– Ну да.
– Твоя подруга была в Неверленде?!
– Судя по всему, да.
– Ух ты. И как там?
– Не знаю. Если хочешь, я у нее спрошу, – сказала Хейзел не без сарказма. Ей не очень нравился Дэмиэн. Он слишком серьезно ко всему относился и вообще был немного странноватый.
Между тем Майкл Джексон продолжал взвизгивать в динамиках. Звучала композиция
– Кто-нибудь пойдет? Почем билеты?
– По сотне. Может, по двести. Меня Пит приглашает.
– А меня приятель обещал провести!
– Везет!
Стефани сидела на подлокотнике дивана, далеко от Дэмиэна, опрокидывая бокал за бокалом. После того, что случилось с Аврил, они старались держаться корректно, избегать дальнейших неловких стычек, чтобы снова ее не расстраивать. Словно были едва знакомы друг с другом.
– Бедняга, – сказала она. – Я ему сочувствую. Как вы думаете, он правда приставал к детям?
– Нет дыма без огня, – произнесла Хейзел, а Джексон меж тем все вздыхал, ворковал, ахал, а потом скрежетал, ухал, хихикал; было даже слышно, как он подпрыгивает. «Оу!» – восклицал он.
Мелисса сказала:
– Просто слушайте его, чуваки. Другого такого нет. Никто не умеет так визжать. – Она встала, чтобы потанцевать. – Обожаю эту песню. – Она уже хлопала в ладоши, делая скользящие шажки. – Что он тут, собственно, говорит? Он правда говорит «ты – овощ»? Мне это всегда было интересно…
Дэмиэн исподтишка наблюдал за ней, смотрел на озаренную медным сиянием впадинку шеи, на ее кружащуюся талию в горошек. Он надел рубашку с коротким рукавом, хорошую, с красивым принтом, надеясь подчеркнуть наработанную за неделю мускулатуру. Он тоже поднялся и стал в такт музыке сгибать ноги, шевелить бедрами. Музыка была словно наркотик, и Джексон танцевал вместе с ними в своем сверкающем белом костюме. «Оу!» Он был с ними, в этой комнате: свечение его ног, его лунная походка, его сияющая белая рука. Это была особенная визуальная музыка, кипение энергии и электричества, голос, который все они знали, из времени, которое все они помнили.
– Но вот что интересно насчет Джексона, – заметил Майкл. – Похоже, собственные зубы его всегда устраивали. Кажется, это единственное, что он не хотел в себе изменить.
– Откуда ты знаешь? Может, у него были новые зубы. – Хейзел перекрикивала шум. – Наверняка новые. Он же американец. Все американцы меняют себе зубы. Особенно знаменитые.
– Почему вы о нем говорите в прошедшем времени? – спросил Дэмиэн.
Ему ответила Мелисса, пожираемая опьянением – отраднейшим из наркотических состояний: