Постепенно до меня стало доходить очевидное. Тех, кто остался в живых, столь мало, и они так далеко отсюда, что на их поиски я могу потратить всю свою жизнь… И еще больнее стало сознание того, что катастрофа неминуемо пронеслась не только здесь. Моя семья… Мы были разделены тысячами километров, преодолеть которые сейчас я бы не смог и за годы странствий. Я успел отвыкнуть от них, почти всегда находясь на работе вдалеке от дома. Возвращение почти всегда становилось праздником – на короткий срок, после которого начиналась новая командировка. Но тогда я хоть знал, что всегда смогу вернуться туда, где меня ждут. А что могло ожидать меня теперь? Ужас, который я пережил, не оставлял надежд ни на что…

Моя болезнь не отступала – но и не усиливалась. Ощущение слабости в членах стало привычным, и я стал подумывать, что это последствия облучения, под которое я когда-то попал. Только я не знал, какого? Одно только воспоминание, ядерного гриба, вознесшегося до облаков, говорило о том, что это более чем реально. А ведь было еще и какое-то свечение – в самом начале. Но, кроме слабости и перепадов температуры, со мною больше ничего не происходило. Я, напротив, заметил, что у меня стало острее зрение. Как бы не было темно – хоть днем, хоть ночью, я настолько привык к этим сумракам, что улавливал малейшие оттенки – и мог безошибочно распознать очень далекие предметы…

Перелом наступил сразу – я проснулся утром и вдруг понял, что болезнь закончилась. Она просто ушла, оставив меня в покое. И в то же утро у меня прорезался зверский аппетит. Я плотно позавтракал, потом, через всего пару часов снова поел – и уже окончательно почувствовал, что силы ко мне вернулись.

Здоровый человек – не больной. Мне стало скучно сидеть в убежище, и я выбрался наружу. Здесь ничего не изменилось – все то же, низко висящее, хмурое и холодное небо. От того тепла, которое продержалось всего пару дней, ничего не осталось. Вновь дул пронизывающий ветер, опять песок и пыль летели в лицо, что напомнило мне о необходимости выходить с повязкой. Я вернулся в тишину и уют подвала.

Заняться мне было нечем – порядок в убежище был наведен еще до болезни и теперь только поддерживался мною. Воду в бочки я наполнил до предела, топливо, для очага, заготовил. И теперь мог смело покидать склад, и идти – куда мне вздумается.

Мои маршруты пролегали в основном на север и восток. Запад и юг оставались неисследованными. Восстанавливая по памяти географию области, я вспомнил, что на юге – но не так уж и близко – должна находится горная цепь, всегда покрытая снегом. До нее было не меньше ста километров, пролегавших по широкой долине. В ней была пара небольших речушек и редкие участки, поросшие зарослями кустарника или деревьев. Ближе к подножию хребта, местность менялась – там начинались леса. Я один только раз был там – когда строил загородный дом для одного из нуворишей. Бригада провела в той местности около месяца, прежде чем мы свернули все работы и не вернулись на постоянную базу возле города. Там было очень красиво… Где-то в горах протекало несколько рек, подпитывающих потом, на равнине, основную, широкую и полноводную, которая недавно пересекала весь город. Видимо, в горах тоже было немало разрушений – раз вода, питавшая реку, пропала совсем.

Вряд ли все могло остаться в том же состоянии, в каком находилось до Того дня… Я хотел посмотреть, что творится там, где ложе реки встречается с областью города. Так же ли, дно остается безводным, или вода вновь стала поступать в него с равнин?

Конечно, идти по битым камням, скрученному железу, тротуарной плитке и прочей мешанине из всего, в придачу со стеклом, обрушенными деревьями и еще много чем – не самая приятная дорога. Но другой у меня, все равно, не имелось. Да и я сам, как-то уже наловчился находить самый оптимальный вариант, и теперь искусно лавировал меж холмов, экономя силы и энергию для дальнего перехода. По моим предположениям, эта разведка могла продлиться не меньше недели.

Я остро жалел что так и не нашел настоящей обуви. Мои самодельные сапоги быстро разлезлись, и мне пришлось шить новые. На этот раз я постарался сделать к ним хоть какую-то подошву – из автомобильной покрышки. Это оказалось чрезвычайно трудно, но результат себя оправдал – я перестал беспокоиться за то, что они постоянно промокают. Но одно приобретение сразу компенсировалось другим – в них ноги стали скользить. И, пока я не догадался обжечь низ ступней, постоянно падал на землю. Лишь после того, как я сделал насечки и слегка оплавил подошвы, ходить стало намного легче.

Мое оружие постоянно было со мной. Топор висел на перевязи, за спиной, вместе с мешком. Копье в руках – я им пользовался как шестом, чтобы перепрыгивать через большие рытвины и ямы. Лезвие, отточенное до острия бритвы, было зачехлено – я не хотел, чтобы оно подвергалось воздействию постоянной сырости. На привалах я доставал точильный камень и наводил на нем острие копья не жалея сил. Той же процедуре подвергались ножи и топор. В конце концов, я так приловчился их точить, что мог теперь составить конкуренцию любому специалисту. Я не разводил больших костров – редко встречающиеся деревья – слишком явный знак того, что топливо следует поберечь. Кто знает, насколько мне его может хватить? Правда, всяческой древесины было в изобилии – я извлекал ее из чего угодно. Но я все же думал и о будущем…

Хорошо было и то, что эти сумерки не превращались в настоящую ночь – тогда бы я вряд ли смог далеко уйти. А так – практически одно и то же состояние, в любое время суток, что утро, что вечер. Я узнавал об их наступлении больше по наручным часам, а зачастую – по внутренним, биологическим. Они развились во мне очень остро, и я почти не ошибался, когда начинал сверять время, угаданное мною, с механизмом. Благо, они работали, не останавливаясь – в отличие от часов, у которых мог закончиться срок использования батареек.

В этот раз я взял и импровизированную палатку – самую плотную ткань, что смог найти среди рулонов на стеллажах. Я пропитал ее клеевым раствором, и теперь надеялся, что это поможет мне не промокать во время ливней, если придется попасть под него там, где негде будет укрыться.

Мое предположение оправдалось – я вышел к берегам на исходе четвертого дня. Быстрее пройти к нему не смог бы никто – а я считал, что передвигаюсь очень скоро. Кроме того, я один раз остановился на пару часов, заинтересовавшись непредвиденной находкой. Пришлось переночевать под естественным укрытием – что это было, нельзя даже описать. Так, навес из перевернутых машин, упавших столбов, шифера и множества грязи над всем этим. В нем я наткнулся на большое количество книг – видимо, их выбросило откуда-то взрывом, и они целыми кипами упали в одно место, образовав насыпь из полок и самих книг. Все верхние были залеплены грязью и почти сгнили. Но, покопавшись внутри кучи, я смог извлечь несколько более или менее целых – и, даже, не с окончательно расплывшимся текстом, на страницах. В основном, это была художественная и учебная литература. Я бы предпочел в этот момент, что ни будь, более подходящее к случаю. Какой ни будь лечебник или учебник по выживанию. Но, к моему сожалению, таких книг среди этих не нашлось, и я выбросил находку обратно. Мне стало неинтересно читать о том, что было или не было с кем-то там, далеко от той реальности, в которой я сейчас находился. Настолько все это сразу оказалось далеко… На всякий случай, я отметил это место – воткнул длинный шест прямо в кучу, решив, что когда ни будь, займусь ею и покопаюсь более основательно. Но в душе я сомневался, понимая, что это обещание вряд ли будет исполнено. Мудрость и логика мыслей, выраженные на этих страницах не подлежали сомнению – но нужны ли были они мне теперь?

Я остановился на возвышении. Нет, здесь ничего не изменилось. Река не восстановилась, и воды в ней не стало больше. Но я не зря проделал этот путь. Приобретение нового знания – тоже, что-то значит. Единственное, что я сделал – добавил к своей карте еще несколько штрихов. Еще одна ночевка на бывшем берегу – и я отправился назад. Переходить на ту сторону реки мне, почему-то, не хотелось…

Возвращение было безрадостным. Я не нашел то, что искал, и с каждым днем мои надежды на встречу с людьми уменьшались… Вернувшись в подвал, я предался унынию. Зачем все, если нет никого? Представить себе, что я действительно последний… нет, это было хуже, чем любой кошмар. Едва прошел один день, одна ночь, которую я провел в подвале, как я снова собрался в поход. Я снова решил пойти на восток. Я уже знал, как выглядит его северная и центральная часть. Оставалось исследовать южную окраину, чтобы иметь четкое представление обо всем, что там находилось. И мне хотелось узнать, как далеко простирается то болото, которое я видел возле провала.

Сборы были недолгими. Оружие, консервы, веревка – я стал брать и ее, после того, как не смог спуститься в одну из трещин, на дне которой меня что-то заинтересовало. Кое-что из аптечки, воду, запасную обувь. Все вместе, мое снаряжение весило прилично, но полагаться на то, что я смогу найти необходимое в странствиях, не приходилось. Слишком часто я убеждался в том, что это неосуществимо. Хоть с грязного и мокрого неба хлопья и стали падать гораздо реже, чем в первые дни, но и того, что уже упало, хватило с избытком, чтобы надежно упрятать все под собой.

Я не стал сразу спускаться ниже – к границам города на юг. Вместо этого я снова прошел уже известным маршрутом, и, лишь отойдя от подвала на расстояние, равное двум дням пути, стал заворачивать южнее. Город закончился внезапно – развалины сменились пластами перевернутой земли. Они были гораздо меньше тех холмов, которые образовались в городе, и со временем могли выровняться и принять более равнинный вид. В этом очень способствовали проливные дожди – они опять зачастили, и мне приходилось прятаться от воды в укрытиях.

Похоже на то, что всю эту землю проборонили гигантским плугом. Иного объяснения я не находил. А затем забыли разровнять… Она простиралась далеко от города, охватывая все его видимые пределы полукольцом. Скорее всего, выйди я сразу на юг, от своего холма, то уперся бы в эту перепаханную пустошь сразу. При достаточно скудном свете было понятно, что подобное должно быть везде. Где-то там, за пределами видимости, должны были находиться горы. Мне даже показалось, что я вижу их снежные шапки – но, сколько я не напрягал глаза, подтверждения этому не нашел. Земля, которая была под моими ногами, не имела того привычного цвета, к которому я привык. Скорее, наоборот. Она стала, чуть ли не желтой, от чего я вначале испытал что-то вроде небольшого шока. Набрав земли, я помял ее в ладонях и убедился что это, все-таки, земля, а не песок – структура почвы не изменилась. Мне стало не по себе – вдруг она вся поражена радиацией и это настолько серьезно, что даже прикосновение к ней может вызвать заболевание? Я сразу разжал пальцы – и она осыпалась к моим ногам.

Что-то заставило меня еще раз нагнуться и набрать горсть. Среди комочков, растиравшихся в ладонях, обнаружилось несколько вкраплений, словно кусочков расплавленного стекла. Они были с неровными закругленными краями. Я вспомнил о том, что нахожусь на востоке, и совсем неподалеку отсюда должны были быть те сопки, где находился ядерный центр. И взрыв, увиденный мною из центра города, произошел именно здесь… Гриб, затмивший собой все, был виден так отчетливо, что забыть такое было просто нельзя…

Я прикинул. Вся сила взрыва оказалась направлена, почему-то, именно не столько на город, сколько в сторону от него. Это было видно даже в те минуты, когда замечать что-либо, было вообще невозможно. Но я заметил – а сейчас вспомнил. Шапка, сорвавшаяся с верхушки атомной ножки, медленно и неудержимо валилась куда-то сюда – в те места, где я сейчас находился. Нет, конечно, она затронула и весь город… особенно воздушной волной. Но, самая смертоносная, лучевая – что, если она сильнее всего проявилась именно здесь? От испуга я еще раз выронил землю… а потом горько усмехнулся. Смерть… Она столько раз была со мной, что я успел к ней привыкнуть. Возможность погибнуть мне предоставлялась неоднократно. Мне пришло в голову и другое – а что, если это излучение и погубило все живое, пока я был в подземелье метро? Все это было непонятно и сложно. Разобраться, не имея никаких специальных знаний, рассуждая с дилетантских точек зрения… Я решил, что если и умру, то не от радиации. В противном случае, это могло случиться со мной уже сотни раз.