И. Б.
В это время, все в том же 1934 году, мы с Борисом Николаевичем впервые увиделись у Василия Васильевича Каменского, поэта, художника и авиатора, друга Маяковского. Я с Каменским дружила очень давно, с тех пор как работала художником в редакции «Вечерней Москвы».
Борис Николаевич познакомил меня с Б. Пастернаком и Н. Тихоновым. Это было в дни Первого съезда писателей. И когда они бывали свободны от заседаний, а Борис Николаевич – от репетиций или спектаклей, мы шли куда-нибудь все вместе. В один из таких дней вечером Алексей Толстой, Пастернак и Тихонов предложили пойти поужинать в грузинский ресторан, или, как тогда называли, «шашлычную», что была на Тверской улице против телеграфа, в подвале.
Толстой начал разговор: настоящая женщина, как хороший поэт, – редкость; если бы Наталья Васильевна Крандиевская не была с ним, то он бы не стал писателем; миссия жены художника – тяжелая миссия… Потом – Тихонов. Потом – Пастернак. Разве я могла устоять перед их доводами, перед их личностями?
Да ведь все равно, я бы не могла уже жить без него, без Бориса Ливанова, хотя уже тогда чувствовала, как трудна будет эта жизнь. Но ошибка женщин – часто пытаются они переделать того, за кого вышли замуж, не понимая, что, переделав, теряют того, кого любили.
Ливанов в Ленинграде снимается в «Дубровском», я – в Москве, со дня на день мы ждем ребенка. Это был 35-й год. Борис Николаевич писал:
«Вот уже третий день, как я возвращаюсь со съемки без рук и без ног. Очень хорошая солнечная погода. Все три дня снимался. Очень устаю, очевидно, из-за того, что я одет чрезвычайно тепло. Суконный мундир, суконные брюки – это не шутка.
Приезжаю после съемки и сваливаюсь в постель, сплю, как убитый. В шесть утра – звонок, и через час приезжает машина и увозит меня в Левашово.
Вчера я должен был быть у Германа – писателя, и не мог поднять своего тяжелого тела с постели. Повернулся на другой бок и заснул опять.
Сегодня в 10 часов вечера ко мне придет К.Н. Державин – работать над статьей о Певцове И.Н. Он мне прислал стенограмму, мне не понравилось».
Статья об Илларионе Николаевиче Певцове была в конце концов отработана и потом перепечатывалась несколько раз[33]. Этого артиста тончайшей исполнительской культуры и безраздельной преданности театру Борис Николаевич необычайно ценил, тем более, что в «Страхе» мог близко как партнер наблюдать его работу, мог и сравнивать двух замечательных, но совершенно разных мастеров в одной роли – профессора Бородина: Певцова и Леонидова.
А я в это время приехала в больницу Грауермана (теперь – на Калининском проспекте). Положили меня на стол в родильном отделении. На этом столе я пролежала двое суток. Вызвали доктора Архангельского. Войдя, он спросил: «Где та, которая меня осрамила?».
Так было тяжело, что даже крикнуть была не в состоянии. А когда Вася родился, и нужно было перевезти меня наверх, в палату, вдруг слышу:
– Не на чем возить наверх женщин. Лифт испортился от этого дерева.
Это Василий Иванович Качалов прислал, действительно, «дерево» белой сирени, на радость всем лежавшим в палате женщинам. Имя сыну мы выбрали в его честь. В загсе же, когда мы пришли регистрировать рождение мальчика и сказали, что называем его Василием, девушка-канцелярист долго нас переубеждала: «Василий – это же не современное имя! Подумайте, он вам этого не простит, когда станет взрослым. Он будет единственным Василием». Была очень огорчена, что не смогла переубедить нас.
1937 год. Вышел фильм «Депутат Балтики». Борис Николаевич снялся в роли Бочарова.
Вот письмо Дмитрия Дмитриевича Шостаковича того времени:
«7/1II 1937. Ленинград
Дорогой Боря. Очень я жалею, что мне не удалось с тобой встретиться, когда я был в Москве.
Пишу же я тебе по следующему делу. Недавно я вновь смотрел фильм “Депутат Балтики”. Я редко прихожу в восторг. Такая уж во мне течет рыбья кровь. Но этот фильм (правда, не целиком) произвел на меня очень сильное впечатление. И особенно твое исполнение роли Бочарова. Это великолепный шедевр огромного таланта, тонкости, мастерства и т. п. Я тебя с этой работой поздравляю и горжусь за тебя. Эта гордость вызвана еще тем, что растет искусство и рождает такие великолепные произведения как роль Бочарова в твоем воплощении. Смотря на тебя в этом фильме, я вспоминаю слова Ленина об “Аппассионате” Бетховена: “Я горд за человечество, что оно создает такие замечательные произведения”. Текстуально это не точно я цитирую, но за мысль ручаюсь. Будь я театроведом или критиком, я, наверное, сумел бы проанализировать твою работу со всех сторон. Но я это не умею делать, а умею приветствовать.