Остаток дня пролетел незаметно. Мы с Аантэ снова ходили на прогулку – хвала Матильде-заступнице, Релия больше не появлялась. Парк был прекрасен; на открытых площадках пестрели клумбы, пышные, круглые, нарядные, словно пирожные. Желтые дорожки змейками уползали в тень. Нагретый солнцем воздух застыл неподвижно, где-то в листве чирикали и посвистывали птицы. Желток, одурев от свободы, носился взад и вперед по дорожкам, временами подныривая мне под руку, чтобы погладила. Аантэ взяла с собой на прогулку пакет из приятно хрустящей коричневой бумаги с очищенными орешками. Желток очень скоро понял, что орешки это вкусно, и постоянно их клянчил, смешно бодая выпуклым лбом этот пакет. К слову, угощение с ладони он собирал очень деликатно, как мне показалось, длинным и липким язычком.

Аантэ разоткровенничалась и рассказала, что она плетет теневые кружева. Мы немедленно пошли смотреть ее работы. Оказалось, что кружева так называются неспроста, они действительно плелись из тонких волокон тени, Аантэ ловко вытягивала нити прямо из воздуха там, где не было солнца. В результате получалось что-то невообразимое. Наверное, она прикладывала к тени еще и свою магию, потому что как еще можно получить совершенно невесомое, но вполне материальное кружево?

Глядя, как я искренне восхищаюсь ее кружевом, Аантэ предложила научить меня. Потом смутилась, вспомнив, что у меня не получится отсутствие света превратить в нити, и тут же пообещала, что сплетет мне особенное кружево, чтобы я могла заказать себе платье для королевского бала.

– Для бала? Ты думаешь, я туда пойду?

Это после того, как меня водили на поводке, а все с интересом смотрели на это зрелище?

– Конечно, пойдете, – невозмутимо ответила Аантэ, которая конечно же вряд ли знала историю моего здесь появления, – вы жена лорда из правящей семьи. Как раз через триницу будет бал.

– Триница – это что?

Девушка отложила свои кружева и принялась загибать пальцы, объясняя. Оказалось, что это три раза по пятнадцать дней. Надеюсь, к тому времени меня не будет в городе Теней.

– Вы всех затмите своим туалетом, – заверяла Аантэ, – я уж сделаю вам такую красоту, что все позеленеют от зависти!

Я совсем не хотела, чтобы Тени зеленели от зависти, но промолчала, больше думая о том, как отсюда убраться. Хотелось верить, что месяц спустя Эрис отпустит меня сам и что не придется придумывать и воплощать план побега.

Ужинала я в одиночестве. Желток утомился за день и тихо дремал на салфетке. Я уложила эшти в ларец, в котором его принесли, закрыла крышкой и поставила на трюмо в спальне. Хотелось верить, что за ночь с ним ничего не случится. А сама… Я не знала, ждать ли мне мужа, а если ждать, то для чего. Но все-таки за окном давно стемнело, я переоделась в чистую сорочку и, усевшись к зеркалу, принялась расчесывать волосы на ночь.

На душе было тоскливо. Неизвестность страшила. Я нервно дергала запутавшиеся пряди, а из головы не шла мысль, что когда-нибудь все это должно закончиться. Мои злоключения. Ведь не может же все это тянуться до самой смерти? Неужели я больше никогда не стану свободной?

Сумрак шевельнулся за моей спиной и я, заметив движение в зеркале, испуганно подскочила. Обернулась и увидела мужа, мрачного, как грозовая туча, все в том же шелковом халате. Даже на расстоянии я почуяла его запах – свежести, леса, свободы.

Я растерянно встала. Сорочка была тонкой, полупрозрачной, но меня снова спасали волосы, плащом падавшие на плечи. Эрис смерил меня мрачным взглядом, стиснул челюсти и, как мне показалось, даже кулаки сжал. Снова злится.

– Иди ложись, – приказал он.

– Эрис…

– Ляг. Просто ляг – и все.

Мне даже показалось, что в его темных глазах полыхнул алый отблеск. Очень зол на меня. Оттого, что ему приходится делать. Оттого, что все у нас так получилось, против воли. Но почему? В библиотеке, днем – что там было?

Я вздохнула и покорно двинулась к постели. Что ж, стоит почаще вспоминать слова матушки о главной добродетели женщины. Когда я проходила мимо Тени, он резким движением перехватил меня за талию, и снова – раз, два, три – неизмеримо длинных мгновения, когда его ладонь лежит на моем животе и я чувствую, как мгновенно леденеет все внутри, как уходит чувствительность.

– Не надо, – попыталась я воспротивиться.