Она начинала корить себя за глупость и необразованность. Дан сыпал цитатами, упоминал авторов, пишущих об эзотерике, биоэнергетике, парапсихологии. Она все старательно запоминала, потихоньку записывала, клятвенно обещая себе непременно отыскать эти книги, как только появится время. Эрудиция Дана казалась ей недосягаемой. Она с тоской думала о том, когда же у нее появится это время? А порой жалела, что так рано выскочила замуж. «Эти молодые девчонки, бросающиеся из-за парты замуж, – говорил Дан вроде бы не о ней, но до жестокости точно и потому обидно, – они ведь всю жизнь остаются на том же уровне. Мытье кастрюль препятствует росту интеллекта, я уже не говорю о душе».

Временами ей хотелось туда, в мир Дана, где люди свободны, где потоки информации похожи на селевые потоки, где энергия бьет ключом и все люди – единомышленники. «Откуда ты все это знаешь?» – спрашивала она его с завистью. «Профессия обязывает. Каждый должен знать свое дело, а журналист должен знать дела каждого».

Вот кому нужно позвонить! Стася порылась в сумочке и вытащила глянцевую визитку. У телефона она чуть помедлила, подумав, что Слава вряд ли одобрил бы этот поступок. Однажды, когда Стася попыталась рассказать ему об этом другом мире, где люди относятся к ее параспособностям совершенно нормально и обычно, где цитируют известных ученых-эзотериков, Слава вдруг оборвал ее и спросил: «Зачем?» – «Как зачем? – не поняла Стася. – Это же культура! Специфическая, быть может, но все-таки подлинная культура людей, не похожих на нас». – «Мне все равно, – сказал Слава, – будешь ты цитировать классиков или нет. Но мне не все равно – останешься ли ты моей доброй девочкой или превратишься в сноба от эзотерики!» Стася опешила. Он ничего не понял. Тогда она попробовала зайти с другого конца. «Слава, как бы ты отнесся к тому, что я исчезну на несколько дней?» – «То есть – как?» – спросил Слава. «Есть такая лаборатория, там изучают способности таких людей, как я. Они меня приглашали. Говорят, если получить их сертификат, можно ездить хоть по всему миру с лекциями и демонстрировать свои способности. Представляешь?» В принципе Стася понимала, на что идет. Слава будет против, причем против категорически. Чтобы это предвидеть, не нужны было быть ясновидящей.

Слава ответил не сразу. Он долго молчал. Подбирает слова, чтобы не обидеть, – поняла Стася и с нежностью посмотрела на мужа. А Слава тем временем подошел к книжной полке и вернулся с толстой книгой. «Фантастика» – было написано крупными буквами на корешке. «Есть здесь один рассказ. Это не займет много времени. Ты прочти. Мне кажется, тебе это пойдет на пользу», – сказал Слава совершенно серьезно и оставил ее одну. Рассказ действительно оказался коротким. Назывался – «Зевс».

«Эта поучительная история о Зевсе началась вовсе не в Древней Греции и даже не в Греции современной, а в глухом лесу Новгородской области, в середине двадцатого века. Началась она с грозы, о которой нужно сказать отдельно. Но сказать нужно лишь то, что эта гроза была самой необычной из тех гроз, которые доводилось видеть старожилам небольшой деревеньки Олимпово.

Небо почернело настолько, что селяне все поголовно решили, будто наступает конец света, а потому даже не стали зажигать лучин. В полдень на землю пала глубокая ночь. Все, разумеется, сидели дома и ждали, чем все это кончится, одна только глупая Гея бродила в тот день в лесу и не поспела вернуться домой до того, как на землю низверглась лавина воды. Гея была тридцатилетней матерью-одиночкой, а точнее, пока еще не матерью, а брюхатой от какого-то бродяги, как говорили местные бабы, старой девой.

Когда на землю пала мгла, Гея до того перепугалась, что, шарахнувшись, как глупая лошадь, в сторону болота, потеряла тут же и корзинку с грибами, и тропинку, по которой могла бы быстро добраться домой. Молния проделала дыру в полнеба, ослепила всех, кто имел глаза, и тут же громыхнул адский гром, от которого чуть не разорвались барабанные перепонки. В деревне бабы часто крестились на иконы, а мокрая Гея в лесу валялась без чувств под кустом дикой малины.

Однако ей повезло, сразу же после дождя она пришла в себя и вернулась домой, где и разродилась мальчиком, названным тут же по местным святцам в честь нынешнего святого – Зевсом. И никто бы, наверно, тот день никогда не вспомнил, хоть и натерпелись все страху, если бы не Зевс.

Когда Зевсу было всего лишь пять, его то и дело таскали за уши соседки, у которых он что-нибудь поджигал. Мальчик родился необычным. Машет руками, а из кончиков пальцев летят мелкие, но самые настоящие искры. К десяти годам, когда искры сменились маленькими, но совсем настоящими молниями, Зевс приучился руками не размахивать и следил за своей походкой, потому что, как только руки начинали бесцельно ходить ходуном, под ногами вспыхивали маленькие костры. В восемнадцать, узнав о безвременной кончине матери, он всплеснул руками и поджег дом старосты, после чего батрачил на того за одну лишь похлебку два с половиной года.

Старожилы привыкли к Зевсу, считали его чуточку придурковатым – мыслимо ли ни с того ни с сего молнии пускать из пальцев, – но зла на него не держали и особого внимания фактам молниеиспусканий не придавали.

Но вот появилась в Олимпово залетная художница из столицы. К бабушке приехала на каникулы, залечивать раны от высокой, но очень обидно оборвавшейся любви. Звали молодую рисовальщицу Герой, и была она дочерью бывшего всесильного князя, а ныне – никчемного пенсионера, некогда покинувшего Олимпово в поисках лучшей доли.

Гера увидала Зевса, и раны от прежней обидной любви тут же затянулись, а верхняя пуговка на вороте рубашки распахнулась. Зевсу она тоже понравилась. И чтобы покорить девушку, он показал ей молнию. Щелкнул пальцами, и старое дерево тут же вспыхнуло синим пламенем. Пораженная Гера упала навзничь, а Зевс, который совсем неправильно ее понял, упал на нее…

В Олимпово молодожены – Зевс и Гера – оставались недолго. Потащила она его в столицу, стала показывать знакомым, не пожалев немецкий сервант для демонстрации. Знакомые потрясенно молчали. Чудо было налицо, но как из него извлечь пользу или выгоду, не знал никто. Так и жили Зевс с Герой в нужде, но в славе. Вскорости дети у них народились – Афродита и Гермес. Афродита – та ладненькая, а вот у Гермеса ножка одна была чуть короче другой. Требовалась заграничная операция.

А тут как раз американцы понаехали. Стали звать Зевса преподавать в институт электричества. Гера в ноги ему упала: «Едем! Гермесу ножку поправят!» Он согласился. Поселились они где сказано было, устроились, уехал Зевс в институт электричества, а вечером сообщают Гере: так, мол, и так, машина упала с моста, не справился ваш муж с управлением. Гера, конечно, в слезы, ее утешают как могут – пособия пожизненные там всякие, операцию сыну бесплатную. Глядят, а она уж и всхлипывать перестала…

Зевс, проснувшись, не понял сначала, где он и почему спал. Помнил только, как садился в машину… Вместо стен вокруг него была натянута металлическая сетка, как в зоопарке. «Эй!» – тихонько позвал он, но никто ему не ответил. В углу стояла миска. Он поел и снова позвал: «Эй!» И снова никого. Зевс щелкнул пальцами, но решетка выдержала – посыпались искры. Неожиданно одна стена отошла в сторону, и он увидел, что на него устремлены десятка четыре глаз. Рассматривали с интересом. Люди в белых халатах снимали показания с каких-то приборов. «Выпустите меня отсюда! – крикнул им Зевс. – Ну же, слышите!» Люди переглядывались и непонимающе пожимали плечами. Тогда он вытянул руки вперед и послал в эти ухмыляющиеся физиономии самую настоящую молнию. «О!» – пронесся по толпе восторженный возглас. Молния разбилась о жаропрочное стекло. Люди аплодировали. Те, что в белых халатах, опять к приборам и чего-то писать начали, показывая друг другу два пальца, соединенные в кружок…»

На этом рассказ заканчивался. Стася полистала книгу, словно ожидая увидеть продолжение. «Продолжения нет, – появился из-за двери Слава. – Это конец».

Тогда она страшно обиделась на него, но от обследования в лаборатории, которое настойчиво предлагал Дан, все-таки наотрез отказалась. В конце концов, она человек, а не подопытный кролик…

– Дан! Здравствуй, это Настя! Мне очень нужна твоя помощь. Да, да, сейчас. Нет, я не могу приехать. Мне Леночку не с кем оставить. Приезжай ты…

Она положила трубку и только тогда почувствовала, что по лицу катятся слезы. Градом. Вот что значит почувствовать рядом чье-то плечо. Тут же расслабляешься и превращаешься в тряпку. Стася села в коридоре напротив входной двери и приготовилась ждать. В глубине души она все еще лелеяла глупую надежду, что Слава просто-напросто подвернул ногу…