Той весной, во время съемок фильма «Белль Старр», у Джин началась странная болезнь, ангионевротический отек, сильнейшая крапивница, считавшаяся формой аллергии. Без всякой видимой причины ее веки вдруг воспалялись и опухали так, что глаза превращались в узенькие щелочки. Понятно, что в таком виде она сниматься не могла. Студия призвала на помощь целую армию врачей-аллергологов. Один сделал Джин укол адреналина, другой сказал Дэррилу Зануку, что это хроническое заболевание и оно никогда не пройдет. Начались разговоры о том, чтобы взять другую актрису на ее роль или даже вообще разорвать с ней студийный контракт. Я старался утешить Джин, как мог, а потом предпринял конкретные шаги.

Мне казалось, что причина ее болезни в авитаминозе и, возможно, в пищевой аллергии. В ее организме скопилось слишком много токсинов. Я предложил ей более здоровую диету с упором на свежие фрукты и овощи. Не знаю, сработал ли предложенный мной режим питания или моя постоянная поддержка — я говорил Джин, что она красавица, даже когда ее веки напоминали сырые котлеты, — но через шесть дней у нее все полностью прошло, и картину досняли.

И снова, за ужинами при свечах в маленьких ресторанчиках мы стали говорить о том, чтобы пожениться. Джин поняла, что может на меня положиться, ведь я был ей поддержкой в трудный период. Наша эмоциональная привязанность друг к другу выросла за это время; стало ясно, что все случившееся с нами в новогоднюю ночь было глубже, чем внезапный порыв страсти. А еще Джин осознала, что ее родители никогда не одобрят наш брак. И мы вновь решили сбежать и пожениться тайком. Спланировать это было не так уж сложно: Джин собиралась сказать матери, что едет на студию на примерку, а на самом деле мы полетим в Лас-Вегас и там поженимся. «Я попрошу Бентли договориться с мировым судьей», — сказала она, имея в виду Бентли Райана, своего адвоката. Это оказалось ошибкой, но не роковой.

Мы улетели в Лас-Вегас 1 июня 1941 года. Первая часть нашего плана сработала идеально; мы путешествовали инкогнито, я зарегистрировался под именем Олег Лоевский, а она — Белль Старр. Не знаю, от избытка ли чувств или от напряжения, но меня страшно укачало в самолете. Я пытался скрыть это от Джин, а сам был желтым, как лимон.

Между тем обе наши студии, которым все выболтал Бентли Райан, отчаянно пытались нас разыскать. С Paramount мне прислали домой телеграмму, требующую срочно прибыть на студию. Вернувшись на следующий день, я это сделал и узнал, что меня уволили. Уверен, что наш побег имел к этому непосредственное отношение, хотя в качестве официальной причины называлось мое чрезмерное увлечение ночной жизнью в ущерб служебным обязанностям. Наверняка Дэррил Занук, возглавлявший Twentieth Century-Fox, потребовал моей головы от Генри Гинзбурга. Похитить чужую звезду считалось в те годы серьезным преступлением, и боссы соперничающих студий держали круговую оборону в этом вопросе. Думаю, что после нашей встречи поздним вечером в дверях дома Пэт Дейн мистер Гинзбург с удовольствием принес меня в жертву.

На студии Twentieth Century-Fox шуму было гораздо больше, чем на Paramount. Они всеми силами старались воспрепятствовать нашему браку, иначе придется неизвестно как объяснять публике, почему вдруг звездная красавица Джин Тирни вышла замуж за какого-то дизайнера-иностранца. Семья Тирни, поставленная в известность Райаном, тоже не была в восторге, особенно Говард Тирни. Если Джин выйдет замуж, то контракт корпорации «Белль-Тир» со студией станет недействительным (она уже не будет считаться несовершеннолетней, находящейся под опекой семьи). Надо будет составлять новое соглашение, а у Говарда Тирни были веские основания полагать, что Джин потребует упразднения корпорации. И вот все противники нашего брака стали как сумасшедшие названивать в Лас-Вегас мировому судье, который должен был нас поженить. Но Джин — умная девочка — уговорила его не брать трубку, пока церемония не завершится. Все это время телефон не умолкал. Особенно настойчив оказался Гарри Бранд, глава рекламного отдела студии Twentieth Century-Fox. Когда судья наконец подошел к телефону и передал трубку Джин, Бранд сказал: «Джин, ты не можешь этого сделать».

«Гарри, — ответила она, — я уже это сделала».

«В таком случае, — сказал он, — оставайся на месте. Я немедленно вылетаю. Нас ждет шампанское и свадебный торт в отеле „Апаче“».

А также репортеры и фотографы. Даже из тайного брака в целях рекламы надо было выжать все что можно.

В первые же часы после церемонии мы позвонили своим родителям. Моя мама была счастлива за нас, но в ее тоне проскальзывала осторожность. Реакция матери Джин была недвусмысленно негативной. Когда я сообщил ей, что стал ее зятем, она ответила: «Мне такой зять не нужен», — и повесила трубку.

^{«Поскольку Джин не смогла надеть свадебное платье, которое я придумал для нашего бракосочетания (мы сбежали), такая возможность ей в конце концов представилась четыре года спустя на съемках фильма „Острие бритвы“»}

Учитывая все обстоятельства, самой неожиданной оказалась реакция Говарда Тирни. «Если вас полюбила моя дочь, значит, вы того заслуживаете, — сказал он мне. — Я уважаю ее выбор и очень хочу с вами познакомиться… Да, кстати, я посылаю вам документы на подпись. Ничего особенного, просто некие соглашения, которые сделают вас членом корпорации „Белль-Тир“. Это важно для будущего Джин, и для вашего тоже, вы ведь теперь часть нашей семьи. Но главное — я благословляю вас и надеюсь, что вы будете счастливы».

Я был так изумлен, что почти поверил в искренность его слов. Но уже на следующий день мне все стало предельно ясно.

Глава 5

Что такое жизнь с кинозвездой

^{Олег Кассини с Джин Тирни, 1942}

На следующий день на первой странице нью-йоркский Journal-American процитировал слова мистера Тирни: «Боюсь, что Голливуд плохо влияет на Джин… Мне жаль, что она вышла за человека с такой сомнительной репутацией».

Не отставала от него и миссис Тирни: «Джин — просто запутавшийся ребенок… Ее прельстили его манеры и опыт».

И это были еще цветочки, а ягодки ждали нас впереди. Неослабевающая кампания против нашего брака набирала обороты в течение нескольких недель, и в средствах уже никто не стеснялся. Джин все время звонили друзья, родственники и очень дальние родственники. Зачем она это сделала? Не жалеет ли теперь? Еще не поздно все исправить и аннулировать брак…

Джин неплохо справлялась с ситуацией, она привыкла жить под постоянным давлением. В те дни она задалась целью превратить мой маленький коттедж на Чероки-лейн (Джозефи съехал) в уютное гнездышко для молодоженов. Она была талантливым декоратором и сохранит это увлечение все годы нашего брака — сама будет красить, штукатурить, чинить мебель, вешать занавески. Перфекционистка Джин вечно боялась что-то упустить из виду и в первый же день прошлась по дому, наводя порядок, как армейский сержант. На приехавшую для знакомства с моей молодой женой маму это произвело сильное впечатление. «Теперь мне больше не нужно о тебе беспокоиться, — сказала она. — Наконец-то в твоей жизни появился человек, который будет за всем следить».