«Как это мило, — небрежно обронил я. — Мы отлично повеселимся». «Куда мы идем? Как мне одеться?»
«Мы идем на шикарную вечеринку. Дресс-код — вечерний наряд».
Я был на седьмом небе от счастья и торжествовал победу. Джин принадлежала к тому типу девушек, которых я мог встретить на Восточном побережье или, еще раньше, в Риме. Я был польщен, что она выбрала меня. В отличие от ищущих везде выгоду карьеристок, наводнявших Голливуд, Джин знала толк в обычаях благовоспитанного европейского общества и увидела, что я являлся его частью. С самого начала я чувствовал, что она меня понимает, и это прибавляло мне уверенности в себе. Тем не менее на следующий день я провел несколько часов, готовясь к свиданию с ней. Все детали были тщательно продуманы — начищенные до блеска туфли, идеально завязанная бабочка. Я стремился выглядеть безупречно.
А вот она безупречно не выглядела. Джин надела затейливый наряд из серого шифона своего собственного дизайна, пышные складки которого полностью скрывали ее фигуру. «Давай сразу все начнем правильно, — сказал я ей, — и не будем друг другу врать. Мне не нравится твое платье. Пожалуйста, переоденься».
«
«Слишком вычурное. Ты такая красивая, а лишние детали только портят впечатление».
Ей не слишком это понравилось, но она пошла и переоделась. Мы отправились в дом Хакимов, прекрасный особняк в колониальном стиле на Сансет-бульваре, куда не стыдно было привести Джин.
Джин Тирни считалась одной из самых красивых голливудских актрис
Она была довольна и, подходя к двери особняка, сияла своей фирменной обворожительной улыбкой, которая редко сходила с ее лица. И тут, когда Рэймонд открыл нам дверь, эта улыбка застыла, и я сразу понял, в чем дело.
Это Рэймонд Хаким приглашал ее встречать вместе Новый год, а она ему отказала.
В эту секунду я вспомнил, как сказал ему днем в телефонном разговоре, что готовлю для него сюрприз. А он сообщил мне, что его девушка приболела, но в последнюю минуту ему удалось пригласить вместо нее Эллен Дрю. «О, я видел ее на
Теперь я корил себя за то, что сразу обо всем не догадался, и понимал, что дело может кончиться скандалом. Наверняка это был чудовищный удар по его самолюбию. Не знаю, как я сам повел бы себя в подобной ситуации, но так изящно, как это сделал Хаким, я бы точно не сумел выкрутиться. Это был высший класс. С иронической улыбкой он сказал Джин: «О, как мило с твоей стороны, что ты все-таки смогла прийти. Значит, ты чувствуешь себя лучше».
Он слегка кивнул мне, как будто я просто проводил Джин до его дома, взял ее под руку и вместе с ней вошел в зал. Тем самым он дал понять всем гостям — а их было сто человек, — что Джин была его дамой.
За столом он посадил меня рядом с Эллен Дрю. Я находил ее очаровательной и при других обстоятельствах радовался бы такому соседству, но только не в тот вечер. Меня перехитрили. Я был в такой ярости, что едва мог говорить, но постепенно взял себя в руки и сказал себе:
И через стол я начал обмениваться с Джин понимающими взглядами, словно говорившими:
После обеда я подошел к Джин и сказал: «Через двадцать минут поднимись на второй этаж, как будто идешь в дамскую комнату, а сама спускайся вниз по задней лестнице и жди меня на улице».
«Разве так можно? — спросила она. — Это очень невежливо».
«Доверься мне», — сказал я.
Хаким все время мешал нашим планам и вился вокруг, как надоедливый комар, но все сработало. Мы отправились в «Чирос», и там на танцполе с нами произошло что-то невероятное. Волшебство, иначе и не назовешь. Вот об этом я мечтал всю жизнь:
Но моя битва с Хакимом была еще не окончена. Вскоре он появился в «Чирос» с Эллен Дрю, по-прежнему невозмутимый, по-прежнему улыбающийся, и сказал: «О, как предусмотрительно, что вы пришли заранее и зарезервировали для нас столик». После чего он пошел танцевать с Джин.