А она продолжала кричать:

«Вам бы лучше разобраться с тем, что творится в РЭУ! Там такие ужасные дела делаются. Их всех можно сразу в тюрьму! А мой отец в этом всем не замешан. Мамой клянусь! Вы бы разобрались как следует, прежде чем на невинного человека нападать!» – кричала она пронзительно.

Надо было продолжать игру в полковника, поэтому я выслушал молча, рассчитывая, что мое молчание заставит ее отвянуть. Она и вправду замолчала. Тогда я сказал очень спокойно:

«Меня не интересуют мелкие жулики. Это дело милиции, можете туда написать. У меня конкретная задача – защитить человека, перед которыми наши органы были виноваты. Передайте вашему отцу, чтобы он собирал вещи и покинул квартиру на Маломосковской. Скажите, что звонил полковник ФСБ Сырокомля».

Она шумно вздохнула:

«А вы не могли бы дать ваш телефон, чтобы отец мог с вами связаться?» – этого я категорически не хотел, не домашний же ей давать! И вообще надо быть осторожнее, чтобы они не смогли определить мой номер. И я ответил жестко:

«Мы своих телефонов не даем. Я все вам сказал».

Откинулся на спинку кресла и облегченно закурил. Хотя ничего не решилось.

Еще оставалась одна идея – милиция.

Но прежде надо было обзвонить друзей. Меня распирала ярость и желание как-то вырваться из заколдованного круга. А без друзей это не сделать. Я придумал, что мы придем к Мушегяну – человек пять – как спецназ. И выкинем его к чертовой матери. Кого звать, кого можно назвать близким другом, что не испугается не очень законных действий? Все уже выросли, в казаки-разбойники давно не играют. И все же три-четыре имени я вспомнил: друг детства Сашка Косицын, архитектор и альпинист, крепкий и здоровый, мы с ним церкви обмеряли в Поветлужье; Женька Трофимов, одноклассник, давший нам с Клариной свою пустую однокомнатную квартиру, первое наше убежище; конечно, Коля Голуб, военный, полковник да еще и мидовец-китаист; Кирилл Тимофеев, который опекал меня в детстве, а теперь профессор на биофаке МГУ; ну и Эрик, как лицо заинтересованное. И я обзвонил всех, рассказав ситуацию. Все согласились, а Коля Голуб добавил, хмыкнув:

«Я в форме приду. Пускай дрожат».

Теперь – милиция. Туда я и отправился.

Лейтенант смотрел на меня подозрительно:

«Зачем вам наряд милиции?»

«Видите ли, в подведомственном вам районе произошло нечто вроде преступления – самозахват жилплощади. Ордер на квартиру получил заслуженный пенсионер, герой испанской войны, а въехать не может, потому что там незаконно живет другой человек».

Он посмотрел на меня напряженно и еще более подозрительно: «Что ты несешь! Какой еще испанской войны? Что-то я такой войны не знаю. Хватит мне лапшу на уши вешать! Ты думай, что болтаешь!»

Я почувствовал, что побледнел от злости:

«Во-первых, прошу мне не тыкать, во-вторых, историю нашей армии и нашей страны надо бы знать!»

Он вскочил:

«Ты сюда пришел – меня учить?! Я с тобой и разговаривать не буду! Иди, пока я тебя в обезьянник не посадил».