Должен покаяться, я не устоял. Видимо, и я давно ее хотел, а ее эротический, хотя и грязноватый рассказ возбудил меня. Разложив ее на полу, я вошел в нее. Это и вправду было чудесно, словно специально для меня приготовленный ужин. Мужчины все же в момент сексуального возбуждения забывают о всех нравственных нормах. И я был нисколько не лучше остальных, а также хуже хороших.

Когда я встал, она лежала, закрыв глаза, и словно прислушивалась к своему телу, к его переживаниям. Потом улыбнулась, а я сказал глупо:

«Будто Адика помянули…»

«Конечно, помянули. А я теперь могу его забыть после тебя».

«Хорошо, – сказал я. – Я пойду, домой пора, а до этого мне в РЭУ надо заглянуть».

«Иди, – она села, одернула платье, чтобы прикрыть голые бедра и колени. – Все же мы полюбили друг друга. Полюбили и простились».

Я вышел, дал моргающему сержанту еще денег и покинул помещение. Мне было совсем не по себе. Повел себя на самом деле не лучше, чем Адик. Даже хуже. Ведь Кларину-то я и в самом деле люблю. Почему время от времени меня несет к чужим кискам? Причем значения я этим связям не придаю, поскольку любви нет. Так ее и у Адика не было. Я похолодел от ужаса и ненависти к себе. Все мы, живущие так, вне любви, просто-напросто нежить. Вот объяснение этого слова. Не кто-то другой, а ты сам. Ведь жизнь все же в любви, а не в сексе. Но стоит ли жить, если ты нежить? Вспомнил вдруг толстовского «Отца Сергия», который не устоял против похотливой девчонки. А потом трудом пытался загладить свою вину перед Богом. Такие туповатые мысли крутились у меня в голове по дороге к РЭУ.

И все же если не жизнь, то существование продолжалось. И за него надо было бороться. Поскольку тем самым устраивал жизнь жене и дочке. И снова маленькое открытие. Очевидно, у женщин есть какое-то свое особое чутье на мужчину. Особенно на мужчину, только что имевшего женщину. Он притягивает их и волнует. Это я вдруг почувствовал в РЭУ, где работали вроде бы одни женщины. Я спросил, могу ли я видеть Мушегяна. Мне ответили, что он взял отгул на три дня.

Я повернулся и пошел к выходу, пробормотав: «Жаль!»

«Мужчина! – вдруг окликнула меня милая кучерявая блондинка. – Подождите минуту. Может, вам телефон его нужен?»

«Люся! – крикнула ее товарка. – Ведь нельзя такое делать без разрешения».

«Но если человеку надо его найти!»

У меня вертелось на языке, что у Мушегяна нет телефона, но я благоразумно промолчал, ожидая номер. И я номер получил.

«Спасибо», – улыбнулся я ей ласкающе-смущенной улыбкой, которая, как я знал, нравится женщинам.

Надо было идти домой. Настроение было подавленное, как всегда бывало еще в прошлом браке, когда возвращался от другой женщины сексуально опустошенным. Было еще опасение, что жена поймет, что произошло, поскольку ощущал себя пропитанным этим чужим запахом. И старый отработанный прием – заговорить зубы. А рассказать на сей раз было что. И Адик, и телефон Мушегяна.

Так я и сделал, начав свою речь прямо в коридоре:

«Все-таки я не зря съездил. Ты помнишь Адика, он, конечно, был негодяй, но теперь он мертв. Эта женщина, что мне звонила, подруга моего детства, девочка с нашего двора. Он завел ее в лес, ну, в Тимирязевский парк, на берег Оленьего озера, там изнасиловал жестоко, а она его за это утопила. Точнее, не утопила, а толкнула его в озеро, где он зацепился за корягу и захлебнулся. А ее в милицию забрали».

«Прямо детектив какой-то. И ты, конечно, поверил! Это она все тебе успела рассказать в милиции? Долго рассказывала?..»

«Кларина, ты что, злишься или ревнуешь?»

«Нет, слушаю тебя. Ты должен как-то семье этого Адика помочь?»