Важное значение придавалось съемке крупным планом, а это значило, что чаще всего в кадре была видна только верхняя половина тела актрисы. Поэтому нужно было сосредоточиться на одежде от талии и выше и не тратить время на изобретение элегантной сложносочиненной юбки. Единственным исключением из этого правила была Кэтрин Хепберн: ее снимали в полный рост больше, чем любую другую звезду той эпохи, потому что она сама на этом настаивала. Хорошо, что ее костюмы создавал Адриан[85], голливудский дизайнер, чьим творчеством я больше всего восхищался. Пожалуй, он был единственным представителем нашей профессии, который мог заставить режиссера принять его трактовку образа (Эдит Хед могла бы стать столь же влиятельной фигурой, но она была дипломатом и предпочитала уступать).
А самой сложной частью нашей работы была именно дипломатия, необходимость ублажать огромное количество людей. Продюсер, режиссер, звезда, оператор, личный костюмер звезды, ее парикмахер (а им всегда было что сказать), агент звезды или ее любовник, президент студии — список можно продолжать бесконечно. У большинства этих людей не было чувства стиля, в том числе у звезд. Новое платье заставляло актрис нервничать и суетиться, ожидая одобрения своих парикмахеров и прочего обслуживающего персонала, и тут не помогало даже наше с ней достигнутое взаимопонимание. Ледяное молчание или, того хуже, ехидная шутка — такая реакция могла стать роковой для дизайнера. Поэтому на студии я был исключительно любезен со всеми, особенно с парикмахерами.
Первым серьезным продюсером, чье расположение мне удалось завоевать, стал Артур Хорнблоу, образованный и воспитанный человек, который не смотрел на меня как на какого-то злонамеренного иностранца. На моем счету была одна мало запоминающаяся комедия из жизни студентов, когда он пригласил меня в качестве художника по костюмам в картину о летчиках «Мне нужны крылья». Бюджет у фильма был солидный, но в прокате большого успеха он не имел и так и остался бы незамеченным, если бы не дебют в нем молодой старлетки Вероники Лейк. Ее прическа с закрывающей один глаз прядью белокурых волос стала настоящей сенсацией. Отбросив ложную скромность, хочу признаться: прическу придумал я… и вышло это совершенно случайно.
Хорнблоу уже познакомил меня со звездой фильма Констанс Мур, и мы с ней начали работу над ее гардеробом. Теперь он хотел познакомить меня с исполнительницей роли второго плана. Я пришел к нему в офис и увидел невысокую робкую девушку с огромным бюстом. У нее были белокурые прямые волосы, тонкие ручки, узенькая талия, она вообще казалась очень худощавой, если бы не пышная грудь. Лицо ее сияло натуральным румянцем. «Ну, что скажете?» — спросил Хорнблоу, как будто демонстрировал мне новую машину. В этот момент девушка вся покрылась краской и побежала в туалет. Ее явно тошнило.
Я сначала подумал, что это у нее от избыточного волнения, но выдающаяся грудь, бросившаяся в лицо краска и тошнота оказались признаками беременности.
Вернулась Вероника в офис вся растрепанная. Ее волосы были в беспорядке, одна прядь полностью закрывала глаз. Я подумал,
Думаю, что Эдит Хед беспокоил мой успех. Она видела меня только дизайнером фильмов категории «Б», да она и называла меня «младшим дизайнером», что не соответствовало истине. Разумеется, ее положению на студии ничего не угрожало, но она всегда была начеку. Она опасалась, что я уговорю влиятельных звезд
Знаменитая прическа Вероники Лейк
Я вовсю праздновал свой первый большой успех. Карьера временно отошла на второй план, и даже то, что я стал Пигмалионом для Вероники Лейк, не могло унять мою тягу к развлечениям.
С агентом Биллом Джозефи мы на паях снимали дом на Чероки Лейн в Голдуотер-каньоне. Мы открыли сезон безудержной охоты на девушек. У нас с Биллом, теннисистом и симпатичным парнем, было из-за них негласное соревнование. Не из-за конкретных девушек — их вокруг хватало, а из-за того, чья подружка окажется красивее, когда мы субботним вечером поведем их в «Чирос». Я в основном знакомился с «телочками» (унизительный термин, согласен, но широко распространенный в те времена) в буфете студии
Джозефи, меня и еще нескольких агентов, актеров и молодых прожигателей жизни стали называть в Голливуде «Волчьей стаей». Наша компания — Франшо Тоун, Джон Бэрримор, Пэт де Чикко, Эррол Флинн, Брюс Кэбот и я — часто ходила в клуб Эрла Кэрролла[86]. Там шло грандиозное шоу в духе Лас-Вегаса с самыми красивыми в городе девушками, которые с удовольствием присоединялись к нам после представления. Охоты за юбками мы никогда не прекращали, ведь твой статус зависел от того, с какими женщинами тебя видели. (В Голливуде больших людей — киномагнатов и звезд, частью которого я стал после брака с Джин Тирни, «Волчью стаю» не воспринимали всерьез). В нашей же компании появиться на людях со звездой первой величины считалось
Что ж, мы с Бетти Грейбл
Это был классический голливудский роман, за которым ничего серьезного не стояло. Нас просто видели вместе и писали об этом в светской хронике. Для человека, который, как я в то время, находился на периферии голливудской жизни, это значило:
В Голливуде я гораздо больше был известен как прожигатель жизни, чем дизайнер. Да что там говорить, как дизайнер я был практически никому не известен, и все из-за ошибки, допущенной моим агентом: он забыл включить в контракт пункт об упоминании моего имени в титрах фильма. Узнал я об этом самым унизительным образом, который только можно представить — на премьере моего первого фильма, комедии из студенческой жизни. Я пригласил на премьеру Бетти Грейбл и, возможно, слишком распускал перед ней хвост. Но вот картина закончилась, пошли титры, и в них не было моего имени. Я был раздавлен. Бетти тоже ощущала неловкость, но она была настоящим профессионалом и старалась меня поддержать. В ту ночь я не мог уснуть. Я пытался дозвониться Рэю Старку, но он не отвечал. Утром я первым делом поехал на студию, нашел там Ричардсона и сказал: «Я был вчера на премьере и не увидел своего имени в титрах».
«Вы об этом не просили, — ответил он. — Этого пункта нет в вашем контракте».
Тогда я позвонил Старку и упрекнул его: «Ты же мой агент…»
«Я был так рад, что забыл об этом», — ответил он.
Теперь мы ничего не могли поделать. Я отчаянно боролся за упоминание в титрах фильма «Мне нужны крылья», но ничего не получилось… и это, я думаю, стало началом моего конца на студии
В те дни на студии все, включая Ричардсона, пребывали во взвинченном состоянии, потому что
Конфликт произошел из-за девушки по имени Пэт Дейн. Она была яркой брюнеткой с потрясающими глазами и очень белой кожей, ужасно танцевала и ругалась как сапожник. Очень забавная. Все плейбои Голливуда мечтали ее заполучить. После теннисного матча в доме Артура Лайонса, агента Джека Бенни, мне удалось назначить ей свидание. Пэт Дейн сказала мне: «Поужинать с вами я не могу, но мы можем встретиться позже».