Между тем структура командования войсками на Востоке была переформирована. 15 января прекратило свою деятельность Главнокомандование на Востоке. На его место временно заступил центр связи Ставки в Кёнигсберге под командованием генерал-майора фон Секта[164], а с 26 января – командование по охране границы «Север» под руководством генерала фон Кваста, при начальнике штаба генерал-майоре фон Секте, с резиденцией сначала в Кёнигсберге, затем – в Бартенштейне. Помимо трех восточных корпусных управлений – 1-го, 20-го и 17-го, ему были подчинены разнообразные добровольческие соединения остатков бывшей армии на Востоке и тем самым и штаб 10-й армии.
Так как ее командующий после выполнения своей задачи еще в конце января вернулся на Родину и поля деятельности для штаба армии в Литве уже не было, 18 февраля последовали подчинение Ландверного и Смешанного, а теперь Добровольческого резервных корпусов непосредственно командованию «Север» и отправка штаба 10-й армии к месту его демобилизации. Перед отъездом командование армии еще раз заявило, что после прибытия выделенных подкреплений всякие инциденты, вроде того, что случился под Олитой, могут быть исключены за счет прочного занятия линии фронта. Рекомендовалось немедленно атаковать все отряды противника, которые попытаются укрепиться в промежутке между демаркационными линиями. Осторожность в особенности требовалась против поляков, явно придававших очень большое значение тому, чтобы прочно закрепиться в Гродно и Сувалках. Русские войска, силы которых на фронте армейским командованием оценивались в 25–30 тысяч человек, считали частями, уже измотанными боевыми действиями. Упорного преследования с их стороны ожидать не приходилось, напротив, предполагалось, что они явно попытаются продвинуться вперед без боя за счет большевистской агитации, а поляки будут до поры до времени связаны украинцами и русскими. По мнению штаба армии, возможности польских войск явно не соответствовали хвастливым претензиям их командования. Литовцы и белорусы, казалось, были настроены прогермански. Армейское командование насчитывало в своем подчинении до 11 тысяч человек. Для обеспечения со стороны Ковно было необходимо выдвинуть фронт 52-го генерального командования на одну линию с позициями Добровольческого резервного корпуса.
Обращалось внимание на ведущуюся в Ковно и Гродно большевистскую агитацию.
Боеспособность войск, их готовность нести службу оценивалась как «относительная», поскольку повсюду встречались как солдаты, так и унтер-офицеры, «стремящиеся обогатиться грабежами и угрозами, склонные к большевистскому влиянию и подкупу с их стороны».
Оба остававшихся в Литве штаба корпуса в последующие месяцы продолжали нести охрану на участках границы, ревностно занимаясь обучением и реорганизацией подчиненных им добровольческих формирований. Командование над ними приняли на себя генерал-майор граф Ламбсдорф (Ландверный) и генерал-лейтенант фон Эберхардт (Добровольческий резервный). После их укрепления и удаления всех неподходящих элементов из корпусов постепенно оформились самостоятельные смешанные бригады соответствующего размера: так, из Ландверного – бригады «Гродно» и «Олита», из Добровольческого резервного – бригады «Северная Литва» и «Южная Литва», из подчиненных 52-му генеральному командованию частей – бригада «Шавли». Окружная комендатура Сувалки образовала зародыш фрайкора «Дибич»[165]. Эти соединения, численность которых постепенно возросла с 25 до 30 тысяч человек, под общим командованием штаба Добровольческого резервного корпуса удерживали свои позиции вплоть до заключения мира. Только на юге в конце апреля по соглашению с поляками был оставлен Гродно. Боевые действия – за исключением описанных в другом месте боев бригад «Шавли» и «Северная Литва» – ограничились в основном рейдами патрулей и мелких передовых постов. Несколько более крупная операция бригады «Олита» (генерал-майор фон Пассов) 1 марта привела к изгнанию русских с их позиций у Дауги. Трудности, все еще возникавшие порой из-за спартакистских агентов и непокорных субъектов, которые, к примеру, периодически отказывались выходить на учения, были полностью преодолены энергичным вмешательством командования. Многократно возникавшие слухи о путче оказались беспочвенными.
Во время обострения ситуации накануне подписания мира[166] большая часть войск из Литвы была переведена в Западную Пруссию и там поступила под командование 17-го армейского корпуса.
Штаб Добровольческого резервного корпуса после заключения мира руководил процессом очищения территории Литвы южнее Немана, эвакуировав войска и запасы в полном спокойствии и без значительных инцидентов. После того как все добровольческие формирования были отправлены в свои гарнизоны, 15 сентября[167], спустя 10 месяцев после крушения, он, сумев выполнить свою неблагодарную миссию, был распущен.
VIII. Конец 8-й армии
8-я армия к началу революции[168]
Состояние войск 8-й армии к началу революции в целом можно описать теми же словами, что были использованы по отношению к частям остальных армий на Востоке[169]. 8-я армия подверглась большевистскому разложению в большей степени, в том числе в тылу, так как латышское и эстонское население еще с революции 1905 г. было в значительной мере заражено большевизмом[170]. К тому же в важнейших пунктах этой области – в Риге, Ревеле и Либаве – находились комиссии Советов, которые занимались якобы обменом пленных, а в действительности распространяли большевистскую пропаганду. Все попытки командования армии удалить эти комиссии с вверенной ему территории провалились из-за сопротивления правительства рейха.
Вторым источником разложения были флотские части в Ревеле, Виндаве и Либаве. По радиотелеграфу они еще 5 ноября получили известия о событиях во Флоте Открытого моря[171] и в военных портах на Родине и начали образовывать солдатские советы. Указание штаба 8-й армии Либавскому губернаторству немедленно и беспощадно подавлять всякие беспорядки, казалось, не нашло никакого отклика. 6-го числа сообщили, что там «офицеры флота ведут переговоры с матросами». В действительности Виннигу[172], впоследствии генеральному уполномоченному в Прибалтике, удалось еще раз воззвать к рассудку матросов. Виндавские матросы отправились по округе, распространяя революционную заразу, особенно в Митаву, а оттуда в Ригу. Ревельские матросы были совершенно большевизированы командой русского судна «Океан», уйти которому в свое время не дало Верховное Главнокомандование. Они братались с баварским ландштурмом и большевистскими адептами из местного населения.
То, что переворот в Прибалтике произошел столь быстро и столь радикально, следует отнести на счет воздействия матросов. Когда прибыло указание Верховного Главнокомандования о выборах доверенных лиц, события зашли так далеко, что придать им ход, желательный правительству, было уже невозможно. Формально процесс создания солдатских советов завершился последовавшим 23 ноября образованием Центрального солдатского совета 8-й армии, который поначалу выказал себя абсолютно здравомыслящим.
В остальном же стремление домой в 8-й армии было ничуть не менее сильным, нежели в остальных соединениях армий на Востоке. Из ее состава, особенно после отказа от операции против Петербурга[173], были отправлены на Запад все боеспособные дивизии и все относительно молодые офицеры и солдаты из остальных частей. Оставшиеся не имели никакого желания рисковать «своей шкурой» за дело, значения которого не понимали или не хотели понять.
Численный состав армии – по состоянию на 11 ноября 1918 г. она все еще включала шесть пехотных дивизий, одну отдельную кавалерийскую бригаду и девять ландштурменных полков, а также большое количество парков и обозов, хозяйственных и строительных частей разного рода – в этих обстоятельствах особого значения не имел. Из-за остававшихся в армии многочисленных административных и хозяйственных учреждений его количество только осложняло быстрый вывод войск и возможность оторваться от противника.
Отношения с местным населением
По-особому развивались отношения между германскими солдатами и немецким населением Прибалтики. Благодаря большевистской, а также радикально-социалистической германской пропаганде в глазах массы военнослужащих германской армии остзейские немцы были «бароны», т.е. враги. Всякая попытка остановить распространение большевизма расценивалась как содействие реакционной верхушке, а этого германские солдаты отнюдь не хотели. В эстонском и латышском окружении, при укоренившемся представлении о классовой борьбе, мысль, что это – германские собратья по крови, защита которых является национальным долгом, простому солдату и в голову не приходила.
Состояние транспорта
Ситуация на железнодорожном транспорте, игравшая определяющую для вывода войск роль, в Прибалтике была, насколько это возможно, еще хуже, чем у других армий на Востоке. Для продвинувшихся далее всех на север соединений существовала лишь одна русская магистраль, причем одноколейная, от Нарвы и Ревеля через Тапс – Дерпт – Валк в Ригу. Ее персонал состоял из зараженных большевизмом[174] местных жителей. Материальная часть была недостаточна и в неудовлетворительном состоянии. К началу вывода до 60% локомотивов были непригодны для использования. Кроме того, была также узкоколейка Ревель – Валк с ответвлениями на Балтийский порт, Гапсаль и Пернов, где имелось недостаточное количество подвижного состава, а потому она едва ли могла рассматриваться при планировании вывода войск.
Нельзя было с уверенностью рассчитывать и на транспортировку морем – в связи с поведением моряков и при неясности создавшегося после перемирия положения. 16 ноября группа морских транспортов «Север» сообщила, что все пароходы, в том числе и один неисправный и три находящиеся в Виндаве и нагруженные военным имуществом, отправились на Родину. Военно-морское ведомство рейха обещало осуществить вывоз войск и имущества только с островов на Балтике[175].
Штабы