– Честно говоря, в каком-то смысле я тебе даже завидую.

– Почему?

– Потому что ты терпеливо относишься к своей жизни. Не пытаешься быть сразу всем одновременно.

– Но мне приходится быть еще и женой.

Мелисса взяла чашку, помедлила, прежде чем отпить. Она хотела сказать это Дэмиэну, но сейчас слова как будто сами собой вылетели у нее изо рта – и она тут же пожалела, что их произнесла:

– Майкл хочет, чтобы мы поженились.

– Да? – Стефани улыбнулась. – Сделал тебе предложение?

– Мы просто об этом говорили. Он считает – пора. Прошлой ночью он мне сказал: мы достигли той точки, после которой надо или пожениться, или разойтись.

– Хм. Понимаю.

– И?..

– Ты спрашиваешь мое мнение?

– Я сама не уверена, как быть.

И Стефани, в свою очередь, тоже захотелось убить эту штуку в Мелиссе, эту штуку, которая цеплялась за смутное, за неощутимое, за чистую возможность. Будь устойчивой, цельной женщиной, разделенной надвое. Будь твердой, скованной, привязанной к чему-то крепкому.

– Что ж, соглашайся, – сказала Стефани. – Возьми на себя обязанности. Прими свое положение как есть, со всеми недостатками. И тогда ты сможешь просто быть счастливой, вместо того чтобы все время сражаться и сомневаться. Давай, избавь его от мучений.

Следующие два дня шел дождь. Он лил почти постоянно, изредка перемежаясь периодами слабенького солнца, недостаточно яркого для радуги. Скользящая, мягкая морось шуршала в воздухе, от земли поднимался шелест. На пляже было пусто и сыро, буйки плескались в одиночестве. Бассейн казался мокрее, холоднее, хотя его поверхность порой разбивали самые храбрые из детей – Риа и Джерри, которые вообще не понимали, как это дождь может стать помехой, если ты погружен под воду. На третий день радуга все-таки появилась, во всем блеске, на крыльях новой вспышки солнца, – и даже не одна, а целых две: двойная арка многоцветной дороги на голубом фоне. Из мрака вышло солнце в абрикосовом сиянии, словно огромная потерянная сережка. Дети выбежали на улицу, к свету. Жара постепенно высосала воду с травы, пожелтевший хлопчатый зонтик высох, из кустов вытащили мангал для прощальной пятничной фиесты.

Для отвальной накупили мяса, шампуров, кукурузных початков. Картошку и зелень для салатов. Булочки для бургеров и булочки для хот-догов. И выпивку – конечно же, снова выпивку. Запасы спиртного иссякли за дождливые вечера, за игрой в «двадцать одно» и за еще одной игрой, именуемой «куча дерьма». Накануне Майкл и Пит не ложились до утра и проснулись только в обед, явившись к нему с отекшими, болезненными лицами. Еще пива, еще рома, еще виски, еще тоника.

– Сколько нам вообще надо выпивки? – воскликнула Стефани.

– Не беспокойся, она вся дырочку найдет, – отозвалась Хейзел, разбирая покупки, отыскивая им место в холодильнике и ненадолго в морозилке, чтобы кое-что из напитков охладилось быстрее. Пить начали рано, пока куриные ножки подрумянивались на решетке, а угли пыхтели во всю мочь, пока полоски свиной грудинки истекали соленым соком, пока рыба уплотнялась и прогревалась в своей фольге. Ближе к вечеру солнце ушло по траве в темно-зеленом плаще, и она снова стала хрустящей. Майкл и Пит лечили пивом свое похмелье: Пит командовал у мангала, Майкл ему ассистировал. Вид у них был мальчишеский, заговорщицкий, и они постоянно перешучивались. Дэмиэну казалось, что его бросили, забыли. Может, его чувство юмора не годится для таких ситуаций? Может, он не так дружен с Майклом, как полагал? Все это способствовало тому, что облик Мелиссы, сходящей вниз по ступенькам, когда он уже снова собрался ускользнуть ради очередной порции Толстого, показался ему легким и прелестным. На ней было желтое платье в горошек с белым воротничком. Волосы распущены, никаких сережек.

– Очень мило выглядишь, – заметил Дэмиэн.

– Спасибо.