, приложил все усилия, чтобы воплотить предложенные ею идеи, в результате чего было воздвигнуто одно из самых изысканных жилищ, которое только возможно было создать для тех, кто способен понимать поэзию пустыни.

Когда он вернулся к цесаревичу и рассказал ему, как провел день и в каких интересных местах побывал, бедный цесаревич сказал: «Почему же я не могу увидеть эти красоты?»

Цесаревич Николай Александрович со свитой в Египте в 1890 е.

Евгений Николаевич Волков

Мой сводный брат, который был на двадцать лет моложе меня, поступив в императорскую гвардию, сделал блестящую карьеру. Он действительно показал большой талант в организации и управлении, хотя его прежняя жизнь не подготовила его к этому. В возрасте около сорока лет ему была поручена трудная задача управления черноморскими провинциями, население которых состояло из пяти-шести разных народностей. Позже он был губернатором Таврической губернии, а в конечном итоге — градоначальником Москвы. С 1907 года он возглавлял Кабинет Его Императорского Величества, чьи земли, находившиеся в Сибири, составляли 64 миллиона акров. Экономические показатели, которых брат добился, были настолько велики, что можно было увеличить субсидии, предоставляемые Кабинетом Его Императорского Величества музеям, фабрикам и, прежде всего, театрам Императорского Двора, которые за предвоенные годы приобрели всемирную известность. Надо отметить, что он работал в России и воевал в то время, когда повсюду доминировали интриги, подобострастие, боязнь ответственности и общая инерция. Во время войны он бросил всё для работы Красного Креста, став верховным комиссаром в Варшаве. Сейчас он живет в Югославии, где занялся торговлей лесоматериалами, надеясь, что заработает на этом достаточно ради возвращения долгов людям, которые предоставили ему необходимый капитал, и заработка, чтобы жить, не страдая от голода и лишений.

Царское Село: Александра Феодоровна

Не помня имен, данных при крещении, будучи по природе ужасно рассеянным и много живя за границей, я часто оказывался в неловких ситуациях в России, когда мне приходилось обращаться к собеседнику по имени. Ибо в России необходимо было помнить не только имя каждого человека, но и его отчество. Никто, знакомящий одного человека с другим, не пренебрегал добавлением отчества к имени. Всё это сильно изменилось в последние годы, особенно в Петербурге: люди часто, даже когда говорят по-русски, довольствуются тем, что добавляют только слово «господин». Но в сельской местности всё еще придерживаются имен и отчеств, и часто встречаются те, кто помнит их, несмотря на то, что фамилии уже позабыты.

Молодая императрица, супруга Николая II, однажды пригласила меня в Царское Село. Добравшись до станции, я нашел там одетого в ливрею лакея, который провел меня в ожидающую карету, и мы уехали. Но едва мы прошли несколько сотен саженей, как карета на перекрестке остановилась, и слуга спустился с козел, чтобы спросить меня, к какой из императриц он должен был отвести меня — к Марии Феодоровне или к Александре Феодоровне. Этот неожиданный вопрос привел меня в ужас, потому что в тот момент я перепутал два имени в своей памяти и не мог вспомнить, кому какое принадлежало. Момент был болезненным, и я испугался, что выдам свое невежество слуге, когда внезапно мне в голову пришла мысль сказать «к молодой императрице», и ситуация была спасена.

Императрица хотела увидеть меня, чтобы поблагодарить за акварель, которую я отправил ей для ярмарки в пользу бедных[214]. Она знала двух моих сыновей и слышала обо мне от своей тети, английской принцессы Луизы[215], так что нам было о чем поговорить.

Я хорошо понимал, как могла чувствовать себя эта отчаявшаяся и несчастная, красивая, но застенчивая молодая женщина, оказавшаяся в центре царского двора, к обычаям которого она едва ли могла приспособиться, с мужем, неспособным помочь ей их усвоить, и в стране, где императрица-мать — ее свекровь — была так популярна и всё еще играла видную роль.

Императрица говорила со мной с большой приветливостью и открытостью. Иногда она вставала, и мы ходили по комнате, рассматривая акварели на стенах; иногда мы садились и продолжали наш разговор. После того, как визит продлился около получаса, я подумал, что правильно поступлю, протянув руку, дабы императрица дала мне возможность поцеловать свою. Она подвела меня к двери комнаты, чересчур демонстративно поблагодарив.

Мои друзья обратили мое внимание на то, что не мне первому следовало протягивать руку. Я знал это. Но мне показалось, что после нашего откровенного разговора, свободного от всякого этикета, застенчивость этой очаровательной молодой женщины помешала бы ей найти способ дать мне понять, что пора уходить.

Царское Село: Анна Вырубова

Однажды, когда я прибыл в Петербург, первым человеком, с которым я встретился, был Сабуров, рассказавший мне, что ходят слухи о том, что мой сын Гзвриил собирается жениться. Эту новость, поступившую от такого друга, как Андрей Александрович, выдающегося юриста, чьи честность и тонкая натура были известны по всей России, конечно же, нужно было воспринимать всерьез.

«Когда и на ком?» — спросил я.

«На мадмуазель Танеевой[216]».