Колдун снова усмехнулся, и Веста поморщилась от отвращения к этому злобному старику.

– Как ты можешь быть другой, если в тебе течёт моя кровь? Ненависти и злобы в тебе не меньше, я это за версту почуял.

Колдун подошёл к Весте и положил руку ей на плечо. Кольцо на его мизинце сверкнуло бледным светом. Веста вздрогнула от прикосновения, желая тут же сбросить с себя холодную кисть, но тело её будто онемело и всё внутри сжалось от ощущения безысходности. Её сил не хватит. Ей не побороть его.

– Забери назад свою порчу с Елисея, – сказала Веста с ненавистью, – и я сделаю то, что ты просишь – поклонюсь тебе.

Старый колдун и его внучка замерли друг против друга, неуловимая родственная схожесть застыла на их лицах.

– Как же много в тебе злобы! – произнёс колдун и отдёрнул руку от плеча Весты, словно оно обожгло его. – Пусть её будет ещё больше.

Колдун махнул рукой в сторону узкого тёмного коридора.

– Иди, посмотри!

Веста вопросительно взглянула на старика, чувствуя, как слабость уходит из её тела. Ей было душно и неприятно находиться в его доме, где всё пропахло сыростью и тленом. Хотелось поскорее уйти отсюда и никогда больше не возвращаться.

– Иди же! – снова повторил колдун, – Ты познакомилась ещё не со всей родней. Там твой отец.

Веста побледнела, губы её задрожали от волнения. Отец! Никогда в жизни она не назовёт этого мерзавца своим отцом. После того что он сделал с её матерью, он заслуживает лишь одного – смерти. Веста сжала кулаки. Уж с ним-то она справится, отомстит за маму здесь и сейчас…

– Он был жалким слабаком, не оправдавшим ни одной моей надежды. Иди же, посмотри на него. Можешь плюнуть ему в лицо, можешь ударить, а можешь и вовсе убить! Ты же этого хочешь? – колдун посмотрел на Весту странным, немигающим взглядом. – Ему уже всё равно. И мне, признаться, тоже всё равно. После того как он не смог породить мне внука, я его и за сына-то не считаю.

Лицо колдуна не выражало ни единой эмоции, в глазах застыло безразличие. С тяжёлым сердцем Веста прошла по тёмному коридору к комнате отца и остановилась в дверном проёме, опустив голову. Она нервно теребила подол своего платья, закусывала губы. Ей не хотелось заходить, не хотелось видеть его. Но колдун был прав – она должна была выплеснуть на него ту злобу, которая жила в ней с самого рождения.

Веста подняла голову, и глаза её округлились от увиденного…

Он лежал на кровати – худой, жуткий на вид. Это был не человек, это был скелет, обтянутый кожей. Сложно было поверить, что в этом высохшем теле ещё теплилась жизнь. Но он был жив – Веста слышала его шумное, хрипящее дыхание.

Вместо одеяла на умирающем лежало рваное, грязное, дурно пахнущее тряпьё. Веста зажала нос от невыносимого зловония, которым насквозь пропиталась комната. Она медленно подходила к смертному одру человека, который являлся её родителем, и с каждым шагом её бурлящая злоба уменьшалась, опускалась на дно души чёрным осадком.

Остановившись возле мужчины, она замерла на месте, боясь пошевелиться. Было видно, что он мучается от сильной боли, грызущей его изнутри: лицо его застыло напряжённой маской, губы скривились, лоб покрылся испариной.

Веста вынула из кармана вышитый носовой платок и вытерла пот со лба несчастного. Он слабо застонал и прижал тощую руку к груди. Веста приподняла конец одеяла и увидела, что вся грудь мужчины расцарапана, глубокие раны воспалились, покрылись гноем, а чуть ниже из-под рёбер безобразным бугром выступала фиолетово-чёрная опухоль. Это она болела, заставляла его мучиться.

Лоб мужчины снова покрылся каплями, он застонал, впился пальцами в грязную простынь под собой. А когда спазм прошёл, он открыл глаза и долго смотрел на Весту. Спустя минуту лицо его просияло, и он прошептал сухими, потрескавшимися губами:

– Я знал, что когда-нибудь ты узнаешь, как я страдаю, и придёшь ко мне.