Положение балтийских немцев
Отступление из Эстляндии и северной Лифляндии, разумеется, непосредственно коснулось и положения проживавших там балтийских немцев. Самого худшего им приходилось ожидать и от их врагов из местного населения, и от продвигавшихся вперед большевиков. В поисках помощи взоры немцев обращались на их соплеменников из рейха. В то время как военные инстанции теперь рассматривали балтийский вопрос лишь в рамках их основной задачи – вывода войск на Родину, а последние, в свою очередь, находились под воздействием привитых им предрассудков, генеральный уполномоченный[204] отстаивал существенно иную точку зрения. По этому поводу в начале декабря он писал в одном из отчетов правительству рейха:
«Благодаря вышеописанным факторам балтийские немцы также пришли во вполне понятное возбуждение. Они полагают, что их имущество и даже жизнь находятся в серьезной опасности, и силой прорываются на юг. Как я вынужден был убедиться в ходе моей последней командировки, все крупные проселки севернее Риги забиты едущими на юг повозками, на которых балтийские немцы пытаются доставить в безопасное место членов своих семей и пожитки. И нельзя сказать, что тревоги их совершенно неоправданны. Не проходит и дня, чтобы не приходило известие об очередном акте насилия где-либо, жертвой которого стал балтийский немец. Несмотря на это, я все еще рекомендую обращающимся ко мне за советом балтийцам остаться в этой стране. Исход балтийских немцев застопорился из-за ограниченных транспортных возможностей; но если использовать их только для этих нужд, недовольство среди наших ожидающих отправки солдат стало бы еще больше»[205].
Винниг, исходя из подобной оценки положения, был твердо уверен в необходимости формирования самообороны для жителей этой страны, лишенных привычной для них системы органов государственной власти. Он вел об этом переговоры с местными временными правительствами, однако был не особенно доволен результатами своих попыток. Части из местных жителей прекрасно подходили для поддержания порядка и спокойствия, однако в деле охраны границы с Советской Россией на них рассчитывать было нельзя. Он указывал на недостатки формирований со смешанным национальным составом и в конце концов заявил, что даже если считать финалом деятельности в Прибалтике окончание вывода наших войск, то потребуются части арьергарда численностью в 25 тысяч человек, причем вполне боеспособных.
Ввиду этого он возвращался к своему проекту формирования отрядов с приданием им полевой артиллерии или же отправки в Прибалтику готовых подразделений, укомплектованных молодыми солдатами.
Винниг полагал, что правительство рейха также не рассчитывает на полный разрыв связей с Прибалтикой. Поэтому он исходил из того, что Германия должна быть не только оккупирующей, но и охраняющей эти страны силой. «Наш долг – позаботиться, чтобы эти страны, вырванные нами из относительного, хотя и примитивного правового порядка, когда мы оставим их, могли бы располагать возможностью создать новый государственный строй, способный защитить жизнь и собственность своих граждан».
При этом командование армии из-за его якобы недостаточной активности – что в действительности было лишь следствием пессимистической оценки положения – представлялось Виннигу только препятствием. Поэтому он запросил о смене командующего армией и его начальника штаба, или, по меньшей мере, хотя бы последнего из них. Правительство рейха ответило согласием на этот запрос, даже не выслушав тех, кого оно касалось. 14 декабря генерал от инфантерии фон Катен был заменен на генерал-лейтенанта фон Эшторфа, а майор Франц – на подполковника Бюркнера. Смещен был и обер-квартирмейстер подполковник фон Граберг. Сдача ими дел последовала 17 декабря. Не только рижская немецкая пресса, но даже Центральный солдатский совет выразили свое сожаление по поводу отставки прежнего командования германских войск в Прибалтике и выразили им свою признательность.
Деятельность нового командования армии
Новое командование армии сразу же попыталось поднять боевой дух добровольцев из немцев рейха с помощью «Воззвания к добровольческим соединениям 8-й армии», подписанного совместно командующим и генеральным уполномоченным. В нем в озабоченных выражениях указывалось, что теперь дело вовсе не в том, чтобы сражаться в интересах «балтийских баронов» или же «латышской буржуазии»: речь идет о защите от угроз Антанты переживающего тяжелые испытания Отечества. Оно завершалось сообщением об обязательстве латышского правительства предоставить полные гражданские права этой страны всем солдатам, которые добровольно примут участие в боях. «Таким образом, тот, кто планирует в дальнейшем связать свою судьбу с этой страной, должен знать, что возможность к этому предоставит ему участие в боях».
Естественно, не следовало ожидать, что это поистине размытое заверение сразу же приведет к резкому изменению настроения добровольцев, зачастую прибывших в Прибалтику из совершенно иных побуждений. Само по себе это обязательство базировалось на соглашении с латышским правительством от 29 декабря 1918 г., в котором германским добровольцам обещали предоставление гражданства при некоторых условиях, в то время как переговоры относительно возможностей расселения продолжались в январе, но безрезультатно. Вопрос о расселении в ходе последующих событий в Прибалтике сыграл большую роль, впоследствии став поводом к напрасным ожиданиям сражавшихся в Прибалтике немецких солдат и к жестким конфликтам между германским командованием и латышским правительством[206].
Одной из первых задач нового начальника штаба стали ведущиеся совместно с генеральным уполномоченным переговоры с представителем Англии, прибывшим в Ригу вместе с отрядом кораблей. Они проходили 23 декабря на английском военном корабле. В ходе них англичане, предварительно установив контакт с латышами в Либаве, требовали, чтобы в Прибалтике осталась военная сила, которая могла бы сдерживать большевиков. В том числе должны были оставаться под защитой Валк, Вольмар, Венден, Фридрихштадт, Бауск и Митава, а также магистраль Либава – Рига. Кроме того, для британского армейского и флотского командования добивались далеко идущих полномочий по контролю, хотя ответственность за безопасность населения возлагалась на немцев. Англичане не приняли возражений германских представителей, в том числе указание на состояние, в котором находились части старой армии, и угрожали мерами возмездия. Командование армии считалось с перспективой блокады морских коммуникаций. Каких бы то ни было приготовлений, чтобы поспособствовать защите Риги, высадив войска, англичане не предпринимали.
Так что командованию армии и Рижскому губернаторству оставалось лишь попытаться собрать боеспособный гарнизон из еще желающих нести службу солдат. Ландштурменные батальоны, периодически бойкотировавшие службу, были выведены. Южнее р. Двины ландверные части 23-й ландверной дивизии, как и части 17-го и 18-го драгунских полков и сведенные во фрайкор «Дюна» добровольцы из 67-го генерального командования, отправились на охрану железной дороги Митава – Лаугсцарген. 182-й ландверной бригаде (17-я ландверная дивизия) приказом была поручена охрана Митавы, цитадель Двинска была оставлена 22 декабря[207]. Фрайкор «Дюна» отступил к Еловке.
Командование армии надеялось, что к 1 января сможет отправить на Родину все части за исключением добровольцев. Но одновременно пришлось сообщить, что 18 декабря на железной дороге Икскюль – Кокенгузен большевики разоружили 3-й батальон 330-го ландверного полка. Были захвачены мосты через Огер у Икскюля, а высланный в район Ленневадена взвод фуражиров был изгнан. Южнее р. Двины красная кавалерия давала о себе знать в районе Даудзеваса. Посты 182-й бригады 27 декабря отошли на Нойгут. Еще южнее фрайкор «Дюна» отступил к железной дороге Двинск – Поневеж, испортив железнодорожные пути, ведущие на запад.
Борьба за Ригу
В этом положении все зависело от того, смогут ли слабые, еще не окрепшие добровольческие формирования Железной бригады и балтийского ландесвера соответствовать требованиям, которые ставила задача обороны Риги от имевших численный перевес частей красных. Хотя все зависело от воли к победе, продемонстрированной немецкой частью ландесвера, сражавшейся за свою Родину, солдатам все же не хватало не только выучки, но и необходимых для этого запасов обмундирования и амуниции. Ненадежными были ненемецкие соединения, при подготовке которых не проявили должной тщательности. 30 декабря при содействии пришвартовавшихся в Риге английских военных судов были разоружены две мятежные латышские роты. Железная бригада была всего лишь рыхлым соединением, у ее военнослужащих имелись различные причины здесь оставаться. Поэтому 27 декабря командование армии посчитало себя вынужденным доложить: если не будут немедленно доставлены добровольческие части, а также артиллерия, Ригу в ходе ожидавшегося вражеского штурма удержать не удастся. Запрос – уже после падения Риги – был отклонен Центральным управлением пограничной охраны «Восток» в связи с положением в германских приграничных провинциях.
В конце декабря под Поневежем располагался фрайкор «Дюна» (2-й добровольческий батальон), у Митавы и восточнее ее – 182-я ландверная бригада с частями Железной бригады, в районе западнее Фридрихштадта и севернее Двины – также части Железной бригады, на железной дороге в Венден у Зегевольда – 500 добровольцев, в основном из балтийского ландесвера. На линии через Зегевольд действовал, как и раньше, бронепоезд, экипаж которого посменно составляли ландесвер и Железная бригада. Чтобы удержать воедино эти небольшие силы, город Рига, несмотря на признаки угрозы большевистского восстания, был почти полностью лишен надежных частей.
29 декабря последовала первая русская атака на группу у Зегевольда. Она была отбита, однако повторилась и на следующий день. При этом противник смог взять замок Зегевольд и вышел в тыл слабым германским отрядам. Отряду удалось прорваться в Хинценберг, где с помощью подкреплений надо было удерживать германские позиции осени 1917 г. Но среди войск проявились и сомнительные явления: рота добровольческого батальона Мюнстера без приказа отошла дальше к Риге, другая заявила, что будет нести службу только до 31 декабря. У Хинценберга, в конце концов, остались всего лишь три роты и одна батарея балтийского ландесвера под командованием полковника Борнхаупта, которые еще не могли устоять в бою, шедшем к тому же по большей части ночью. В соответствии с инициативой Главнокомандующего на Востоке штаб армии посчитал себя вынужденным 31 декабря перенести свою резиденцию в Митаву. Противник в течение 31 декабря продвинулся к позициям балтийских немцев и 1 января атаковал с возросшей настойчивостью остававшуюся под Хинценбергом небольшую горстку бойцов. Батальон был вынужден отойти к Риге со значительными потерями, в особенности в лошадях и материальной части. Командир храбро бившейся батареи, русский капитан Цинниус погиб. «Где теперь можно будет в следующий раз оказать сопротивление, – добавляло командование армии в своем донесении в Обер Ост, – пока еще не ясно».
Другим следствием событий у Хинценберга было значительное обострение обстановки в самой Риге. Стоявшие восточнее города войска пришлось отвести поближе к нему. Командир Железной бригады, принявший дела у расформированного губернаторства, ежечасно ожидал начала восстания местных большевиков. Беспорядки на товарной станции и у продовольственного ведомства пришлось подавлять силой оружия. 2 января был сожжен немецкий театр. Одна из русских рот балтийского ландесвера взбунтовалась и без приказа отошла к Митаве. Силы добровольческих соединений из немцев рейха быстро растаяли из-за самовольной «утечки» или же посредством высылки негодного элемента. В боях за Хинценберг они не участвовали. Английские корабли отплыли из устья Двины якобы по настоятельному приказу их правительства, совершенно не заботясь о судьбе города и их латышских друзей. Тем самым была исключена возможность удержать при содействии корабельной артиллерии позицию на Егеле.
И в полдень 3 января произошло неизбежное при таких обстоятельствах: когда с севера перед городом показались несколько кавалерийских патрулей красных, во всех концах города разгорелось явно давно подготавливаемое восстание. О подавлении его нечего было и думать. Войска нужно было вывести через Двину в безопасное место. Последняя боеспособная часть, 4-й добровольческий батальон, с потерями прорвалась по мостам через р. Двину. Временно исполняющий обязанности командира Железной бригады подполковник Фабрициус с учетом незначительной боеспособности имевшихся у него войск оставил часть города к западу от Двины и через Сент-Олай отправился в направлении Митавы. Из гражданского населения спасались те, кто имели сколько-нибудь ясные представления о большевистском владычестве. Мосты через Двину в соответствии с прежними указаниями Главнокомандующего на Востоке взорваны не были.
Старая немецкая столица Лифляндии с большими запасами, заготовленными там немцами, была брошена большевикам. Они пока преследовали лишь кавалерийскими патрулями и броневиками, предоставив творить местной черни, ставшей затем их собственными латышскими отрядами, обычный для нее террор. Их соединила национальная вражда, инстинкт классовой борьбы и позаимствованные у большевиков методы насилия.