«Ну и экземпляр, — подумал я. — Надо держаться от него подальше».

Так вот. Лилия позвонила в субботу. Пригласила на дачу.

За несколько дней стыд совсем забылся. Я даже убедил себя, что всё было не так уж гадко и презрительная усмешка на её губах мне почудилась. А неловкость списал на дурацкий диван. В общем, ехал я к ней с весьма отважными мыслями: второй раз будет лучше, несомненно. Вся известная мне история мужественности подтверждала это.

Всё семейство выстроилось во дворе, у маленькой горбатой машинки. Матушка вспорхнула мне навстречу радостно, будто увидела старого друга. Сам профессор оказался маленьким и округлым, с головой, напоминающей перезрелую дыню. Я ему не понравился. Ну и чёрт с ним. Лилия стояла в сторонке, грызла ногти. Мне показалось, она ещё похудела с нашей встречи. Глаза она густо подвела, от её взгляда исподлобья ко мне вернулось смятение. Второго раза не будет, дураку стало понятно. Тогда зачем?

Всю дорогу я мучился догадками, размышляя над её целями. Лилия молчала рядом. Когда её коленка касалась моей, она чуть заметно отодвигалась. В машине стоял запах свежей выпечки из тёмно-синей проволочной корзинки, которую она не выпускала из рук, а потом и вовсе поставила между нами. Время от времени я ловил пристальный взгляд её отца в зеркале. Говорила только матушка, пересказывала какие-то анекдоты из жизни института, а когда устала — задремала. И вместо её голоса мы стали слушать мотор — с его замираниями, всхлипываниями и подъёмами, а потом — шорох гравия на петлистой загородной дороге. Мог бы включить радио, сердитый индюк.

Дом родителей Лилии казался старым, светлым и просторным. Её отец распахнул дверь, стало слышно, как по комнатам промчался ветер, избавляясь от консервированного летнего воздуха. Матушка вынесла плетёные стулья на веранду.

— Погуляем? — спросила Лилия.

Она отвела меня подальше от дома. Листья яблонь ещё не опали, и нас надёжно укрывал жёлто-багряный палисад. На перевёрнутых дождевых бочках тонко дрожала паутинка. Высоко в небе метались птицы — казалось, небывало тёплая осень спутала их, они и не собирались улетать. Лилия села на большую корягу. Жестом предложила сесть рядом. Сквозь ветви нашего укрытия была видна веранда, головы родителей, первый дым занимающегося костра.

— Он мне позвонил, — сказала Лилия, снова хрипло.

— Ты что, болеешь? — ещё раз уточнил я.

— Немножко, — ответила она и шмыгнула носом. — Я уезжаю к нему.

Всё-таки я был немного разочарован. Понятно, что мне с ней ничего не светило. Да и не так уж она мне нравилась. Но и совсем безразличной не была.

— Мне деньги нужны, — сказала Лилия. — Дай мне денег, а?

Костёр разгорался. Теперь я видел не только дым, но и огонь — весёлые, радостные язычки. Матушка рассмеялась где-то там. Лилия подняла с земли веточку, стала рисовать на земле.

— Вообще-то ты меня тоже использовал, — добавила она. — Но я же не в обиде.

— Так и я на тебя не обижаюсь, — ответил я. — А ты хорошо подумала?

Сказал и тут же пожалел: решит ещё, что мне денег жалко.

— Я дам тебе. Правда, у меня немного, — поторопился уточнить.

Она улыбнулась и тут же закашлялась. Бросила прутик.

— Я подумала очень, очень, очень хорошо, — сказала не своим голосом. — Он всё устроил, квартиру и всё такое. Мне нужны деньги на дорогу. И ещё на кое-какие мелочи.