“Петербургские углы” г. Некрасова отличаются необыкновенною наблюдательностью и необыкновенным мастерством изложения. Это живая картина особого мира жизни, который не всем известен, но тем не менее существует, – картина, проникнутая мыслию»
Несмотря на высокую оценку – «необыкновенное мастерство изложения», – именно художественная форма оказывается вторичной. Критик акцентирует внимание на наблюдательности, с какой автор очерка выбрал «картину особого мира жизни», познавательную ценность этой картины, «мысль».
В другой статье, также полемизирующей с «Северной пчелой» и содержащей похвалу Некрасову, Белинский говорит не о достоинствах языка, композиции, образов и т. д., а о правомочности выбора
«Физиология Петербурга, составленная из трудов русских литераторов, под редакциею Н. Некрасова. (С политипажами). Часть II»: «Первая часть “Физиологии Петербурга” имела большой успех. И не удивительно: статьи “Дворник” и “Петербургские углы” могли бы украсить собою всякое издание <…> Одна газета <…> выписала <…> несколько строк из “Петербургских углов” и коротко, без изложения содержания статьи, без доказательств, объявила, что статья плоха, исполнена сальностей, грязи и дурного тона. <…> Но никакой истинный аристократ не презирает в искусстве и литературе изображения людей низших сословий и вообще так называемой низкой природы, – чему доказательством картинные галлереи вельмож, наполненные, между прочим, и картинами фламандской школы. Уж нечего и говорить о том, что люди низших сословий прежде всего – люди же, а не животные, наши братья по природе и о Христе, – и презрение к ним, особенно изъявляемое печатно, очень неуместно»
Контекстом этой полемики выступает спор о Гоголе, который различные издания вели много лет и в ходе которого Белинский оставил множество кратких и развернутых суждений, проанализированных в научной литературе. Прямая преемственность Некрасова по отношению к Гоголю, замеченная его современниками, также подробно освещена в комментариях к его произведениям и специальных работах, посвященных его прозе[374] и поэзии. Общим местом этого спора являются тезисы о правдивом изображении реальной действительности, типизации характеров, художественном праве на изображение «низкой» действительности, с одной стороны, – о неправомочности художника выбирать «низкое» в качестве объекта изображения, если наряду с «низким» не представлен идеал, о специфике искусства, которое требует для изображения отбора из того, что есть в действительности. Понятие «натуральная школа», введенное Ф. В. Булгариным, обязано мысли о «дагеротипном» копировании «натуры», мысли, что авторы превратно и однобоко видят и представляют себе «натуру» как средоточие «низкого», грязного и злого. Искусство, таким образом, в освещении Булгарина, рискует обратиться в «дагеротип»[375], «карикатуру» или «пасквиль».
Это суждение, как уже отмечалось, разделяли и оппоненты «Северной пчелы». Поэтому полемические выступления Белинского, с полным основанием трактуемые как мысль о просвещении, демократизации литературы, расширении диапазона изображаемого, имеют не меньшее отношение к теории литературы, нежели к общественной мысли. Спор о «натуре», идеале, «высоком» и «низком» влечет за собой осмысление центральных этических и эстетических категорий, представлений о жанре и терминологии критики.
Оставляя здесь в стороне полемику собственно о творчестве Н. В. Гоголя, отметим, что ряд высказываний «Северной пчелы» о «натуре», «дагеротипе», «пасквиле» проанализирован в главе VI, раздел 3, посвященном Булгарину-критику.
Отметим одно высказывание Белинского, содержащее косвенную оценку Некрасова. Оно сделано в статье «Русская литература в 1845 году»[376] в перечислении наиболее замечательных произведений и посвящено В. И. Далю (Казаку Луганскому):
«Из этих последних статей мы должны указать на “Денщика” В. И. Луганского как на одно из
Это суждение примечательно. Во-первых, речь идет о продолжателях (а не «первооткрывателях»), вдобавок не наделенных даром строить сюжет. Тем не менее, в подобном авторе признается талант, а словосочетание «истинный поэт» указывает, что созданное им произведение – «художественное» произведение. Иными словами, признание художественности говорит об узаконивании жанра очерка, который имеет репутацию несамостоятельного, вспомогательного, уделе копииста. Во-вторых, оценивая «истинного поэта» Даля как «решительно первого» после Гоголя, Белинский определяет место Некрасова[377] как низшее по отношению к Далю. Речь идет и о Некрасове – авторе прозаических произведений, в том числе физиологических очерков, хотя Некрасов – автор поэтических произведений уже удостоился фразы Белинского, что он – «поэт истинный».
Обращение к прозе Некрасов рассматривал как важный этап своего творческого становления. Письменное свидетельство поэта дает достаточно объективное представление о содержательной стороне критики Белинского, усвоенной Некрасовым. Некрасов пишет: «Поворот к правде, явившийся отчасти от писания прозой, крит<ических> ст<атей> Белинского, Боткина, Анненкова и др<угих>. Тургенев, Кр<аевский>, Панаев, Панае<ва>» (XIII-2: 56).
Имя А. А. Краевского соотносится с журналом «Отечественные записки», который притягивал лучшие силы русской литературы и сотрудниками которого были Белинский, Некрасов и другие упомянутые поэтом литераторы, за исключением А. Я. Панаевой. Упоминание имени И. С. Тургенева, несомненно, включает в себя и его деятельность до «Записок охотника», начавшихся в 1847 г.[378]Знакомство Некрасова с Тургеневым состоялось в 1843 г. (Летопись 1:126). Тургенев был другом, собеседником и адресатом писем Белинского, что было важным обстоятельством во внутрикружковых отношениях. Имя А. Я. Панаевой связано в первую очередь с повестью «Семейство Тальниковых», первым произведением писательницы. Повесть была опубликована в «Иллюстрированном альманахе» (1848) и, вместе с повестью А. В. Дружинина «Лола Монтес», стала причиной цензурного запрета издания[379]. По-видимому, Некрасов проделал серьезную редакторскую работу над повестью (XIV-1: 104–105). Влияние И. И. Панаева (VIII: 720–721) касается и круга чтения в начале 1840-х гг., и усвоения жанрово-стилистических приемов очерка и фельетона.
Совет обратиться к прозе прозвучал еще в рецензии Белинского на «Мечты и звуки»:
«Точно так же, как повесть, в сравнении с другими родами поэзии, есть самый благодарный род для людей, не одаренных художническою фантазиею, но одаренных воображением, чувством и способностию владеть языком, – точно так же проза вообще благодарнее для них, чем стихи. Если в прозе нет даже и чувства и воображения, то может быть ум, остроумие, наблюдательность или хоть гладкий язык»
Этот факт отмечает и Ю. Н. Тынянов, анализирующий
В совете Белинского обратиться к прозе явственно слышится компромисс по отношению к дебютанту. Он говорит о составляющих
«Для литературных успехов, для приобретения славы писателя в наше время мало одного таланта: необходимо еще, чтобы талант от самой природы был означен печатью самостоятельности. <…> Оригинальность таланту сообщается углом зрения, с которого представляется автору мир, цветом стекол, сквозь которые отражаются в глазах ума его все предметы. <…> Без самобытности нельзя иметь великого таланта, а небольшой – в таком случае ничего не стоит.
Вглядываясь в произведения самобытного таланта, всегда находите в них признаки сильной наклонности, иногда даже страсти к чему-нибудь одному, и по тому самому такой талант становится для вас истолкователем овладевшего им предмета. Он делает его для вас доступным и ясным, рождает в вас к нему симпатию и охоту знать его»
В этом рассуждении перифрастически изложена мысль о необходимости
«В 1843 году я видел, как принялся за него <Некрасова. –