Этот день не отличался ничем, от других, которые могли бы указать на приближение катастрофы. Никто не вещал из многочисленного сонма прорицателей, никто не предсказывал, с сомнительной точностью пророков, заставляющей поверить в их дар. Не раздавалось проповедей, призывающих покаяться и ожидать скорого суда. На самых верхах, как всегда слышались благие призывы и уверения в полной стабильности относительно тех, кто в низу. Все шло своей чередой…

Мне недавно исполнилось сорок лет. Недавно – это летом, за три месяца до начала описываемых событий. В этот город мне уже приходилось приезжать – отсутствие работы в месте постоянного проживания, заставляло искать ее везде, где только можно. Больше всего возможностей предоставлялось в мегаполисе, куда стекались и все умелые руки, и все умные головы. И, разумеется, все крупные деньги. Оставив семью, привыкшую к подобным отлучкам, я проехал в поезде несколько тысяч километров, и к обеду выходил из здания вокзала, держа в руках сумку с рабочей одеждой и другими нужными вещами. На этот раз – я работал в составе бригады – мы договорились встретиться возле городского парка, где недавно построенные офисы крупных банков, напыщенно и грубо оттесняли прочь скромные здания уходящих времен. Там находился и наш офис, один из многих, присутствовавших в массивном сооружении прошлого столетия – наши начальники считали, что это добавляет им респектабельности. Собравшись, все вместе, мы должны были дождаться представителя компании и, получив направление, отправиться на указанный объект.

До сбора оставалось около полутора часов, и я решил пройтись по аллее, закрытой для проезда городского транспорта. Когда я приблизился к ней, то увидел, как с той стороны, которая была скрыта от меня домами, выставлена цепь людей в форме, а неподалеку стояло несколько машин, чья марка сразу указывала на особый статус их владельцев. Все стало ясно – кто-то, из очень важных, решил продемонстрировать свою близость к народу, а так как сам народ следовало допускать в дозах умеренных, то всех, не попавших на эту улицу до приезда гостей, просто-напросто, от нее отсекали. У меня не было никакого желания спорить с представителями властей, да и солнечный день, не смотря на начало ноября, располагал к прогулкам на любой территории. Совсем близко, параллельно аллее, находилась другая улица, и там людей в форме не наблюдалось. Я прошел туда и стал фланировать по ней, осматривая витрины магазинов, присутствующих практически на каждом шагу. Я зашел в один, другой, покачал головой при виде цен, недоступных моему пониманию, – невозможно было понять, как какая-то безделушка, могла стоить ровно в двадцать, а то и тридцать раз больше того, чем она стоила, где ни будь, на окраине. И все из-за того, что она продавалась в таком шикарном бутике…

Следовало возвращаться. Перебросив сумку на плечо, я остановился, чтобы купить газеты в киоске. Пока я выбирал прессу и доставал мелочь, готовясь расплатиться, очень быстро, буквально за несколько минут, испортилась погода. Все заволокло неизвестно откуда набежавшими тучами, сильно потемнело, резко усилился ветер. Прохожие, которых на улице находилось немало, недоуменно посматривали на небо – настолько неожиданно исчезло солнце, только что гревшее землю своими лучами. Некоторые поспешили укрыться от начинающего накрапывать, дождя, прячась под навесами автобусных остановок, другие ускорили свой шаг, а кто-то просто приготовил зонт. Еще больше потемнело. Создалось такое впечатление, что на улице уже вечер. Небо над головами стало свинцовым. Я в сердцах выругался – не хватало еще прийти в контору промокнувшим насквозь! Но некоторых такое изменение погоды только позабавило – проходящая мимо парочка, смеясь и дурачась, декларировала стихи известного поэта, посвященные грядущей буре. Молодой мужчина, одетый очень стильно, брезгливо поморщился, протягивая продавщице цветов – неопрятной и немолодой тетке, у которой была явно видна грязь на ладонях – сложенную вдвое, купюру. Его спутница, для которой предназначался букет, нетерпеливо, и как должное, ожидала, пока цветы переходят из рук в руки. Мимо мчались машины, многие – с зажженными фарами. Одна из них остановилась метрах в десяти от меня, и из нее выбрался лысоватый, полненький и чрезвычайно деловитый пассажир, сразу оттеснивший меня от киоска. Он, почти не глядя, набрал такую охапку газет и журналов, что я усмехнулся – в этом киоске план на сегодняшний день реализован более чем достаточно! Стало немного светлее – загорелись фонари уличного освещения. Видимо, кто-то все же решил, что они не помешают, не смотря на столь раннее время. Дождь все еще никак не начинался, а холодных капель, которые с силой швыряло в лица, стало несколько меньше. Зато еще более усилился ветер, да так, что даже стоять на ногах становилось значительно труднее. Какое-то, смутное, неуловимое чувство тревоги, кольнуло меня, и я, не понимая почему, оторвал глаза от статьи и посмотрел по сторонам.

Что-то носилось, витало в воздухе, создавая впечатление дискомфорта и странного ощущения, которому я не мог найти объяснения – вроде покалывания кончиков пальцев, как при онемении. Хотя, на первый взгляд, все было как обычно, в знакомой суете. Стайка подростков с шумом оккупировала телефонный аппарат, висевший на углу дома, и рьяно обсуждала чей-то необычный наряд, попутно договариваясь о встрече с их абонентом на его квартире. Блестящий, серебристый автомобиль подъехал вплотную к тротуару, из него с шумом и отдышкой выкарабкалась полная сердитая дама, что-то громко и недовольно выговаривающая водителю, оставшемуся за рулем. У проезжающего на другой стороне улицы, троллейбуса, отсоединились токопроводящие уши, и шофер, нисколько не торопясь и не реагируя на сигналы стоявших позади него машин, вышел из кабины и стал развязывать узел веревки. Компания кидал, завлекла очередную жертву и теперь усиленно обрабатывала ее, не замечая ни испортившейся погоды, ни стражей порядка проходящих неподалеку. Впрочем, те словно и не видели их, направляясь куда-то по своим делам.

Я слегка поежился – ветер стал совсем уж пронизывающим, а искусственный мех куртки плохо сохранял тепло. Оставалось дождаться только конца обеденного перерыва в конторе, и я, в который раз посмотрел на часы. На табло азиатской штамповки высветились цифры – 13-27. Эти числа я запомнил навсегда…

Тучи, висевшие над головой и угрожающие нам проливным ливнем, вдруг резко сорвались с места и с немыслимой, чудовищной скоростью, стали уноситься вдаль. Ощущение было такое, словно кто-то невидимый, принялся утаскивать их своей незримой и гигантской рукой. Это выглядело так неожиданно и жутко, что у меня перехватило дыхание… Вместе с тучами, как спущенная с цепи, собака, сорвался ветер… Это был просто ураган, сносивший все и всех на своем пути. Меня ударило внезапным порывом о стену дома, отчего, на пару секунд, у меня потемнело в глазах. Вырванные из рук сумка и перчатки вместе с сорванной шапкой мгновенно исчезли где-то вдали. Куртку раздуло, из-за сорвавшейся молнии, отчего меня еще и протащило по асфальту до ближайшего столба, в который я смог вцепиться, и, лишь поэтому, не оказаться на проезжей части дороги. Поднялась такая невероятная пыль, которой вроде как неоткуда было взяться, что видимость сократилась до предела нескольких метров. И так же неожиданно, как появился, этот бешеный порыв унесся прочь, подхватив с собой тех несчастных, которые, подобно мне, не успели, за что ни будь, ухватиться, чтобы остаться на месте. Кто-то закричал. Я поднял голову – над нами, всего в нескольких метрах, как хищная птица в бреющем полете, промелькнула тень. Сразу раздался вопль ужаса – сорванный с крыши лист металлочерепицы влетел в тот самый киоск, в котором я несколько минут назад выбирал газеты… Он вонзился острым краем прямо в окошко продавца. Откуда-то, из самых глубин подсознания пришло понимание того, что это только начало и самое страшное еще только предстоит. Это ощущение так сильно сдавило мне сердце, что я, задыхаясь от боли, упал на колени и протянул перед собой руки, словно пытаясь защититься от неизбежного конца. Резко, в одно мгновение, все залила волна слепящего света. Все стало очень отчетливым, стало просматриваться без малейших усилий то, что находилось очень далеко отсюда… и сразу за этим светом резануло – вот Оно! Началось!

Дико, невыносимо заболела голова, ноги подкосились сами собой, и я упал ничком на жесткую поверхность, потеряв возможность что-либо понимать. Казалось, еще пару секунд, и череп разлетится в клочья – словно мозги в нем закипели от жуткого давления и стали рваться наружу, выдавливая сдерживающие их кости. Подростки, возле дома, буквально повалились друг на друга, женщина рядом с машиной упала на капот и сползла по нему вниз. У нее открылся рот, и из него хлынула густая, темная кровь. Водитель троллейбуса, успевший подняться на крышу, отпустил канат и в следующее мгновение сорвался вниз, вонзившись головой прямо в асфальт… Наверное, многие кричали, но я ничего не слышал, заполненный собственной болью до отказа. Машины на дороге начали петлять, одна за другой влетая на встречные полосы, на тротуары, врезаясь и тараня все подряд – стены домов, столбы, встречные автомобили и людей, во множестве застывших по обе стороны дороги. В какой-то момент, я упал прямо в грязь между колес автомобиля, на бурую жижу из снега, земли, окурков и дорожной соли. От удара я разбил лицо в кровь, глаза залепило всем этим месивом, и я, на несколько секунд, потерял ощущение реальности. Когда боль исчезла, я осознал, что судорожно держусь за какие-то трубки на днище машины. Одежда вся пропиталась водой и отяжелела, став холодной и скользкой. Я выбрался наружу.

Вокруг царил полный хаос. Горели столкнувшиеся автомобили, все было усеяно битым стеклом, слышались надрывные крики о помощи. Кто-то завизжал прямо над самым ухом. Я обернулся и увидел то, что осталось от звонивших подростков – двое из них, с неестественно вывернутыми конечностями, разметались на асфальте. Одна из девушек с ужасом, дрожащими руками, пыталась запихать внутрь вываливающиеся из распоротого живота внутренности. Парень, держащий трубку в руках, был вдавлен и размазан по стене дома бампером огромного джипа. Крыши у машины не было, ее, словно начисто, снесло вместе с головой того, кто находился в тот момент за рулем…

Практически отовсюду слышался многоголосый, отчаянный вопль. Собрав все свои силы, я поднялся и посмотрел туда, куда устремились глаза всех, кто находился поблизости. С дальней оконечности улицы, на нас неслась темная масса, словно земля вдруг ожила и решила встряхнуть плечами, освобождаясь от скопившейся на ней поросли зданий, возведенных людьми, а заодно – и от самих людей… Более всего это походило на волну, как если бы под ногами не находилось твердой поверхности. Громадные дома, высотой до нескольких десятков этажей, как бы резко приподнялись вверх и так же быстро опустились обратно, сразу покосившись, а кое-где и столкнувшись, своими вершинами. По ним змеились быстро увеличивающиеся трещины и они, с раздирающим души грохотом, начали обрушиваться, погребая под обломками тысячи находящихся в них людей. Волна домчалась до нас, и я словно взлетел на кромке лопнувшего по всем швам тротуара, вновь упав на колени и откатившись к стене близко расположенного дома. Еще через пару секунд волна унеслась дальше, а те, кто упал вместе со мной, опустились вниз. Вслед за этим все вокруг потемнело от начавших валиться сверху бетонных плит, кирпичей, кусков штукатурки, обломков мебели и человеческих тел. Угловатая, вывернутая со своего места, плита, рухнула в метре от меня, вонзившись в стонущую девушку своим торцом, превратив ее в бесформенный кусок окровавленного мяса. Брызги крови запятнали меня всего. Плита накренилась в мою сторону и уперлась высоким концом в покосившуюся стену здания, что защитило меня от продолжавших падать обломков. Хватило нескольких коротких мгновений, чтобы от дома осталась только бесформенная куча развалин. Над нею выросло облако пыли, удержавшееся, впрочем, не надолго – его быстро снес бушующий ураган. Несмотря на непрерывный гул, грохот и шум, я расслышал, как с той же стороны, откуда пришла эта волна, донесся свист. Он разрастался, становился все сильнее и, в итоге, перекрыл собою все иные звуки. Я инстинктивно прикрыл ладонями уши и вжался в стену дома. Глаза резануло непонятным свечением, и я прикрыл их, уткнувшись лицом в кладку стены. Но, даже сквозь закрытые веки, зрачки чувствовали это свечение, очень похожее на то, что исходит от сварочной дуги.

Потрясенный случившимся, я просидел так несколько минут, и не заметил, как пропал этот свет и свист. Понимая, что нужно выбраться наружу и, по возможности, помочь тем, кто еще остался в живых, я попытался сдвинуться, и замер, не в силах совладать со своим страхом. Ужас происходящего сковал меня на какое-то время, не давая пошевелиться. Потом пришло отупение, сознание нереальности того, что случилось, и я, вдруг успокоившись, разгреб завал, скопившийся возле моего убежища, и выбрался наружу.

Города больше не было… Ко мне полностью вернулся слух и меня до самых кончиков ногтей и волос пронзил непрерывный, не прекращающийся ни на мгновение, жуткий человеческий вой, в котором смешалось все – и дикая боль, и страх, и непонимание происходящего. Кричало все! Обезумевшие люди проносились мимо меня живыми, горящими факелами, бросались в тающий на глазах снег, пытаясь сбить пожиравшее их пламя. Кто-то поднимал и снова ронял оторванную по локоть руку, не понимая, что это не его рука, а того несчастного, кого разметало минуту назад под кусками крыши, свалившейся вниз. Женщина, скуля и захлебываясь, с дикими и невидящими глазами искала что-то на земле, что было ей нужнее всего именно сейчас… Ребенок, выброшенный из коляски, как в замедленном кино погружался в мутную жижу, образованную грязью и водой, вырвавшейся на поверхность из лопнувших труб. Большой бак с горючим, сорванный с проезжавшего мимо бензовоза, угрожающе накренился, и к нему уже подбиралось пламя, обещая всем мощный взрыв его содержимого. Шофер легковушки, с неестественно вывернутой шеей, намертво ухватился за руль, а сидевший рядом пассажир, с оторванной головой, наклонился к дверце. Его голова валялась неподалеку, и кто-то постоянно пинал и отпихивал ее в сторону – люди продолжали убегать от наступившего кошмара.

Снова стало темно. Я понимал, что это не ночь – с того момента, в который все началось, прошли какие-то считанные минуты. Все застило клубами дыма от повсюду вспыхнувших пожаров. Но, кроме огня, темноту рассеивало и багровое свечение, придающее всему жуткий оттенок. Позже я вспоминал его, как струящийся пламенем свет, через который все представлялось, словно залитым кровью. Я старался не смотреть и прикрывал глаза ладонью. Но не смотреть было невозможно… Земля под ногами, продолжала волноваться, живя своей, разбуженной от вековой спячки жизнью. Приходилось все время выбирать – куда поставить ногу, чтобы этот шаг не оказался последним. Кроме того – с неба летели куски того, что в нормальных условиях, по своей природе, вообще летать не могло. Шифер, стекло, кирпичи, арматура, оторванные конечности… Шальной осколок трубы вскользь задел меня по спине, и я взвыл от боли – куртка не спасла от удара.

Постепенно я перестал что-либо ощущать вообще. Появилось какое-то тупое ожесточение, отключение от всего и бесстрастное фиксирование происходящего, будто бы я был случайным свидетелем, а не полноправным участником этой сцены. Может быть, застывший на некоторое время, разум, оставил мне возможность делать все надлежащие движения в целях собственного спасения и не останавливаться на созерцании иных судеб, в неисчислимых количествах заканчивающихся у меня на глазах. Их были тысячи… Я видел, как с высоты падали человеческие тела и буквально разлетались в куски, после удара о мостовые. Видел, как в трещины в земле, проваливались целые группы, и, ухватившаяся за кромку земли, рука постепенно разжималась, после чего раздавался очередной крик. Пролетающее мимо оконное стекло, как бритвой, раздвоило какую-то полную женщину. Она только успела наклонить голову, что бы посмотреть, что с ней стало – и вся верхняя часть ее туловища рухнула вниз, а ноги их бывшей владелицы, по инерции, сделали шаг, чтобы затем упасть на все остальное… Все сразу залило кровавым фонтаном и засыпало летящей пылью и пеплом.

Кто-то пробегал, а через мгновение исчезал в пламени, или под лавиной падающего дома, кто-то молился, устремив свои просьбы к небесам – а оно отвечало ему обломками зданий, способными раздавить сразу десятки людей. Я падал, вставал, снова падал, а перед глазами мелькали уже не люди – тени, не успевающие обрести плоть. Был только один вой, оглушающий и жуткий, ломавший каждого, кто пытался сохранить хладнокровие. Пылающими комочками упало несколько птиц. Стихия огня настигла их в небе, где им было гораздо легче уцелеть, чем нам – а вслед за ними, переламывая своими лопастями всех, кто не успел увернуться, свалился военный вертолет. Он коснулся тротуара и на месте падения сразу раздался взрыв, скрывший в себе и экипаж, и всех, кто оказался поблизости. Кусок плексигласа от кабины швырнуло рядом со мной, а часть обшивки вертолета вонзилась в стену дома, отхватив у замершего за мной парня клок волос. Он вскрикнул и бросился бежать. Из эпицентра взрыва вылетело несколько фрагментов тел… Какой же это был ужас!

Я замечал, как ломало и скручивало в штопор, массивные, металлические балки, как от фонарей отлетали провода, и они змеями цеплялись за все подряд, мешая людям убегать от быстро возникающих очагов огня. Какое-то время я стоял в неподвижности, возле покосившейся стены одного из зданий, надеясь на то, что оно защитит меня от продолжавших падать сверху предметов. В чем-то я оказался прав, но она не спасала ни от жара, ни от несущихся толп. Раздался еще один взрыв – разорванные газовые трубы соприкоснулись с огнем, и тех, кто, подобно мне, попытался остановиться возле стены, повалило друг на друга. Я понимал, что бежать, собственно, некуда – то, чего мы боялись, происходило везде, на всей территории города. Не было и не могло существовать таких мест, которые способны бы были уберечь жаждущих спасения – ни подвалы, ни случайные укрытия, не помогали никому и лишь становились ловушками и могилами для многих, вверивших им свои жизни.

Но мне везло! Невероятно, немыслимо – но везло! По всем законам, всем примерам того, что видел, я уже не раз должен был разделить участь погибших, или, как минимум, быть, хотя бы, ранен. Но, если не считать многочисленных ушибов и ссадин, со мной ничего серьезного до сих пор еще не произошло. Хотя, еще ничего и не кончилось…