«Я хочу увидеть русского попа в его доме, — сказал он Татьяне Львовне. — Я бы хотел, чтобы Вы отвели меня к одному из них».

Она была так мила и добра, что почти согласилась, когда я умолял ее на русском не делать этого.

После обеда мы с графом и графиней пошли гулять в красивый лес. Двое младших сыновей иногда шли впереди, а иногда позади нас. Когда мы шли впереди, графиня довольно громко сказала, что ее сыновья не стесняются обсуждать в присутствии своих родителей то, каким образом после их смерти они поделят имущество. Сыновья услышали это и улыбнулись.

Около четырех часов, когда все молодые люди играли в теннис на лужайке, и Чертков удивил меня своей отличной игрой, графиня, Софи, и я уселись в тени на низкой скамейке, а граф Толстой сидел на стуле на другой стороне, освещенный лучами солнца, и без шляпы.

Англичанин уже завладел им и, поставив свой стул рядом с хозяином, не переставал задавать ему вопросы. Иногда он наклонялся к уху графа, а затем отступал, чтобы посмотреть, что он написал в маленькой записной книжке.

Терпение Толстого поразило меня тем более, что он выглядел недовольным, и, не имея возможности больше выносить его, он, наконец, встал и подошел прямо ко мне.

«Этот человек задает мне такие личные вопросы, — сказал он, — что я действительно не знаю, как на них ответить», и после этого он сел рядом со мной.

«Вы слишком добры, — сказал я, — Вы не должны ничего отвечать этому отвратительному типу; надо, чтобы он покинул Вас этим вечером».

«Но как Вы это сделаете?»

«Увидите», — сказал я.

В тот вечер мы снова ужинали в тени деревьев; все общались.

«Я могу отвечать за своих дочерей, — сказала графиня, потому что я их воспитала; но я не могу отвечать за своих сыновей, которые следуют за своим отцом и, как и он, меняют свои идеи каждую неделю».

Граф слушал и улыбался.

Внезапно я повернулся к англичанину, который сидел на некотором расстоянии от меня в центре стола.

«Г-н *** (не могу вспомнить его имя), Вы когда-нибудь слышали о докторе Брауне?»

Этот невинный вопрос оказал удивительное влияние на англичанина, и он ответил смущенно «Да».

«Кто это тот джентльмен, о котором Вы говорите?» — спросил удивленный Толстой.

«Это англичанин-спекулянт, хорошо известный в Швейцарии — доктор разных наук, который под предлогом показать Швейцарию своим соотечественникам удачно ведет дела с владельцами отелей и тем самым неплохо зарабатывает себе на жизнь».

Англичанин молчал, замолчали и мы. Когда мы встали, Толстой сказал: «Удивительно, как Вам удалось столь быстро заставить его замолчать».

«Это потому, что он понял, что его заподозрили в том, что он из тех людей, которые под предлогом того, что делают что-то одно, на самом деле, делают нечто совсем иное».