Похоже, постройки глубоко уходили под землю – по некоторым признакам это было понятно. Все, что находилось выше уровня земли, было разрушено. А так, как верхние сооружения по всей вероятности достигали как минимум пяти-шести этажей, то эта гора прочно замуровала то, что находилось в ее недрах. И, все же – проход внутрь был. Он заключался в вентиляционном отверстии – его почему-то не придавило, и, если постараться, в него можно было протиснуться.
Я поискал глазами предметы, подходящие для горения – не лезть же туда без света? Мне страстно хотелось узнать, что там может быть. Я надеялся на то, что обнаружу, если не припасы – после склада нужда в них отпала – то, может быть, оружие? Мне никто не угрожал, но как будет в будущем? Предчувствие того, что многое в дальнейшем придется решать не словами, а кровью, заставляло подумать об этом предмете поисков…
А потом, когда я, после узкого отверстия, проник в придавленные подвалы, и увидел то, от чего на некоторое время впал в ступор… я зло и тоскливо рассмеялся.
Пол всего помещения был усеян рассыпавшимися мешками, из которых виднелись стопки перевязанных между собой пачек – их предназначение не могло быть для меня секретом. Купюры – различных видов и достоинства, разных стран и времени… Вещи, более чем употребляемые, в очень недалеком прошлом. Сейчас же пригодные, разве что, только на растопку.
Во мне появился какой-то бес разрушения – я со злорадным смехом и яростью стаскивал эти порванные мешки в одну кучу – а затем, резвясь и одновременно скрежеща зубами, чиркал спичками, старясь вызвать огонь из отсыревшей коробки. Сколько они мне попортили крови… Работа, начавшаяся в шестнадцать неполных лет, вечно тупая и вечно недостаточно оплачиваемая… Отсутствие этих самых бумажек, от количества которых зависело так много. На них нельзя было купить счастья, а их отсутствие делало его и вовсе проблематичным.
Я ненавидел деньги. Их не хватало практически всегда. Из-за них я был вынужден подолгу уезжать из дома, чтобы обеспечить, хоть в какой-то мере, свою семью. И из-за них я оказался в самый ответственный момент так далеко от нее, и теперь не имел ни малейшего понятия о том, что с ними произошло!
А они лежали, покрывая поверхность пыльного пола, хрустящие и мягкие, старые и новенькие, только что отпечатанные – и мятые, перешедшие из рук в руки сотни раз… А еще – мешки с мелочью, тяжелым и грузным ковром рассыпавшиеся на том же месте. Я не колебался – спичка, вспыхнувшая в руках, полетела в сложенную кучу – и через минуту веселый костер покарал это мерило человеческого труда и оценки его достоинств. Я не жалел – пачки летели одна за другой, вмиг покрываясь огненными язычками. В топливо шло все – и наши, и чужие, считающиеся более ценными, чем купюры собственной страны. Я сжигал целые состояния, в прошлом могущие составить чудовищное богатство. Миллионы сгорали в пламени костра – а виновник этого сидел на стопке мешков и грел свои ладони над пламенем, размышляя о том, что содержимое этого хранилища уже никогда и никому не понадобится. Меня это веселило – я тихонько посмеивался, чуть ли не впадая в исступление от того, что получил возможность сделать такое… Но, сколько я не подбрасывал в огонь новых и новых пачек, удовлетворения это не приносило. Они не значили ничего – и это принижало всю значимость происходящего. Они были в моей власти. Впервые, за столько лет унижений и испытаний. Они, в моей – а не наоборот. Можно сколько угодно рассуждать о том, что человек независим – но всего каких-то несколько недель назад я был полностью прикован к тому, чтобы добывать их тяжелым и неблагодарным трудом. Нет, не эти бумажки были виновны – сама система, сделавшая так, что прожить, не имея их, было просто нельзя. Здесь должен был бы гореть тот, кто их придумал. Хотя, если задуматься, это было одно из величайших изобретений человечества… и самых подлых. Ценности, хранившиеся здесь, уже не имели ничего общего с теми, которые на самом деле стали нужны. И, соответственно, толку от них не было никакого. Я поужинал содержимым из банки, подогретой на костре, запил все водой…
– Что, Дар? Сбылась твоя мечта?
Я усмехнулся – вряд ли, во всем мире, еще кто ни будь, имел возможность так погреться…
Вскоре бессмысленные хождения по городу мне надоели – я хотел большего, понимая, что ничего нового среди руин не обнаружу – даже если обойду их по сто раз из конца в конец. Ничего живого в пределах досягаемости моих ног здесь не было. Люди – единственное, что я хотел найти и к чему стремился. Не столько от чувства полнейшего одиночества, сколько от незнания того, что все-таки случилось, и что мне ждать от судьбы в будущем? Но я обманывал сам себя, считая, что смогу жить один… Нет, тоска змеей вползала в мою грудь, не давала свободно дышать, и гнала прочь – куда угодно, только чтобы не видеть этих опостылевших, белых стен.
Город был практически изучен – может быть, за малой частью, куда я не стремился особо попасть. С момента моего падения в пропасть, завершившуюся скитаниями в темноте метрополитена и последующим выходом наружу, прошло уже много времени – если мой календарь был верен, и я не сбился со счета. Ни на востоке – где было огромное болото, ни на западе, вплоть до русла пропавшей реки, я не встретил никого. Север не пропускал – там был провал и от одной только мысли, что туда, не мешало бы, спустится, у меня, всю жизнь панически боявшегося высоты, сжималось сердце от ужаса… Оставался юг – там высились горы, там я рассчитывал на то, мои поиски окажутся более удачными, чем до этого. Там могли быть люди…
А могли и не быть – все зависело от того, удастся ли мне их встретить. И, на сколько дней дороги я смогу унести с собой продуктов, чтобы успеть вернуться назад, к моему подвалу, который так вовремя был найден мною в самые отчаянные дни! Ведь если кому-то повезло, и он уцелел при землетрясениях, пожарах и наводнении – а потом еще и испытал мощь ядерного взрыва – то последующим, не менее тяжким испытанием могло стать испытание голодом… И от этого врага было еще тяжелее спастись…
Я решил пройти по берегу исчезнувшей реки – это была хоть и извилистая, но точная дорога, где не было риска заблудится и не найти обратный путь. От подвала до берегов было три-четыре дня – в зависимости от погоды. Налегке и без груза – это одно, а с мешком и оружием – совершенно другое. Я набил свой походный мешок банками – предпочтительно мясными, так как я решил, что пусть будет их меньше, но они будут питательнее. Из оружия был отложен только большой нож. Подумав, оставил и копье. Оставался один топор. Посаженный на прочную рукоять, он являл собой внушительное оружие, хотя я вовсе не представлял себе, против кого собираюсь его применять.
Вторая ночевка пришлась примерно на середине дороги от подвала. Дойти до русла быстрее не получалось из-за препятствий в виде ям, трещин, и всех опасных участков, которые не давали передвигаться так споро, как хотелось. Решив сократить путь – примерно представляя себе, где нахожусь – я повернул круче на юг. Мне казалось, что если пройти оставшуюся часть пути под углом, я значительно выиграю во времени и уменьшу расстояние, отдалявшее меня от реки. Но, увы, верно говорят, что самые прямые дороги – не самые верные. Проплутав, по незнакомым местам, я уперся в преграду – овраг, образовавшийся не столько от последствия землетрясения, сколько за многие тысячелетия до него. Я находился на вершине – если соотнести ее с той стороной оврага, где я в него уперся. Я зло рассматривал эту преграду – на дне во множестве тлели огни, газы вырывались из-под земли, не давая возможности того, чтобы пересечь овраг по прямой. 0бходить его с юга – бесполезно – он тянулся далеко, и заметно сворачивал к востоку. Ближе к реке меня бы это не сделало. Интереса ради я спустился немного ниже – и сразу почувствовал характерный запах серы, а потом, легкий дурман в голове. Через минуту он превратился в круги перед глазами и сильную боль. Меня затошнило. Я решительно поднялся обратно, и пару часов просто отдыхал, приходя в себя, после ядовитого испарения оврага. Место было гиблое – мне следовало отметить его на карте, когда вернусь…
Я обходил его почти весь день, кляня себя за то, что поддался собственной неосторожности. Ведь я только сейчас вспомнил о том, что уже видел его, когда, в полусумасшедшем состоянии, метался по руинам, в поисках пищи. Вместо того чтобы сократить расстояние, я его увеличил… Спешка всегда могла плохо кончиться, а сломанная нога или вывихнутый палец значили для меня куда больше, чем пара часов, выигранных во времени. Случись что – кто бы мог мне помочь?
В одном месте я наткнулся на танки – было неприятно видеть их здесь, среди развалин, пусть и самих по себе жутковатых, но все же произошедших не в результате военных действий. Они стояли, засыпанные по самые башни. Стволы танков были направлены вниз – что-то очень увесистое упало на них сверху и согнуло сталь орудий. Остался ли экипаж внутри, или успел вылезти наружу – я не стал выяснять. Люки танков были тоже придавлены намертво грудами бетона. Может быть, это произошло после того, как люди успели выйти, а может…
Откуда здесь могли появиться танки? Несколько минут я стоял в растерянности – не связано ли это с тем, что уничтожило и город, и все вокруг? Может быть, военные действия, о которых уже никто не узнает, стремительные и сокрушительные… Но, подумав, отбросил эту мысль, как нелепую – нам никто не угрожал, по крайней мере, столь явно. Да и не вязалось как-то, все происходящее, с ядерной войной – в этом случае было непонятно многое из того, что я видел раньше. Танки могли оказаться здесь случайно – если рядом была воинская часть. Среди руин трудно было понять что-то, что не оставляло бы вопросов, и я, оставив свои раздумья, продолжил путь к реке – благо, до нее уже оставалось совсем немного.
Как назло, опять зачастил дождь. Бесконечная жижа черного и бурого оттенка, оставляющая грязные разводы на моей куртке и мокасинах – я переделал свои меховые сапоги по подобию индейских. Укрывшись под навесом из плит, я стал ждать, пока он утихнет. Дождь временами становился то сильнее, то реже – но не настолько, чтобы продолжать дорогу. Мой взгляд рассеянно блуждал по окрестностям – и упал на ложбину, располагавшуюся прямо передо мной. Там что-то виднелось, похожее на башни, и я заинтересованно поднялся с камня, на котором сидел. Похоже, что здесь тоже произошел провал – типа того, который был на севере. Рухнувшие здания словно находились в чаше, и мне стало интересно узнать, что там такое.
Здесь обрыв был не такой вертикальный, как там, и мне удалось потихоньку спуститься вниз, придерживаясь за торчавшие в земле куски железа и деревьев. Более всего это походило на завод – и я скоро убедился по нескольким надписям на стенах, что не ошибся. Благодаря тому, что вся цепь строений оказалась во впадине, воздушная волна не столь сильно ударила по зданиям, и все разрушения были последствиями той подземной волны, которая прошлась своей гигантской рябью по всему живому. Что-то сохранилось лучше, что-то – хуже. Я рассчитывал найти там, что ни будь – склад готовой одежды, огнестрельное оружие. Я и сам не знал, что меня больше привлекало. Внизу, вблизи, завод оказался очень большим. Мне пришлось прошагать почти три часа по его территории, прежде чем я замкнул круг. На окраинах ничего интересного не наблюдалось – нужно было углубляться во внутрь, туда, где торчали скелеты железобетонных столбов, лучше всего сохранившихся при землетрясении. Несколько цехов ничего нового не принесли – сплошные завалы, ничем не отличающиеся от тех, которые мне попадались в остальной части города. Когда я пробрался в большой корпус и осмотрел его, то решил идти дальше, к реке. И тут опять что-то привлекло меня своим блеском. Пришлось преодолеть несколько десятков метров, прежде чем мне удалось приблизиться к этому месту.
Сверкали тысячи бутылок, вывалившиеся из грузового вагона. Почти все они разбились при падении, но были и такие, которые остались целыми. Их не смог засыпать ни пепел, ни переносимы ветром, песок. Я не мог сдержать улыбки – как раз этот предмет меня интересовал меньше всего! Это были большие, двухлитровые бутылки со спиртом, сделанные в виде объёмного бочонка, с высоким узким горлом и ручкой, за которую было удобно держаться. Я вздохнул – в другой ситуации, от этого добра, может, и была бы польза, но сейчас? Я никогда не злоупотреблял спиртным, и менее всего мне хотелось увлекаться им сейчас. Впрочем, спирт мог пригодиться – хотя бы как топливо, или в медицинских целях. Но нести его с собой – а вес даже одной бутылки был приличным – я не собирался. Посчитав, сколько примерно осталось неразбитых, я решил убрать несколько бутылок в сторону. Это на случай, если придётся возвращаться тем же путем.