– Замолчи, пожалуйста. Иди ложись.

Он отпустил меня, я добрела до кровати и, забравшись туда, легла на спину и закрыла глаза. Не знаю, что за мысли у него в голове, но, пожалуй, лучше не перечить. Скрипнула кровать под весом мужчины, мне показалось, что я на лице ощущаю его дыхание. Он смотрел на меня, наклонившись низко-низко, но я так и осталась лежать зажмурившись. Кажется, Эрис скрипнул зубами. А затем последовал короткий, отрывистый приказ:

– Ноги раздвинь!

«Зачем ты так?» – взвыла я про себя.

Все это выглядело – да и было – мерзко, грязно. Словно ему было неприятно ко мне прикасаться, но он должен, потому что король приказал. Интересно, фантом тоже делал все через силу?

Чувствуя, что еще немного, и я расплачусь, выполнила требование. Почувствовала, как он задрал мне сорочку повыше, как подсунул под бедра ладонь. Он был тяжелым, мой муж, но – хвала Матильде – все это продолжалось так же недолго, как и в первый раз. И снова я не чувствовала ничего. Разве что больно было в душе и медленно нарастало и увеличивалось раздражение. Как такое может быть, что внешне он настолько красив, но при этом совершенная скотина?

Впрочем, Лора, ты ведь совсем не знала мужчин. Возможно, они такие все. Герцог ле Ферн небось еще и зуботычиной бы наградил. И сапогом пнул бы под ребра – так, для верности.

Когда Эрис откатился в сторону, я быстро одернула сорочку и только тогда открыла глаза. Повернулась к нему, горло сжал спазм. Вот-вот расплачусь от обиды. Наши взгляды встретились, и я вдруг увидела, даже ощутила, что в глубине той тьмы, которая заполняла глаза Аш-исси, – боль и агония. Ему тоже было плохо. Так же, как и мне.

– Если тебе так противно, зачем ты приходишь? – тихо спросила я.

Он сжал губы так, что они побелели. А я вдруг сообразила, что он разделся, остался без халата. Я увидела тугие мышцы, напряженные под бледной кожей. Там, где плоть пронзали крючья, остались багровые страшные рубцы, вечное напоминание о том, что с ним делали люди. Глупо предполагать, что после всего этого он будет хорошо к людям относиться вообще и ко мне в частности.

Но вопрос был задан. Шед молчал, пожирая меня взглядом, а там, в глубине – о-о-о, сколько боли, сколько горечи! Бушующее море, которое грозит смыть и меня, утащить в пучину.

– Мой брат хочет, чтобы я был образцовым мужем, – наконец процедил он, глядя сквозь меня.

– Может быть, твой брат еще будет указывать, в какой позе тебе быть образцовым мужем?

– Может, и будет, – таким был ответ.

– А если твой брат прикажет тебе удавиться или отравиться? Что тогда?

Эрис вдруг улыбнулся. И такой пронзительно-жалкой показалась мне эта улыбка, что, невзирая ни на что, мне вдруг захотелось его как-то приласкать. Прижать голову к груди и гладить по плечам, по спине, по жутким шрамам, пытаясь их разгладить.

– Ты задаешь очень правильные вопросы, жена, – его голос упал до шепота, – но, видишь ли, когда мы присягаем королю на верность, мы не можем не выполнять его требований. И убить моего брата я тоже не могу, скорее клятва убьет меня. А умирать мне тоже не хочется. Десять лет я был практически мертв, мертв благодаря вам, людям, а теперь я хочу немного пожить. Такое вот странное желание.

– Но не я заточила тебя в подземелье замка. Не я тянула из тебя магию. Я всего лишь тебя освободила. А наказываешь ты почему-то меня.

– Ты – человек, которого мне навязали против моего желания, и с этим ничего не поделаешь. Меньше всего мне хотелось иметь дело с людьми, да еще таким образом, как это обустроил мой брат.

Он сел на кровати, спина белела в сумраке. Желание, которое рождалось в душе, меня даже напугало: хотелось обнять его за плечи и… да, утешить. Но я повернулась на бок, чтобы не видеть своего мужа. Снова скрипнула кровать. Он поднялся, чтобы уйти.