Стася сидела на диване, завороженно глядя, как минутная стрелка двинулась по кругу во второй раз. Стало быть, пошел второй час. И до этого прошло около часа. Слава не любил ходить по магазинам. Он по ним бегал. Поэтому даже основательный воскресный поход за продуктами занимал у него обычно не более получаса. Стася протянула руку к телефону. Отцу не позвонить, он сейчас в воздухе. Позвонить в милицию? И что сказать? Что муж ушел два часа назад в магазин и пропал без вести? Они скорее всего предложат подождать денька два-три, прежде чем к ним обращаться. Впрочем, может быть, она действительно торопится? Накручивает себя? Может, человек залюбовался зелеными листьями, захотел пройтись по парку, подышать свежим воздухом. Стася приоткрыла шторы: на улице шел проливной дождь.
Она вышла в коридор. На обувной полке лежал его зонт. Если бы это был не Слава, а кто-то другой, она могла бы подумать, что человек решил переждать дождь. Но Славу дождь никогда не останавливал… Стася почувствовала, что ей не хватает воздуха и по телу ползут противные мурашки. Нужно успокоиться. Чего она так разволновалась? Она не знает, где он. И никто не может ей помочь ответить на этот вопрос. Стоп! Она сама может ответить. Собственно, только она и может…
Стася села в кресло, в котором ежедневно принимала посетителей. В часы приема картинки из будущего являлись ей сразу же. А теперь она сидела и сидела, но ничего не могла увидеть. Стася убрала прядь волос с лица и внимательно посмотрела на свои дрожащие руки. Конечно, ничего не получится. Нужно успокоиться. Когда человек дает волю нервам, он теряет контроль, ум и все свои таланты. В таком состоянии даже самый великий человек становится обычным неврастеником.
Аутотренинг, которому она научилась еще на первом курсе, помог немного унять дрожь и расслабиться. Стася продолжала сидеть в кресле и убеждать себя в том, что ее правая нога тяжелая и теплая, и перед ее мысленным взором возникла книга. Книга горела – на страницах плясало пламя. Страницы переворачивались сами собой, и на каждой было лицо Славы. За его спиной она различала неясные контуры. Потом страницы замелькали быстрее. Теперь Слава рвал зубами веревки, опутывающие его руки. Стася испугалась, вздрогнула, и видение тут же пропало. Она сидела с закрытыми глазами, пытаясь сосредоточиться и вернуть его, но ничего не получалось.
Волнение немного улеглось. Теперь она знала. Хотя, собственно, что знала? Что Слава где-то в темноте со связанными руками? И как только клиенты понимают все то, что она им рассказывает? Стася не находила объяснения увиденному. Ей нужна была помощь. И тогда она вспомнила про Дана…
Они познакомились полтора месяца назад. Он позвонил, попросил аудиенции. Так и сказал – аудиенции. Стася тогда смутилась впервые, но это смущение не шло ни в какое сравнение с тем, какое она испытала при встрече с ним. Он был журналистом. Звали его Игорем Даниловым, Дан – это псевдоним и прозвище одновременно, объяснил он. Сначала – прозвище, а потом – псевдоним. Сразу, как только он вошел, Стася почувствовала себя не в своей тарелке. К привычному волнению при встрече с новым человеком примешивалось волнение совсем иного свойства. Может быть, во всем были виноваты его глаза – голубые, почти прозрачные, вызвавшие у нее легкое головокружение и дурноту, как будто глянула вниз с крыши девятого этажа.
Дан уселся напротив и принялся с интересом разглядывать ее. К такому Стася была не готова, но решила, что человек имеет полное право хотя бы рассмотреть того, кому открывает душу. Дан начал издалека. Заговорил о своей работе, о том, с какими людьми приходится иметь дело. Неожиданно умолк на полуслове, и снова Стася почувствовала себя крайне неловко. Когда он молчал, его голубые глаза казались пустыми и безжизненными. Не глаза – а две пропасти с острыми уступами скал по краям. Глаза притягивали, но острые края причиняли почти физическую боль. Стасе даже показалось, что ее руки в глубоких кровоточащих порезах. Она стиснула зубы. Заметив, что она замкнулась, Игорь заговорил весело, глаза сразу ожили, стали человеческими, но заглянуть в них теперь было нельзя. Они отражали лишь собеседника.
Он заговорил о любви, спросил, знает ли она, что это такое. Ждал ответа, а Стася только краснела и проклинала свою некомпетентность. Может быть, когда-нибудь, через несколько лет, она, что называется, «набьет руку» и привыкнет к вопросам своих клиентов, сможет рассказывать о них мужу за чаем или даже снисходительно шутить об этом. Но теперь, когда красивый мужчина сидит против тебя и, неотрывно глядя в глаза, спрашивает о любви, она почему-то не чувствовала себя психологом, а только – молоденькой неопытной женщиной, попавшей в общество Казановы. К тому же ей показалось, что говорит он не о романтической, литературной любви, а о плотской и безрассудной, о которой Стася ровным счетом ничего не знает. Не дождавшись ответа, Дан улыбнулся: «Вы еще такая юная, Настя…» Сказал так, словно в ней, как и в каждом человеке, живут неприличные страсти, и что рано или поздно она будет такой же, как все…
Дан погружал ее в трясину слов. Заговорил о физической стороне любви. Сначала поверхностно, расплывчато обрисовывает контуры. (Стася из последних сил делает невозмутимое лицо.) Что ж, психологу как врачу – обо всем без стыда. Она пытается убедить себя в том, что стыд в этом вопросе просто неуместен и является ни чем иным, как ханжеским пережитком, и сдержанно качает головой, изображая нечто вроде понимания философского контекста этой темы. А уши ее полыхают…
Мягко, с некоторой иронией он переходит к рассказу о своей легкомысленной подруге. Она моложе его на десять лет. Приблизительно такого же возраста, что и Стася. И почти такого же сложения. Его взгляд скользит по ее фигуре. Да, говорит он, такого же. И когда они с ней занимаются любовью, она… У Стаси горит лицо. Каждое слово Дана – как ожог. И скрыться некуда. Она как на ладони перед этим человеком. Стася прикладывает руку к пылающей щеке…
А Дан уже снова рассуждает о журналистике, а потом снова без перехода – о невоздержанности своей беспутной любовницы. Потом говорит, спасибо, что выслушали. Пунцовая Стася спрашивает деревянным голосом, о чем бы он хотел узнать. И замирает в ужасе: сейчас попросит заглянуть к нему в постель. Нет. Он спрашивает, любит ли его эта девушка и, главное, будет ли она с ним. Говорит, что она – единственная девушка, которая понравилась его маме. «Мнение вашей мамы для вас настолько важно?» – спрашивает Стася. «Это единственное, что для меня важно», – отвечает он на полном серьезе. Стася как в омут падает в видение, но никак не может забыть про его цепкий взгляд, который, как только он замолчал, снова ощерился острыми скалами. Он понимающе улыбается, закрывает глаза, и тогда она проваливается окончательно.
Через несколько минут она говорит ему с сожалением: почти – да. «То есть – нет, хотите вы сказать?» – уточняет он, кажется немного обидевшись. «Она колеблется. Она готова стать вашей, но в последний момент случается что-то непредсказуемое и что-то смешное…» – «Кто-то мешает?» – спрашивает он с иронией. «Да, и она, похоже, была этому рада», – Стасе трудно даются такие ответы. Она ждет реакции, но тот только ухмыляется: «Поживем – увидим. Ведь это не конец света?» Стася опускает глаза. То, что ей явилось в видении, походило именно на конец света.
Он ушел, оставив в конверте на столике пять сотен. Закрыв за ним дверь, Стася не испытала облегчения, она была эмоционально раздавлена. Несколько минут она шагала по комнате и повторяла, поднимая глаза к потолку: «О нет!» А потом ей вдруг захотелось узнать об этом человеке побольше, словно это могло защитить от жалящего облака, что осталось после него висеть посреди комнаты.
Она подошла к креслу, на котором он только что сидел, осторожно села, закрыла глаза, постаралась вспомнить его лицо. И тут же увидела его так отчетливо, словно смотрела на экран телевизора. Яркая вспышка – Стася дернула головой, – она увидела красный, кроваво-красный ковер. Опять вспышка – еще ярче, и снова только кусок картинки – большой деревянный дом, сосны, над дверью – подкова. Пожилая, но еще очень красивая женщина грозит пальцем Дану, а тот смотрит на нее с обожанием. И еще – урод, страшный урод привиделся Насте. В общем, получилась ерунда. Ничего она толком не поняла.
Через неделю она встретила Дана-Игоря, когда возвращалась из магазина. Он уже не выглядел таким пугающим. Старенькая машина, с облупившейся на багажнике краской, джинсы, фотоаппарат на шее. Смешно поздоровался с Леночкой. Предложил подвезти. Сумки с продуктами тотчас показались Стасе пудовыми…
Всю дорогу Дан говорил о психологии, выказав такое знание предмета, что Стася, забыв обо всем на свете, слушала его разинув рот. Он говорил, что в таких вещах, которыми занимается она, главное, правильная интерпретация того, что видишь. Рассказал о некоторых способах трактования видений гадалок на кофейной гуще, про шаманов из тундры. Он говорил: точность интерпретации нарабатывается опытом, а опыт нуждается в обратной связи. Советовал держать связь со своими клиентами, выяснять подробности осуществившихся предсказаний, сопоставлять с картинкой, которую она видела во время предсказания.
Больше всего ее поразило то, что Дан относился к ней и к ее дару совершенно серьезно. Он говорил о ясновидящих, гадалках, экстрасенсах так, словно давно жил в их мире и там ему ничего не казалось странным. Уже прощаясь, он спросил: «Не хотите ли познакомиться с одной старушкой? Пришла тут такая сибилла из Перми в редакцию. Мы ее пока направили в лабораторию парапсихологии. Но поскольку у меня там друг в начальниках, могу провести…» Конечно, Стася хотела! Она мечтала встретить человека, обладающего тем же даром, чтобы расспросить о множестве непонятных ей мелочей. Слава будет категорически против, но ведь не обязательно ставить его в известность обо всем на свете.
Старушка оказалась очень древней, но предсказывать действительно умела. «Я свой дар, дочка, столько лет пестовала… И в конце концов добилась того, чтобы не заглядывать в далекое будущее, а предсказывать близкое – только на несколько дней вперед». Дан дипломатично оставил их вдвоем, вышел покурить. Вопросам Стаси не было конца. Старушка едва успевала отвечать. Про интерпретацию мало что могла сказать. Опиралась на интуицию, на жизненный опыт. Но кое-какими мелочами все-таки поделилась.
Пока ехали домой, говорила в основном Стася. Они уже были запросто на «ты», и Стася почти позабыла, как нескромно он умеет говорить о страсти. Не о страсти вообще, а о своей… Выходя из машины, она поинтересовалась: «А как мое предсказание? Сбылось?» – «Рано еще!» – удивленно ответил Дан и развел руки. Он хитро улыбался, словно предсказание касалось ее. Его и ее. Словно она и была той самой «почти вашего возраста, почти вашего сложения, почти вашего темперамента…». Дан весело кивнул ей на прощание и не назначил встречу. Стася успокоилась и подумала, что похожа на обычную бабу – чуть мужик с тобой по-человечески, уже кажется, что влюблен. Встречу он не назначил, только визитку вручил, потому что так принято.
Две недели назад он звонил ей и посоветовал почитать недавно изданную книжку одного американского профессора, специалиста по парапсихологии, которая ей потом очень и очень помогла. Сказал, что собирается лететь к нему в Америку на курсы изучать способы интерпретации. «Позвони, как вернешься!» – хотела было сказать ему на прощание Стася, но в комнату вошел Слава, и она просто пожелалаДану счастливого пути.