При всей этой большой для меня работе, мое здоровье далеко не блистательно. Все это время я чувствую себя неважно и очень утомляюсь. Новой, хотя и приятной для меня нагрузкой, является выпуск моей книги, по этому делу издательство то и дело меня подгоняет. Думаю, надеюсь, что Ваши дела идут хорошо, что здоровье Ваше восстанавливается всем нам на радость. Если любите искусство и театр, то берегите себя.
Обнимаю. Любящий Вас
К. Станиславский
Улучшение наступило неожиданно. Борис Николаевич заснул. Проснувшись утром, рассказал: ему приснился сон Андрея Болконского. Это когда ему кажется, что над ним нет ничего уже, кроме неба – высокого неба…
Третью операцию сделал доктор Гинзбург (А.Д. Очкин уехал в отпуск). Перед этим Гинзбург подолгу сидел у Бориса Николаевича и рисовал на бумаге план этой будущей операции.
Зинаида Райх и Всеволод Мейерхольд.
В июле месяце Борису Николаевичу разрешили вставать. Нас отправили в Кисловодск, в дом отдыха Наркомтяжпрома (самая высокая точка в Кисловодске тогда). Снизу, освещенные солнцем или поливаемые дождем, каждый день, в течение двух недель, поднимались две фигуры. Женщина – устало, слегка раскачиваясь, и рядом Гамлет или матадор – так он, этот мужчина, орудовал плащом: то накидывал его на плечо, то волочил по земле. Каждую секунду он был новым образом, выразительным, пластичным и красивым. Это Зинаида Райх и Всеволод Мейерхольд, которые жили внизу, в санатории, приходили навещать нас.
Всеволод Эмильевич был неисчерпаем в «манере быть».
Однажды я осмелилась сказать Райх, почему она, такая яркая женщина, всегда ходит в каких-то «чужих» платьях. – «Ах так! Хорошо! Я завтра приду – и вы увидите!»
Утром мы получили телеграмму: умер Станиславский. Борис Николаевич не хотел слушать врачей, он решил ехать первым же поездом, чтобы успеть к похоронам. Он плакал. Вдруг раздался крик с улицы: «Почему вы нас не встречаете?». Я вышла на балкон – Зинаида Райх была в красном жоржетовом платье, в соломенной с полями и красными маками, шляпе. Они вошли, и Борис Николаевич дал им прочесть телеграмму. Зинаида Райх закричала, она рвала на себе платье… Доктор, лекарства ее уложили, она рыдала. А Мейерхольд? Он ходил из комнаты в комнату, заложив одну руку в карман, а указательный палец другой приложив к губам…
Мы уехали.
С вокзала поехали на Новодевичье. Борису Николаевичу стало плохо. После похорон, прямо с кладбища, он поехал в больницу, где его и оставили.
Немирович-Данченко передавал через меня записи репетиций «Горя от ума», добавляя разъяснения, чтобы Борис Николаевич был в курсе продолжающейся работы. Он надеялся, что Ливанов сможет сыграть юбилейный спектакль: «Я не хочу верить, что Борис Николаевич не будет играть». Юбилейный спектакль к сорокалетию МХАТ Борису Николаевичу врачи играть все-таки запретили. В те же дни ему присвоили звание Народного артиста РСФСР.
Среди поздравлений было и такое:
«Здорово, Борис!
Поздравляю тебя и желаю скорейшего выздоровления, а то скучновато лежать… Давай скорей, да и Швандя не тот.
Будь здоров
Целую
В начале года, 6 января, в день моего рождения, который обычно отмечался в нашем доме, мы впервые пригласили Чкалова.