Подруга хлопнула его по губам: «Вот поганый язык. Так бы и отрезала!»
Эрик в ответ ухмыляется длинной усмешкой: «А забыла, как мы вместе на каток ходили и я тебя щупал, а сколько раз ты со мной спала, пока после смерти матери к отцу в койку не залезла».
Бывшая подруга Эрнеста, нервно: «Замолчи ты, козел!»
Эрик: «Что было, то было! Да я и с молодой доцентом-бабой, в институте преподавала, трахался, не чета вам. Чистая была такая. Галиной звали, даже кандидат наук. Своему профессору не давала, а мне – пожалуйста. И вроде мужик ничего, издаля его видел. Я думаю, бабам, что погрязнее, хочется. Да ты, Владимир, нормальный, не чистый и не грязный, нормальный, тебя многие хотят. Вон все наши шалавы, только мигни им…»
Мне стало тоскливо.
«А хочешь, и тебе даст, я ее заинтересовал, что есть богатый профессор с трехкомнатной квартирой, а с женой почти в разводе. Договоримся – зайдет. Хочет свою ракушку, все бабы слизистые, как улитки, поэтому и раковины ищут. Как скажешь!»
Тонька тем временем читала молодой шалаве мораль:
«Ты что же за моего мужика ухватилась? У него жена есть, о себе уж умолчу».
«Ну и молчи, что ему со старой дыркой возиться?»
«А ты сколько хренов наменяла?»
«Сколько-нисколько! Все мои!»
«Хрен на хрен менять – только время терять».
Это был ужас! Их много, это большинство!
Воистину прямо по Босху, подумал я: «Сад земных наслаждений». Жить не хочется!
Кларина твердо взяла меня за руку и повела к двери. Мы почти бежали.
Эрика через полгода убили в пьяной драке.
Говорили, что убил мужик из мебельного, вроде бы Витек. Убийца тут же, как говорили, уехал в Калугу к своему дядьке, тамошнему пахану.
Я лежал в гробу, но при этом понимал, что я не мертвый, хотя и не живой. Никакого света и никакого покоя, похоже, я не заслужил. Во всяком случае никто туда (в свет или покой) меня не влек и даже не звал. Я переживал тот смертный сон, которого боялся Гамлет, и странные, страшные, безобразные сновидения копошились в моем мозгу. Я почему-то пошел на похороны Эрика. Выпил, тяжело было на душе. Жизнь казалась диким сном. Потом, пошатываясь, двинулся домой. Это я помнил. Недавние дождевые лужи, прыгающие по ним лягушки, и жабы, и еще какие-то чудища.
Испугавшись, я отпрянул, затем падение, удар головой о рельс, двухчасовое лежание на асфальте под дождем (кто-то все же отодвинул мою голову в сторону от рельса), потом приезд неотложки, грубые руки, заталкивавшие меня в салон санитарной машины, лежание в голом виде на столе в реанимации, врачи, что-то совавшие в мою рану на голове, переставший показывать работу сердца монитор, потому что прекратилась эта самая работа.