Когда Аврил совсем успокоилась, глаза у нее стали слипаться, и Дэмиэн отнес ее обратно наверх. Мелисса сочувственно смотрела ему вслед, на его печально ссутулившиеся плечи, как бы признающие поражение, – однако в нем ощущалась и та теплая родительская сила, которая все выдерживает, несмотря ни на что.

Она по-прежнему думала об этом, лежа без сна рядом с Майклом в оставшиеся ночные часы. До этого она то засыпала, то просыпалась. Ей привиделся странный коротенький сон, можно сказать – просто одна картинка: Дэмиэн склоняется над ней в темноте, она видит его крепкое туловище, и вот его крупные руки куда-то несут ее, и повсюду вокруг – вода. Такое ощущение, что вода очень холодная, но им внутри ее тепло, и теплота исходит от его тела. Это была такая насыщенная, реалистичная картинка, что Мелисса растерялась, повернувшись и увидев перед собой спину Майкла, которая поднималась и опадала в такт дыханию. Снизу донесся какой-то шум, словно двинули стул. Она подумала: может, это Дэмиэн.

Спустившись вниз, она обнаружила Стефани: та сидела в ночной рубашке за кухонным столом и пила черный кофе. Мелисса ощутила разочарование. Она представляла, как они снова будут разговаривать в этой тихой ночной тьме, только они вдвоем. Ей хотелось рассказать ему одну вещь, которую не смог бы понять никто другой.

– Кофе? В такое время?

– Помогает заснуть. У меня все шиворот-навыворот. В буквальном смысле.

– О чем ты?

Стефани помотала головой, уткнула подбородок в ладони. Она все еще переживала насчет Аврил.

– Я вела себя дико, – проговорила она. – Дико и нелепо. Хуже не придумаешь, правда?

– Не говори глупостей, тебя это застало врасплох.

– Да, но я должна была знать, что делать. А я не знала.

– Стефани. – Мелисса бросила пакетик чая с ромашкой в свою чашку, подошла к ней, села рядом. – Нельзя ждать от себя, что всегда будешь идеальной матерью, в любой ситуации, что бы ни случилось. Это неосуществимо. Взять хоть меня. Помню, однажды у Риа поднялась температура, а я даже не знала, что надо делать. Я одевала ее все теплее и теплее – думала, ей холодно.

– Правда? – Стефани рассмеялась чуть снисходительно. Между женщинами повеяло холодком. Потом Стефани принялась объяснять – отстраненным, чуть обиженным тоном: – Знаешь, я всегда хотела только одного – детей. Заботиться о них, правильно их воспитывать, ввести их в этот ужасный мир и добиваться, чтобы они сияли в нем, делали его ярче. Помню это чувство хрупкости, когда они были совсем маленькие. Все такое новое. Тебе так страшно. Думаешь только о том, как поддержать в них жизнь, следишь, чтобы они были здоровые, нормально росли. Правда, потом становится по-другому. Становится сложнее: в каждом начинает развиваться своя независимая личность, и ты уже меньше можешь сделать, чтобы их спасти. И это меня еще сильнее пугает. Я уже не всегда могу быть такой, как им нужно. Не могу им помочь… Я знаю, ты думаешь – я динозавр, правда?

Мелисса пожала плечами:

– Ты просто такая, вот и все.

– Да, но это так страшно.

– Хм… И потом, есть ведь и другой вопрос: что происходит дальше, когда они уже совсем вырастут и займут свое место в мире, когда они перестанут в тебе нуждаться.

Что-то в этой преданности материнству тревожило Мелиссу, хотя она и восхищалась целеустремленностью Стефани, ее непоколебимостью. Казалось, это рвение указывает на внутренний разлад, на какую-то возможность, которую Стефани в себе подавляет. Отчасти Мелиссе хотелось уничтожить все это в Стефани. Разнести ее дом на куски, взломать его и выволочь хозяйку наружу, чтобы все, что так глубоко в ней укоренилось, взлетело в воздух и приземлилось по-новому, образовав новые жизненные пути, новые возможности роста.

– И что же с тобой будет, – спросила Мелисса, – когда воспитание окончится? Сможешь ли ты вспомнить себя, вернуться к себе? Насколько тебе удается себя сохранить?

Теперь Стефани изучала Мелиссу: так бабушка могла бы смотреть на ребенка, желая ему помудреть, дальше продвинуться по оси времени, научиться отпускать то, за что держишься слишком крепко. Но при этом она задумалась и о своем собственном «я», которое когда-то давным-давно отпустила, – и попыталась нащупать его, в то же время зная, что это невозможно и не нужно.

– Кто знает? – ответила наконец Стефани. – Я просто найду себе другую ипостась. – Она снова рассмеялась: – Ты и правда думаешь, что я динозавр.