Следующим шагом стала одежда. Хоть я и сидел практически все время внутри подвала, но о том, что буду много времени проводить вне его стен – не забывал. Подвал дал мне возможность отдохнуть и отмыться от многодневной грязи, а, самое главное, полностью ликвидировал угрозу голода. То, в чем я ходил, уже невозможно было одевать. Вся в клочьях, дырах, пропахшая потом и в грязных разводах… В том месте, где у подвала был поворот, я едва не провалился вниз – там оказалась трещина, очень глубоко уходившая вниз. Я сбросил туда факел, и он пролетел около двадцати метров. Дальше трещина суживалась и смыкалась. Скорее всего, там, когда-то, уже была яма, и землетрясение лишь открыло ее. Я был этому только рад – проблема мусора и его выноса отпала сама собой. Теперь я все лишнее сбрасывал туда, а заодно стал использовать эту трещину, как уборную.
Хоть подвал и стал для меня полем чудес, но, если чего-то, в нем было с избытком, то многое отсутствовало совсем. Одежды не было – и с этим ничего поделать было нельзя. Зато, хватало ткани, из которой ее можно было сшить. Но одними руками, без швейной машинки… тяжело, к сожалению. Все получилось по принципу – неладно скроен, но крепко сшит. Самое нижнее белье я изготовил из мягкой ткани – фланели. На изготовление ушло времени почти столько же, сколько на все остальное. Потом сшил штаны и легкую куртку. Их я сделал из более крепкой ткани – шерсти, смешанной с чем-то. В куртке использовал множество вкладок из гобеленов – если бы меня, кто ни будь, увидел, в этом наряде, то или долго смеялся, или, потерял дар речи от изумления. Но я считал, что получилось красиво. Верхняя куртка и штаны – из искусственного меха. Теперь я был одет и экипирован гораздо лучше, чем до того, как впервые попал сюда. Из различных тканей я сшил грубоватый свитер и еще одни легкие штаны – на запас, и, чтобы было, что поддевать в холодную погоду. Разумеется, я не старался изготавливать все слишком сложно – напротив, все мои куртки и штаны были очень упрощены. Вместо молний и пуговиц я старался все заменить пропущенными резинками – так было легче и проще. К тому же – запас всей швейной фурнитуры позволял мне экспериментировать как угодно, и с чем угодно.
Наибольшую трудность представляла обувь. Что-что, но вот ее, шить вручную, было мукой. И, как назло, я не смог найти на улицах ничего, что мог бы обуть. Все было погребено слоями постоянно падающего пепла и залито смерзшейся грязью. От лодыжек и до колена я сделал меховые лосины, а на сами ступни пришлось использовать рукава от моей же шубы. Уже к ним приспособил по паре слоев от ковра. Получилось что-то вроде меховых сапог. Ноги сразу перестали мерзнуть. Правда, это было не совсем удобно, но выбирать не приходилось. Завершило мой гардероб создание меховой шапки и перчаток. И, если первая получилась еще кое-как, хоть на что-то похожей, то перчатки – хуже всего, что я до сих пор делал. Но и ими я гордился, как если бы это было изделие искусных мастеров… Правда, одевать их, а тем более, работать, было не совсем привычно.
Я критически оглядел свой наряд. Нелепо подогнанная, сшитая из кусков и вовсе не столь удобная, как могло показаться на первый взгляд, вся моя одежда являла собой нечто невообразимое. Я был похож в ней на медведя и обезьяну одновременно. Завершал сходство капюшон – я умудрился сшить и его. Если я одевал его на голову, то, ручаюсь, на расстоянии в двадцать шагов, эта одежда могла смутить кого угодно. Увы, но разжиться нормальными, хорошо подогнанными вещами, мне было негде. Я не оставлял надежды проникнуть на второй этаж и как следует там покопаться. Но пока, это оставалось на потом…
Однажды, когда я собирал дрова для своего очага, я откопал среди грязи ручные часы. Несмотря на все перипетии, и то, в каких условиях они находились, часы продолжали идти. Полная водонепроницаемость обеспечила работу механизма – мне на радость. Я сразу посмотрел на календарь…
Не смотря ни на что, в памяти сохранилась дата, когда все началось. Если верить часам – а сомневаться в их качествах не приходилось – я жил среди руин уже двадцать девять дней. Начиная с того момента, как все началось… Для того чтобы случайно не оказаться без учета времени – до находки часов я об этом, как-то и не думал – я нарисовал на свободной стене календарь. Пройденные дни и недели стал отмечать черточками мелка. Теперь, даже если я потеряю часы или собьюсь с точной даты – этот календарь поможет мне ее узнать.
Вместе с сытостью и покоем пришло состояние уверенности в своих силах. Я стал гораздо более спокойно воспринимать окружающий меня мир, обеспеченный десятками стеллажей с консервами, крупами и прочими съестными припасами, что позволяло мне не беспокоиться о пропитании. По крайней мере, их могло хватить на срок, более чем достаточный, чтобы я успел придумать, чем это все заменить. Конечно, когда ни будь, это могло стать проблемой – но не сейчас. На мою удачу, практически все, что я обнаружил в коробках, имело очень большой срок хранения. Супермаркет не позволял себе торговать несвежими продуктами…
Теперь, когда я покончил с основными задачами, я мог присесть у очага и, не торопясь, обдумать все свои действия на будущее. Прежде, чем отправляться куда-либо, надо было хоть в общих чертах представить себе, куда идти и что, собственно, могло случиться. Что произошло? Что так сильно исковеркало этот город и всю прилегающую к нему территорию? Менее всего это походило на войну. На ядерный конфликт, после которого не осталось ни побежденных, ни победителей. По крайней мере, все, что приходилось об этом слышать, как-то не соответствовало увиденному. Да и радиация, невидимая и неощутимая, уже давно отправила бы меня вслед за теми, кто сейчас находился под завалами и землей… Громадный метеорит? Как то, не верилось, что его не смогли вовремя заметить и не предупредить… Хотя, такое вполне укладывалось в схему. Правительство могло просто умолчать факт такого явления, чтобы без спешки и паники укрыться самому. Но, если даже власть сумела бы сохранить в тайне такое событие, то любители, которых во всем мире предостаточно, вряд ли бы стали молчать. А заткнуть рот тысячам заинтересованных граждан не так то просто, как может показаться на первый взгляд. Не только у нас в стране есть астрономы, и не везде власти столь всемогущи… Глобальное землетрясение, потрясшее всю планету целиком и чудовищно изменившее ее лик? Возможно… Это уже объясняло все – но только не появление монстра! Вот тут я уже терялся, разом утрачивая всю свою уверенность. Объяснить такое мне было не под силу, так же, как и слишком уж крупных крыс. Хотя крысы все же были более привычны. Об их собратьях не раз уже писали – вроде того, что видели их, размерами с некрупную собаку, в подземельях метро. Но, лично я, когда выбирался наружу, таких что-то в подземелье, не заметил.
Они могли оказаться рядом. А могли – за тысячи километров отсюда. Люди… И какие они теперь? Пережившие ужас и кошмары первых, самых страшных дней. Оголодавшие и покрытые увечьями, умирающие от голода и холода. Где-то там могли бушевать эпидемии и болезни, которые теперь некому было лечить. А выжженная и изуродованная земля, да еще накануне суровой зимы – это еще один неумолимый убийца, способный без особых хлопот добить тех, кто уцелел в первые минуты… Как мне их найти, и как связаться с ними? И, одновременно думая о том, что мог бы помочь многим, я опасался, что набредшие толпы сметут и подвал и меня вместе с ним…
Новые условия диктовали и новые расстояния. Век, когда многие километры, запросто можно было преодолеть на транспорте, минул… и неизвестно, когда он вернется. Если вернется вообще. Блуждания по руинам дали мне четкое представление о том, сколько времени требуется, чтобы пройти хотя бы один километр. Три часа, если все в порядке и нет особой нужды никуда сворачивать. Раньше бы я прошел его за двадцать минут… Но в городе, где прямой дороги больше не существовало, это было еще неплохо. Что же творилось за его пределами, я пока не знал, но предполагал, что там будет несколько лучше. Все-таки, там не было остатков зданий и такого множества коварных ловушек, в которые так легко было угодить. В мире, где больше не было телефонов и электричества, все стало отброшено на много лет назад… Мне хотелось немедленно идти на поиски, но я опасался оставить склад, спасший мне жизнь. Даже отойти от него, всего на несколько шагов, я не мог – не в силах был заставить себя потерять холм из виду.
А на улице, тем временем, заметно похолодало. Я выбирался из подвала и сразу ощущал, как обжигающе холоден и колюч ледяной ветер. Но это было единственное, что говорило о том, какое сейчас время года. Все также не падал снег, почти не застывали лужи на земле, даже, наоборот – в некоторых озерках вода, если не была горячей, то и не становилась слишком холодной. Я объяснял это внутренним теплом, достигающим поверхности из глубин – и сурово сжимал брови, догадываясь, что добром это не может кончиться. Еще хватало мест, где огненные языки вырывались наружу – правда, их стало на много меньше, чем было в начале. Зато ветер… При дыхании пар вылетал изо рта, а лицо стягивало маской. По моим прикидкам, мороз достигал не менее двадцати пяти-тридцати градусов. И опять столкновение таких различных температур воздушных масс и земли, в итоге создавало пар, превращающийся в непроницаемый туман. Сумрак – небо так и не прояснилось, продолжало давить мрачными, непроницаемыми тучами – усиливался мельчайшими каплями, видимость пропадала, если не совсем, то очень сильно. В нескольких шагах все сливалось в белесую пелену, и разглядеть что-либо, сквозь нее, было невозможно. Я старался это время пересидеть внутри подвала.
И все же, я не мог оставаться в нем вечно. Прожить в моем арсенале, складе – я называл его по разному – можно было сколько угодно… Но не всю жизнь. Мне предстояло выйти и попытаться разведать местность. И, если уж и не найти никого, то хоть иметь представление о том, во что превратился город и насколько далеко тянутся разрушения и провалы, как в нем, так и за его пределами.
Я стал готовиться к этому со всей тщательностью. Сшил из крепкой ткани мешок, который приспособил для ношения на спине. Заполнил его продуктами – из расчета, на несколько дней. Взял в основном самые питательные и легкие банки, только жестяные – стекло могло не выдержать моих прыжков и разбиться. Взял плоскую бутылку с коньяком – среди продуктов нашлось и спиртное, на всякий вкус. Тут присутствовал и ром, и виски, и джин, и водка. Но я никогда не был особым поклонником крепких напитков, предпочитая всему обычную воду. Коньяк был положен из соображений скорее необходимости, чем удовольствия. Мешок был укомплектован и небольшой походной аптечкой. Увы, но я не знал, что нужно брать в первую очередь – многие названия были мне неизвестны. Возможно, я оставлял дома то, что могло пригодиться, и брал вовсе ненужные лекарства. Но бинты и мази я взять не забыл, так же, как и средства от простуды и несколько шприцев с обезболивающими – в них я немного разбирался. Помогло то, что я работал когда-то спасателем. Умение оказать первую помощь всегда входило в наши обязанности, жаль только, что более подробное обучение не успело завершиться – я потерял работу и с тех пор был вынужден искать ее по всем краям и городам нашей, в прошлом великой, а теперь разоренной страны. И работу – любую, вроде той, какую исполнял совсем недавно. Я несколько лет был строителем – что помогло мне так быстро и качественно оборудовать мой подвал.
Прикинув, все за и против, я еще раз подумал, что мне повезло… Хотя, назвать везением то, что я упал с высоты в пропасть и лишь чудом, не на дно, а в трубу – еще вопрос. Но я был жив… А все, кто спасался рядом со мной – мертвы. Скорее всего, то, что я вылез наружу после многих часов блужданий в темноте, спасло меня, от какого-то, губительного для всего живого, излучения – только этим можно было объяснить то, что я не видел никого живого. Те, кто уцелел при землетрясении и наводнении, спасся от взрывов и огня, не выдержали чего-то еще… И, очень вероятно, что выжженные глазницы и черепа – как раз свидетельство именно этого. Но ведь не все? Кто-то, как и я, мог оказаться под руинами и завалами, и только потом, когда все кончилось, выползти наружу! Но я пока их не видел…
Можно ли к этому привыкнуть? Не рвать на себе волос, не резать вен, не броситься в пропасть, чтобы покончить со всем раз и навсегда? Сознавать, что во всем мире нет больше никого и ничего… А если кричать – то крик твой будет услышан лишь ветром. И только пепел и песок станут внимать твоим словам. Порой накатывало отчаяние… Я выходил на поверхность, с тоской смотрел на мрачные картины, простиравшиеся во все стороны от моего холма и, опустив голову, убирался обратно, в тишину и надежность подвала. Там, занимаясь чем угодно – шитьем ли, рубкой дров, приготовлением пищи, пытался так измотать себя, чтобы уже ни какие мысли не посещали меня, кроме тех, что посвящены только насущным заботам.
Когда становилось совсем невмоготу, я одевался, закидывал за спину свой походный мешок, брал в руки копье и, плотно затворив входное отверстие за собой, отправлялся, куда глаза глядят. Я многое запомнил по своим прежним скитаниям, но с тех пор все изменилось. Пока я находился в убежище, земля еще не раз вздрагивала, старые пропасти сменились свежими, а те, которые я знал – напротив, пропали. Да и невозможно было запомнить все расположение тогда, когда я был полностью поглощен только поисками еды. Кое-что, правда, отложилось – чисто автоматически. Я приходил куда-то, и убеждался в том, что я здесь уже был.
Звериная память говорила об этом. Она так и не пропала во мне окончательно, вместе с теми изменениями, о которых я уже упоминал. Понемногу я стал отваживаться отходить все дальше и дальше – только так можно было надеяться на то, что я кого-нибудь встречу, кому повезло так же, как и мне. Но все было тщетно. Кроме звуков моих шагов да постоянно дующего, порывистого ветра, ничто не нарушало спокойствия и мертвой тишины руин.
На первый взгляд я мог обеспечить себя всем. Город давал такую возможность, и с этим трудно было не согласиться. Но в том-то и дело, что все, что было разбросано среди холмов, уже было надежно упрятано, многократно повторяющимися слоями пепла и песка, сцементировано грязью и залито водой. Увидеть, хоть что ни будь – это уже было довольно проблематично. Все стало очень похоже – один холм сменялся другим, руины продолжались руинами. А устремленный вдаль взгляд натыкался на свинцово-серые тучи, сливающиеся с горизонтом. Впрочем, и сам горизонт располагался не так уж и далеко – всего, какой-то, десяток километров. Смог или пылевая туча, продолжающая висеть над городом, никуда не делась. Нужен был очень сильный ураган, чтобы ее прогнать, или, хотя бы сделать не такой плотной. А, может быть, уже ничто не могло избавить меня от этого нависающего мрака…
Сам выход в город был сопряжен с трудностями именно из-за этого. То дождь, то туман и падающий пепел, мешали правильно ориентироваться. И было очень неприятно и жутко бродить по городу, когда даже мой холм вдруг внезапно пропадал в темноте – я сразу прекращал все свои поиски и устремлялся обратно, страшась больше всего на свете потерять его из виду. Заблудиться в катакомбах можно было проще простого. И, если бы не моя прекрасная зрительная память – это уже могло случиться не раз.
Поражало полнейшее отсутствие зверья. Даже крысы, и те, словно вымерли в одночасье. Ни птиц, ни кошек, ни собак – ничего… Я был один, среди этого мира мертвых… И я искал – долго и упорно. Но что можно было обнаружить, если придерживаться все время расстояния не более километра от холма? Мне нужно было решаться предпринимать дальние походы.