Тем самым попытка за счет парламентско-демократических учреждений преодолеть внутренние проблемы в вооруженных силах в любом случае является провальной, находящейся в самом остром противоречии с самой сутью понятия «солдат». Даже как «вспомогательное средство» и сейчас и всегда она рассматриваться не может. Авторитет свыше и дисциплина снизу – непоколебимые предпосылки успешных военных действий. Если они начинают слабеть, следует бороться за их поддержание или восстановление всеми имеющимися у каждого возможностями. Нам пришлось заплатить очень дорого, прежде чем это, очевидное спустя 200 лет после Фридриха Вильгельма I[225], правило вновь было усвоено нами. То, что это возможно, и притом были вовсе не обязательны тяжелые, кровопролитные столкновения, уже убедительно показано в соответствующих главах данной книги. Совершенно очевидно, что даже в невыносимом положении, в котором находилось большинство командиров всех рангов, все же не была потеряна значительная часть их личного влияния на войска. По их действиям видно: они знали, как совершить едва ли не лучшее из того, что смогли продемонстрировать германские войска за всю мировую войну. Установить, в чем же именно заключается эта «власть личности», тяжело хотя бы потому, что в каждом случае ответ будет разным. Верно только, что старое проверенное средство постоянной, а не проявляемой лишь вынужденно заботы о подчиненных; установление более тесной, основанной на доверии, а не только на командной власти, связи между ведущими и ведомыми; и, наконец, личная, ничем не поколебимая выдержка командира во всех ситуациях даже посреди краха оказались оружием, не отказывающим никогда и не заменимым ничем.

И тем более отрадно, что понятие «солдатский совет» столь же быстро исчезло из лексикона германских солдат, как оно в критический момент там и появилось. Германский солдат должен быть под командованием, а не получать советы. Разделение ответственности и ее деперсонификация нигде так не вредны, как в войсках.

В пользу в целом здорового духа германских солдат говорит тот факт, что потребовались сначала воздействие их возвращающихся из русского плена, зараженных ядом большевизма товарищей, а также влияние работавшей в том же направлении – на разложение в тылу – откровенной пропаганды западных держав, чтобы довести остов никогда не терпевших поражения войск на Востоке до крушения. Без этого, как показывает первоначальное поведение войск на Украине и в Белоруссии, успехи большевизма оставались бы очень скромными, если бы только для него, как в Прибалтике, не были открыты все двери из-за допущения официальных советских представительств.

В этом ничего не изменило бы и то обстоятельство, что германские ландверисты и ландштурмисты относительно легко поддавались влиянию местного населения, с которым они зачастую прожили в тесном сотрудничестве уже несколько лет и в котором эти новоявленные республиканцы и социал-демократы зачастую видели своего рода единомышленников. Защищать их от слишком жесткого обращения со стороны германских офицеров казалось им весьма почетной разновидностью международной солидарности. Потребовались многие горькие разочарования, пока солдаты на фронте не распознали враждебный немцам характер петлюровского движения, а также поляков, эстонцев и латышей.

Однако даже если учесть все прочие, рассмотренные в соответствующих местах, причины крушения на Востоке – неблагоприятный с возрастной точки зрения состав войск, непропорционально большое количество неблагонадежных национальных элементов, разложение войск за счет выполнения ими невоенных миссий, безделье на недостаточно хорошо продуманных постах на периферии, укоренившиеся торговые и спекулянтские незаконные сделки, отвыкание от военных действий вообще, тоска по Родине и тревога о женах и детях, домах и хозяйствах, ностальгия по своей работе, чувство единения с громадной массой таких же, как они, русских, недостаток позитивной, очевидной для человека на фронте цели, – остается все же целый ряд неясных моментов, выяснение которых столь же сложно, сколь и важно и с исторической, и с военной точек зрения. Условия перемирия сыграли здесь роль только в том смысле, что рядовой солдат в стремлении Антанты – обеспечить оставление немецкими войсками занятых ими на Востоке областей в самую последнюю очередь – видел лишь исполнение своих желаний. Естественно, и чудовищные требования противника вызвали определенное смятение в умах и содействовали полному хаосу, который из-за чрезмерно поспешного вывода германских войск коснулся не только их, но затронул и все оккупированные ранее территории и их население.

Результатом подобных попыток разобраться всегда является большое удивление, что масса солдат, о принципиальной надежности и военном превосходстве которых не стоит и говорить, внезапно совершенно вышли из строя и оказались охвачены одной только мыслью: добраться до дома любой ценой. Тем самым невольно приходили к мнению, что в данном случае мы имеем дело с навязчивыми идеями и бредом, сравнимыми с паникой во время сражения. Это объяснение снимает всякие сомнения, смешивая всех воедино: трусов и храбрых, тех, кто пребывал в самозабвении, и тех немногих, кто оставался исполнен чувства личной ответственности и осознавал свое предназначение.

Когда стало известно о революционных событиях на Родине и о результатах переговоров о перемирии, командиры всех рангов, прежде всего в штабах крупных соединений, действительно встали перед почти неразрешимой задачей – в тяжелейших условиях руководить и направлять огромную массу по большей части далеко не первоклассных солдат, измученных годами самых разнообразных и неприятных переживаний и внезапно совсем потерявших голову из-за краха на Западе и переворота внутри страны. Несмотря на некоторые грозные предупреждения, они позволили нарастающей опасности ошеломить себя. За счет темпа событий их дееспособность оказалась ослаблена. Даже испытанные командиры пустили дела на самотек. Другие пытались противопоставить мощной волне массовых беспорядков обычные средства военной дисциплины и нравоучений, а третьи изъявили согласие с новым духом Родины и новыми властителями в Берлине, взяв в руки данное им революцией негодное средство – солдатские советы, и достигли своей цели, т.е. вывода войск с Востока в порядке и с честью, лишь в очень ограниченном масштабе.

Попытка занять войска иными делами, в первую очередь – пешими переходами, и тем самым отвлечь, была проделана по уже многократно приводимым, но все же далеко не столь веским причинам лишь в ограниченном объеме. Где, осознанно или нет, работали в этом направлении, как, например, в 10-й армии, без результата не остались. Лишь когда волна безумия начала спадать, а запрашиваемая раз за разом помощь с Запада или с Родины так и не пришла, командиры, не спасовавшие перед хаосом, собрали вновь ставшие здравомыслящими элементы в войсках в составе возникших повсеместно добровольческих отрядов. Стало возможным начать развертывание новой армии на Востоке в Прибалтике и на кровоточащих рубежах рейха, ее иммунизацию против явлений, известных под собирательным названием «большевизм». Это удавалось блестяще и в послевоенную пору, и в более позднее мирное время.

Меры, принятые после наступления краха – удаление небоеспособных соединений и образование добровольческих отрядов, в общем и целом были реализованы слишком медленно. Слишком долго надеялись на обещанную Верховным Главнокомандованием, но практически неосуществимую переброску дивизий с Запада. Эта миссия оказалась слишком нова для них. В возрастных войсках на Востоке не хватало кадров – молодых, предприимчивых командиров, способных составить костяк всякого вновь образованного отряда. Пришлось поначалу получить и болезненный опыт при отборе личного состава. В таких ситуациях нельзя медлить: необходимо образовывать мелкие ударные отряды при оставшихся на высоте военной дисциплины высших штабах, которые при необходимости могли бы остановить с помощью беспощадного применения силы орды охваченных массовым безумием. Не оправдало себя сохранение здоровых элементов в уже отравленном окружении. Их только захватывали и увлекали за собой. Особенно пристальное внимание в связи с этим следует обращать на полевую жандармерию и военную полицию, кажется, не сыгравших особой роли, хотя они обязаны быть опорой командных инстанций.

При этом во всех критических ситуациях, как уже упоминалось, самым действенным и решающим средством является воздействие личности командира. Если бы такие кризисы можно было решить за письменным столом или же путем переговоров, проблемы в войсках на Востоке были бы подавлены еще в зародыше. Неудача объясняется тем, что командиры, вплоть до находящихся на самых нижних ступенях карьерной лестницы, в известной степени потеряли свое непосредственное влияние на войска из-за привычки к позиционной войне и особенностей службы в оккупационной армии. Вопрос, как сделать это иначе, как можно в современной войне так прочно и надежно связать командира и солдата, чтобы они и самые тяжелые испытания выдерживали не за счет внешних условностей, а посредством психической взаимосвязи, относится к сложнейшим проблемам военного воспитания и командования вообще. Опыт вывода войск на Востоке мог бы довольно существенно поспособствовать решению этой задачи.