Глава 9. По следу
Лето пошло на убыль. У Рудавина появлялось ощущение, что время безвозвратно уходит. Людмилу он найти так и не смог. Везде, где она только могла появиться, дежурили его люди. Но прошло уже две недели, а она по-прежнему не давала о себе знать. Разработка девчонки шла успешно. Всемогущий папочка был далеко, мужа убрали. Спрятали надежно и ожидали только его приказа о ликвидации. Рудавин чуть не сделал ошибку, решив сначала, что без него в этой игре вполне можно обойтись. Если уж дойдет до шантажа, то можно будет тянуть сколько угодно. Голос записать на пленку, а самого – в расход. Но он вовремя опомнился: а как эта сибилла заглянет в будущее и выяснит, что муж ее давно уже на том свете. Э нет. Пусть пока посидит взаперти.
Пока девчонку обрабатывали психологически. Пусть поволнуется несколько дней, сговорчивей станет. Как только сдадут нервы, ее можно будет брать голыми руками. Благо есть, кому брать. В этой игре в любом случае можно рассчитывать на победу. Женщина, у которой есть дети, уязвима по определению.
И все-таки больше всего Рудавина волновала Воскресенская. Они познакомились, когда Петра определили ей в замы. Тогда он был моложе. Пришел представляться, а в кабинете сидит этакая дива с золотыми лохмами и поблескивает глазами, рассыпая вокруг оранжевые брызги. Рудавин остолбенел. Он привык помыкать женщинами, но все они были из другого мира – словно неандертальцы. А эта… Сердце екнуло. Эту можно было бы любить, с этой можно было бы…
Он не скоро понял, что с «этой» у него никогда ничего не получится. Он долгое время считал, что все идет своим чередом, и рано или поздно… Но даже когда ей нужен был мужчина, не какой-то конкретный мужчина, а любой, когда глаза ее загорались лихорадочным похотливым блеском, она ни разу даже не посмотрела в его сторону. Садилась в машину и ехала в студенческое общежитие, к арабам. И возвращаласьмурлыкающая и удовлетворенная. Однажды он попытался остановить ее. Хорошо, что не успел наговорить такого, о чем потом пожалел бы. «На место!» – сказала она ему, сверкнув глазами. И почти нежно добавила: «Иди на место, работай». Она все поняла, это он прочитал в ее взгляде. И сколько бы потом не уговаривал себя, что она не поняла, это было самообманом. Хитрая бестия все поняла с одного взгляда, поняла давно и куражилась над ним все это время. Оранжевые брызги были обманом. Именно тогда ему впервые захотелось убить ее.
Что, интересно, она теперь делает? Впала в депрессию? Нет, невозможно. Только не она. Такая даже стоя на краю могилы не успокоится. И вдруг Рудавин понял: никакого затишья нет. Она действует. Неслышно ступая у него за спиной, она уже многое успела. Это ты, олух, не сумел разгадать ее и поймать. Ну же, думай, думай. Что бы ты сам делал на ее месте? Не приведи, Господи, конечно…
Решение пришло быстро. Задачка оказалась простой как дважды два. Каждому нужно то, чего ему не хватает. И если у тебя нет ног, тебе прежде всего нужны ноги. Рудавин полистал справочник, отыскал адрес Института ортопедии. Помедлив секунду, решил не звонить. От звонка проку мало. Нужно съездить самому.
Солнце бежало наперегонки с облаками. Отвлекаться нельзя. Она не велела. Если идти вот так как сейчас, никто не заметит его и не отругает, что вошел. Взрослые получают деньги, и он получит. Кажется, это ему уже снилось. Давно. Теперь найти тот дом. Он здесь был когда-то. Точно был. Лифт шумит особенно и по-особенному пахнет в коридорах. Кабинет шесть. Он точно уже видел этот сон. Кабинет шесть и прочесть фамилию на листочке. Громко, чтобы все услышали. Так она велела. Передать записку и деньги. Ждать. Отвлекаться нельзя. Кабинет шесть. Не входить. Только приоткрыть дверь и прочитать фамилию громко. Кабинет шесть. Кабинет шесть. Кабинет шесть…
Петр быстро узнал все, что его интересовало. Боялся запутаться в лабиринте лабораторий. Институт все-таки. Но институт оказалось – на ладан дышит. Сотрудников – раз-два и обчелся. И девочка-лаборантка, сразу же подпавшая под его чары, оказалась не только разговорчивой, но и толковой.
Нет-нет, никаких краж. Это исключено. Да и что здесь можно украсть? Руку или ногу? Вы смеетесь. Нужно ведь, чтобы она вам подошла. Ой, простите, конечно не вам… Как говорится, на себя не примеряй. Нет, склада готовой продукции в институте нет. Даже стельки от плоскостопия готовят индивидуально. Как? На компьютере, конечно. Разумеется, туда вносятся все сведения о заказчике. Разумеется, если клиент, как говорится, с большой мошной, можно и импортные. О, это совсем просто. Размеры снимают здесь, а данные отправляют в Голландию. Готовое, как говорится, изделие получают на дому. Разумеется, клиент должен посетить институт сам. А с кого же, скажите на милость, как говорится, мерки снимать? С дяди? Это ведь вам не сантиметром орудовать. Все с помощью компьютера. Нет, без него вряд ли… Хотя, кто знает, правда?
Нет, ничего особенного не происходило за последнее время. Ой, не смешите, пожалуйста, не знаю! Мимо меня клиент не пройдет. У меня вся картотека. Порыться? Для репортажа? И меня покажут? Ну тогда сколько угодно. Как говорится, хозяин – барин. Сотрудники? Разумеется, на рабочих местах. Все, конечно. Как говорится, не поработаешь – не поешь. На больничном? А, действительно. Губкин болеет. И надо же, зараза такая, хоть бы позвонил, предупредил. Пропал, как в воду канул. Наверняка в загул ушел. Почему? Телефон не отвечает. Жена? Так он холостой. И живет один. Где? Это вам тоже для репортажа?
Петр почувствовал, что идет по верному следу – это ее след, еще не остывший. А когда ведущего конструктора Губкина не оказалось дома, отпали все сомнения. Рудавин пошарил в кармане, достал связку отмычек и легко проник в квартиру.
Если здесь кто-то и жил, то наверняка несколько дней дома не появлялся. Запах стоял такой, что Петр закашлялся и закрыл платком рот и нос. Пошел на кухню. Ну конечно, рыба протухла. Хуже запаха придумать трудно. Рыба лежала на разделочной доске – распухшая и серая. Она была почищена, о чем свидетельствовала заляпанная чешуей раковина, и выпотрошена. Но вот нарезать ее на куски хозяин очевидно не успел. Почему, спрашивается? И куда он делся, бросив все свое хозяйство?
Петр осмотрел единственную комнату, открыл шкафы. Нет, трупа не было. Но азарт, прорезавшийся в Рудавине, тявкал теперь как легавая: определенно – след. Хотя никаких доказательств он еще не нашел. Компьютер заурчал, но разговаривать с Петром не стал. Никакой информации на диске не было. С экрана насмешливо светилось черное пространство ДОС. «Неумело», – пробурчал Петр. Если бы действовала сама, подкинула бы ложный след. Если она решила «встать на ноги», ей придется подождать. Заказ из Голландии придет не завтра…
Он запомнил фамилию – Губкин. Смешная фамилия, а потому легко запомнить. Она велела привести его к ней. Копать нужно глубоко, так она сказала. Она все знает. Губкин сделал все так, как она велела. А потом почему-то Губкин обмяк и. упал. И она испугалась. А потом сказала, что Губкин умер и его нужно закопать. В саду. Под яблоней. Ему будет хорошо под яблоней. Он теперь совсем как тряпичная кукла. Только глаза у него закрыты. Очень смешная фамилия – Губкин.
Ах да. Он совсем забыл про подарок. Столько дел переделал за это время, что вылетело из головы. Она сказала ничего не делать самому. Но ведь это не касается подарка. И потом, она ведь не говорила, что нужно прийти в тот дом и вытащить ее оттуда. А вышло здорово. И она обрадовалась. Подарку она обрадуется еще больше. Только бы снова не позабыть…
Рудавин осторожно закрыл за собой дверь. След еще не остыл, но никуда не ведет. Если Губкина нашла Людмила, то он уже никогда нигде не вынырнет. Она не совершит ошибки, коли речь идет о ее жизни. Но тот, кто с ней, – тот может оступиться. И тогда…
То, что Людмила задумалась о протезах, говорило Рудавину о многом. Она хочет уверенно стоять на ногах в прямом и переносном смыслах. А значит, полностью владеет собой и не собирается бежать куда глаза глядят. А раз не собирается бежать, значит, собирается мстить.
Петр шел по вечерней улице, небрежно помахивая портфелем. Машину он оставил за три квартала от дома. Неброские старенькие «Жигули». Тихие люди не афишируют свои возможности. Движок машины сконструирован в специальной лаборатории, так что догнать этот «жигуль» невозможно. Любой гонщик позавидовал бы. А внешне – чуть проржавевший капот, блекло-оранжевый цвет. На передних колесах резина почти лысая. Ни один угонщик не польстится. Хотя если польстится, то не откроет. А если откроет, то не заведет – точно.
Двигатель заработал, но к знакомым звукам, как ему показалось, прибавился еще один – скрежет. Петр молниеносно вытащил ключ зажигания, кубарем выкатился из машины и отбежал подальше. «Бомба, – крутилось в голове. – Она все подстроила…» Время словно замерло. Петр ошалело смотрел на свой «жигуленок».