Тане до сих пор было не по себе — Лида без труда читала это по ее лицу. А вот ей самой этот тоннель напомнил Метрополию, место, которое она вспоминала хоть и без особой ностальгии, но с благодарностью.

— И ты вот так двадцать лет жила? — почему-то шепотом спросила Таня. — По тоннелям и на работу ходила, и вечером с работы?

— Почти что так, — пожала печами Лида. — Только в жилых секторах Метрополии ремонт получше и протечек поменьше, а главное — там всегда было многолюдно.

— То есть много этих… безго… существ, в общем.

Лида молча кивнула.

***

Закончив рассказ, Лида очень смутилась. Кажется, она увлеклась и слишком долго, сверх всяких приличий, находилась в режиме монолога.

— В общем, все прошло очень хорошо.

— Рада, что тебе нравится в Новокузнецке. По крайней мере, в некоторых его местах, — иронично подытожила Полина.

— Да, здесь красиво. Если бы только не смог…

— Да, что есть, то есть, — заметил Максим Евгеньевич. — Кстати, вы знаете анекдот о пленных красноармейцах?

— Папа, не надо! — не выдержал Гошка. — Все знают. Прекрати.

— Ну что ты, сынок, — урезонила его Полина, — если папе встретился человек, такой как Лида — приезжий из чужих краев и незнакомый с нашим фольклором, разве он сможет сдержаться, — и она бросила на мужа укоризненный взгляд.

— Мне очень интересно, — заверила всех Лидия, готовая искупить свою промашку.

Максим Евгеньевич приободрился и начал свой рассказ:

— Представьте себе… Идет Великая Отечественная, и фашисты взяли в плен группу советских солдат. Отправили их, значит, в концентрационный лагерь и послали на смерть в газовую камеру. Через некоторое время немцы вернулись, чтобы вынести тела, но обнаружили, что один из пленных не погиб, а спокойно сидит и вычесывает вшей. «Почему ты есть еще живой, russisches Schwein[2]? — спросили они. — Это газовая камера, здесь ты должен быть умирать!» «Так я же из Сталинска[3], — ответил красноармеец. — Я к душегубке привычный».

— На этом месте положено смеяться, — подсказала Лидии Полина Шишкова.

Вскоре Гошка с отцом ушли на кухню. Лиде было неловко оставаться наедине с Полиной, и та, словно почувствовав настроение гостьи, сама завела разговор:

— Они у меня настоящие джентльмены, — заметила хозяйка, кивнув в сторону кухни. — Джентльмены в унтах и полушубках. Это и хорошо, и… Они искренне верят, что щадят меня. До заварушки с Метрополией Максим никогда не допускал, чтобы Гошка ходил с ним на одно задание. Либо муж, либо сын. Они думают, что в случае чего мне будет не так больно. Это так трогательно, и так… никчемно! Если нашу страну постигнет крах, они оба пойдут по подрасстрельным статьям о сепаратизме. Кстати, как и ты. Ты когда-нибудь думала об этом?

— Нет, — выдавила из себя опешившая Лида. — Давай я помогу, — и она споро собрала со стола грязные тарелки.